— Отличный агрегат, Марк, но мне он зачем? — Покрутив пулемет в руках, я вернул его продавцу. — Я же не колхозник или хуторянин, мне от "печенегов" если и отбиваться, то в составе ополчения. А в ополчении на мне "утес" висит, который на райтоповский "зилок" устанавливается. Хотя, знаешь? Купил бы я ручник, просто нравится. Но дорогой он, заррраза! Пятьсот золотом на дороге не валяются!

— Да ну? Вась, а кто в прошлом году банду гонял, а? Вы же тогда вшестером пятнадцать аявриков грохнули которые дальние хутора хотели пощипать? — Марк усмехнулся, вешая ручника на место, после чего сняв и вручив мне в руки чешский пулемет. Трофей, еще со Второй Мировой, и выпущен почти три века назад. — Это полторы сотни, кстати. И отменно работоспособен. Кроме того, я вчера слышал, ты ФН — ФАЛ затрофеил? Так от него магазины на чеха вполне себе идут, евростандарт.

— Марк, ты все пытаешься на мне нажиться. — Я засмеялся, прикладывая антиквариат себе к плечу. После чего вернул пулемет продавцу. — Нет, не возьму. Ему три века, Марк. Пусть он и работоспособен, но он просто древний, как навоз мамонта. Мало ли, пружина сядет, сломается что‑либо — где запчасти искать? Заказывать мастеру штучно — так без штанов останешься. Нет уж, спасибо. Если я и куплю когда‑нибудь себе пулемет — то новенький. А насчет той банды — мы же не виноваты, что они родителей Ромки пощипать захотели? — Я вспомнил ту гопкомпанию из пятнадцати отморозков, и нахмурился. Тогда нам просто чудовищно повезло, бандиты просто не рассчитывали на бортстрелков напороться, ввалились всей толпой во двор. А шестеро стрелков — страшная сила. Тогда мы расстреляли их из пистолетов быстрее, чем они вообще сумели понять, что происходит.

Кстати, левер я купил на деньги, полученные с продажи трофеев, которые мы взяли с той банды. И ПМ я снял с одного из бандитов. А до того с отцовым карабином ходил, не принято в частной жизни носить армейские винтовки. Кстати…

— А это что за игрушка? — Я ткнул пальцем в скромно притулившийся среди мосинок и маузеров карабинчик.

— Это? Это довольно редкая машинка, FR-8, испанцы маузеры перерезали после Второй Мировой под европейскую "семерку". Правда, обойм нет. — Марк вытащил карабинчик из пирамиды, и передал мне. — Тоже на днях пришел. И это, ты про образца сорок четвертого года спрашивал? Тоже есть, нестрелянные, еле сало с них отер. Сорок восьмого года выпуска. Показать?

— Покажь. — Кивнул я, крутя в руках весьма удобный карабинчик. Поворотистый и ухватистый, отменная машинка. И стоит всего тридцатку золотом, кстати. Для охоты на копытных милейшая машинка, похоже. Не хочу отцов "ремингтон" лишний раз по лесу таскать, память все‑таки. И механизм работает, как часики, отлично. Видимо, в неплохих условиях хранился. Все‑таки умели упаковывать товары в прошлые времена, ничего не скажешь.

— Вот, держи. — Вышедший Потапыч брякнул на прилавок пакет с патронами, и положил сверху акт и магазинный чек. — Убери игрушку, пересчитай серебрушки, и распишись. Потом "испанца" долгядишь.

— Угу. — Я на некоторое время занялся прикладной математикой, считая патроны, после чего расписался в ведомости магазина и чеке.

К этому времени рядышком с испанской переделкой маузера лег наш старый армейский карабин. Тоже коротенький, ухватистый и верткий. На северах его почему‑то колчаком называют. Но тут такой момент — "семерка" много мощнее, и останавливающее действие малость серьезнее. Против крупного зверя лучше. Хотя на человека нашей "шестерки" за глаза, да и на большинство зверей, килограмм так до сотни, хватает.

На улице хлопнуло несколько выстрелов из пистолета, грохнул дробовик, часто ударили автоматические винтовки.

— Что за хрень? — Присев ниже окон, спросил я, уже держа в руке пистолет.

— Банк грабят? — Вопросом на вопрос ответил Марк, сидящий рядом со мной, и тоже вытащивший своего кольта, тоже сорок пятого калибра, кстати.

