– Я? Что нашел? – изумленно поморгал Ленси. – А! Нет… Я не успел. Отвлекли тут…

На мгновение Кристина оглохла и ослепла, не смея до конца поверить в свою удачу, а когда пришла в себя, готова была броситься к Ленси на шею. Но звонок, прогремевший из динамика прямо у них над головами, охладил ее пыл.

Том достал из своей сумки справочник и с виноватым видом протянул ей.

– Том, давай-ка сюда свою домашнюю работу, – неожиданно потребовала Кристина.

– Что? – не понял Ленси и зачем-то спрятал сумку за спину.

– Тетрадь по алгебре давай сюда, говорю. Я посмотрю, что там у тебя не так. У меня сейчас окно.

Таким образом ей хотелось поблагодарить Тома за не проявленное любопытство.

– Правда? – парень расцвел и вытянул тетрадь в зеленой обложке. – Ну, это… спасибо.

– Иди, опаздываешь, – напомнила ему Кристина.

Когда дверь раздевалки за Ленси закрылась, от облегчения она чуть не сползла по стенке на пол. Оглянувшись по сторонам, она убедилась, что рядом никого нет, и раскрыла справочник. Разумеется, между его страницами пряталась фотография Ника Вуда.

Ее репутация спасена!

Кристина почувствовала, что вот-вот разрыдается прямо тут, посреди школьного коридора, напротив мужской раздевалки, но неожиданная мысль, пришедшая ей в голову, моментально высушила подступившие к глазам слезы.

Глядя на свое едва не утраченное сокровище, Кристина вдруг ясно поняла, что все это время просто обманывала саму себя, выдавая желаемое за действительное. Она вернула фотографию и счастливым образом избежала огласки, сплетен и унижения. Конечно, Том не стал бы болтать, он вообще на это не способен. Но даже один молчаливый человек, знающий ее тайну, пугал ее как целый легион закоренелых сплетников.

Хотя дело было вовсе и не в этом… Она вернула себе всего лишь фотографию, а не самого Ника. Ника у нее никогда не было и никогда не будет. И ничего не изменится, ничего…

Что же ей теперь делать? Как жить дальше? Ведь она уже не может без него, просто не может!

Слезы все-таки полились из ее глаз. Сквозь их горькую завесу Кристина увидела приближающуюся Миранду и приготовилась отвечать на вопросы.

А кто даст ответы на вопросы, которые мучают ее саму?

И Кристина затосковала.

Тоска захлестнула ее этим же вечером, затопила всю, целиком, сразу. Кристина сидела в гостиной с родителями после ужина и смотрела на огонь в камине, рассеянно слушая о планах отца по привлечению инвесторов из Чикаго. Она даже не вспоминала о сегодняшнем инциденте со справочником, как вдруг на фоне пламени перед ней возникло лицо Ника и внутри словно что-то оборвалось.

Внезапно.

Рывком.

Очень больно.

Не сказав ни слова, Кристина встала и пошла к себе в комнату. Закрыв дверь на ключ, она бросилась ничком на кровать и заплакала, уткнувшись лицом в подушку, и плакала, пока не заснула прямо в одежде. А на следующее утро вместе с пробуждением к ней впервые пришла боль и ощущение полной безысходности.

Кристина вдруг со всей беспощадной ясностью осознала, что случайных встреч и маленькой фотографии, которой она довольствовалась целый месяц, ей абсолютно недостаточно: ей мучительно не хватало Ника.

Вечерами она все чаще плакала, и дневник ее был исписан неровными строчками, расплывшимися от влаги.

Если раньше она была счастлива даже тем, что украдкой смотрела на Ника, стараясь, чтобы никто этого не заметил, пусть и не находя в себе смелости подойти и заговорить с ним под каким-нибудь предлогом, то теперь это превратилось для нее в изматывающую пытку. И избавиться от мыслей о нем Кристина уже больше не могла: Ник стал для нее самым настоящим наваждением наяву и во сне.

Он не перестал сниться ей, напротив, его образ являлся ей почти каждую ночь. И если бы эти сны были романтическими, с зефирно-розовыми облаками, валентинками, поцелуями и прочей подобной ерундой, которую, должно быть, видит во сне каждая влюбленная девчонка, наверное, Кристина отдыхала бы от своих дневных мучений хотя бы по ночам, и ей все-таки было бы легче.

Теоретически.

Увы, на практике проверить свою теорию о терапии обманчиво сладкими сновидениями она не могла по одной простой непробиваемой причине: ее сны о Нике больше не были радостными. Все чаще она просыпалась в слезах, с усилием вырываясь из очередного липкого и рваного кошмара, где непременно присутствовала она сама и Ник – холодный, мрачный, жестокий. Он ни разу не сказал ей ни слова, и единственно в этом сны ее были похожи на реальность. Как всегда, краем сознания она понимала, что это всего лишь сон, но не находила в себе силы ухватиться за этот тонкий край, подтянуться и выбраться на свободу реальности.

Измученная, Кристина засыпала далеко за полночь, а по утрам титаническим усилием воли заставляла себя встать с постели, мокрой от слез, по стенке плелась в душ, делала вид, что завтракает, и ехала в школу. А там, если и встречала Ника, то чувствовала только новые приступы боли.

Теперь этот человек казался ей таким далеким, таким призрачным, словно его и не было вовсе, словно она сама выдумала его, сидя у себя в комнате на подоконнике. И лишь воспоминания о кратком прикосновении его теплой ладони, когда он помог ей встать при их первой (и, скорее всего, последней) встрече наедине, возвращали ее к жизни и свидетельствовали о том, что Ник Вуд все-таки существовал на самом деле и она не сошла с ума.

На фоне ее душевных переживаний обострилось и общее неприятие Хиллвуда. Ее невыносимо угнетал этот город, ненавистны были люди. Даже с Мирандой она теперь общалась только в школе, предпочитая проводить свободное время дома и никуда не выходить за ворота сада.

Периоды апатии изредка сменялись краткими минутами какой-то болезненной надежды, потом приходил покой, но с каждым разом такие светлые промежутки становились все короче. Настроение ее могло резко поменяться несколько раз за один день, и от таких перепадов скоро устала она сама, не говоря уже о тех, кто ее окружал.

Миранда видела, что с Кристиной творится что-то неладное, но о причине такого ее состояния догадывалась и с расспросами не приставала. Только однажды, когда они сидели вдвоем на скамейке в спортзале и наблюдали, как парни играют в баскетбол, Миранда проследила затравленный взгляд подруги, который следовал за Вудом из одного конца зала в другой, и неуверенно спросила:

– Крис, может, не стоит так мучиться? Чего ты ждешь, а? Когда совсем с катушек слетишь? И так на тебя смотреть тошно.

– Тогда не смотри, – вяло ответила Кристина. – Я, между прочим, ничего и не жду. А ты о чем вообще?

– Не о чем, а о ком, – Миранда выразительно ткнула пальцем в Вуда, который как раз в этот момент подлетел к корзине и забросил великолепный мяч. – И не притворяйся, что у тебя все в порядке и он здесь ни при чем.

– А если даже и так? Если не все в прядке? Кому какое дело? – тем же тоном продолжила Кристина, глядя как Ник подает.

– Мне есть дело! – возмущенно заявила Миранда и потянула подругу за рукав футболки, заставляя оторвать взгляд от баскетбольной площадки и обратить на себя внимание. – Мне! Мне небезразлично, хорошо тебе или плохо, ведь ты моя подруга и ты мне дорога. Сейчас я прекрасно вижу, что тебе плохо. И причину знаю с вероятностью девяносто девять процентов.

– Да? – Кристина моргнула. – Что ж, да здравствует статистика. И в чем, по-твоему, причина?

– Не в чем, а в ком, – повторила Миранда. – Не делай из меня дурочку. Или, может, мне его имя громко назвать? Так это запросто!

– Не надо никого называть, – сдалась Кристина, испугавшись, что Миранда осуществит свою угрозу. – Ладно… Допустим, ты права. И что теперь?

– Теперь надо не вздыхать в углу, а действовать. А то страшно подумать, во что ты превратишься такими темпами. Вон у тебя какие круги под глазами – жуть! И глаза красные все время. Эх, и я хороша! Надо же мне было тебе тогда фотографию его подсунуть!

Она с досадой хлопнула себя по голой коленке и ойкнула.