Со звоном осыпалось окно, глухо ударили в стену и стенды с оружием пули. Одна дзинкула в ствол винтовки, и коротко взвизгнула рикошетом.

Я подполз к окошку, и коротко выглянул. Точно, около одного из наших банков стояла пара машин, и с десяток парней и мужиков палили во все стороны, как сумашедшие.

— Держи. — Рядом со мной грохнулся ручник, и короб с лентой. Оказывается, Потапыч успел сползать в подсобку, и притаранить несколько снаряженных коробов со снаряженными патронами лентами для наших ручников. Вот и Марк уже пристегнул короб, и заталкивал ленту в приемник. — Что там?

— Банк грабят, отделение "Городского". Сдурели, что ли? Куда они на машинах уйдут? — Я снова пригнулся, так как в другое окошко влетела очередная порция пуль, сверкающим и звенящим дождем вынеся стекло.

— Вступаем? — Марк тоже мельком глянул в окошко, и тоже пригнулся. Поглядел на нас с Потапычем. — Ну, чего тянем? Как раз позиция отменна, всех в лапшу порубим.

— Только вот погляди в окна банка, Марк. Видишь, девчонки — служащие в полный рост стоят? Мы ведь и их порубим, они на линии огня получаются. — Я зло хлопнул ладонью по полу, и передвинул ручник поудобнее. — Кто бы у них не был за главного — он не идиот. Их разве на отступлении взять можно, когда сваливать будут.

— Тогда готовимся, парни. — Потапыч поудобнее уселся около окошка, предварительно сметя стеклянную крошку в сторону чучелом лисицы. И, прижавшись спиной к кирпичной стене, замер.

А я и Марк принялись наблюдать за действом в притащенные Марком перископы. Блин, удобная штуковина, оказывается, надо себе купить. И кстати!

— А ведь это одержимые, Потапыч. Все до единого. — Я "всмотрелся" в стрелков, а потом просканировал пространство. — И у них около набережной еще есть шестеро, точнее, по самому краю. У них лодки, вот что, они не будут отступать на машинах!!!

— Мать! — Потапыч, пригнувшись, рванул к телефону, и набрал номер полиции. — Алло, дежурный! Это Сил Потапыч, из "Центрального оружейного". Да — да, мы готовы проводить бандитов, но у них девчонки из банка в заложницах. И тут Василий Ромашкин у нас, он говорит, что все бандиты одержимые, плюс у них лодки на центральной набережной. Гоните народ туда. Да, так и есть, им же до набережной всего пятьсот метров!

Ну да, если у них есть с той Синей машины, то вообще все вырисовывается интересно. Но гораздо интереснее, с какого перепуга столько одержимых в одном месте и с одним планом? Нет, то что одержимые частенько живут среди людей нет ничего необычного, как и в том, что они порой творят страшные дела. Но тут минимум двадцать семь человек, одержимых неупокоями. И действуют по одному плану!

— Держи! — Я сунул пулемет Марку, и тоже пробрался до телефона. Бандиты не торопятся, что‑то долго копаются внутри банка, и даже стрелять на улице перестали, разогнав народ по укрытиям. Хотя, минимум четверых убили, я почуял смерти. — Алло, Сара? Ты еще не сменилась? Слушай, тревога первого уровня! Тут в банке одержимые, двадцать семь человек! Они этот банк грабят! Поднимайте всех!

— Василий, я поняла. Поднимаю и вызываю всех инквизиторов. — Голос девчонки из сонно — игривого, которым она ответила, узнав меня, превратился в строго — деловой и сосредоточенный. — Не рискуйте там, под пули не лезьте. Сам знаешь, для одержимых смерть тела неприятна, но не страшна.

— Знаю, Сара, меня хорошо учили. До встречи. — Я положил трубку, и вернулся на свою позицию. Но, похоже, инквизиторы не успеют. Одержимые начали отход.

— Они заложниками прикрываются! — Марк повернулся от своего перископа. — Заведующий банком, два охранника, еще два служащих. Ладно, хоть девок оставили! Они машины завели, сейчас уедут! И ничего не сделать!

Похоже, все остальные тоже думали так, потому что даже около подъехавших машин полиции не было особого шевеления.

— Чтобы их! Вась, что ты задумал? — Потапыч с удивлением поглядел на меня, вычерчивающего ножами на полу пентаграмму с удлиненным верхним лучом.