«Деньги большие, — подумал хозяин, — рыбой и за год не заработаешь».
— Ладно, довезу к святым отцам, — сказал он, сгребая ладонью монеты со стола. — Сети вот только починим.
— Нет! — отрезал путник; голос его прозвучал резко и повелительно. — Нет, тороплюсь я. Завтра святого Ивана славят, да и ветер с полудня нам справный. Вдвоем с бабой справишь дело. Двое ведь вас?
— Двое, — ответил мужик. — Мы–то с Евдокией, с женкой, что хошь справим; хоть баба она, а двух мужиков в нашем деле стоит.
— Ну и с богом, — уже спокойно сказал незнакомец. — Вздымай якорь, и в путь.
Скоро рыбацкая сойма, выйдя из реки и набрав в паруса ветра, пустилась по волнам озера Нево.
От устья Волхова низменный берег озера круто изгибается к северо–западу. Образовав тупой выступ, берега уходят на юг, уступая место большому мелководному заливу. В западном углу мелководья берет свое начало северная красавица Нева.
От беспокойных соседей, шведов, подступы к озеру Нево, откуда шли дороги в Новгород и Заволочье, охраняли две крепости: Орешек в верховье Невы и Карела на западном берегу. В северной части озера, на одном из Валаамских островов, расположился древний монастырь, свято чтимый новгородцами.
Когда путник увидел, что берега стали скрываться из виду, он вышел на палубу. Над озером стояла белая ночь. На западе давно погасли багровые отблески. Хозяин, держась за румпель, что–то напевал однообразное и грустное.
Ветер от юго–востока дул сильный, но ровный.
«Пора», — решил про себя незнакомец. Он подошел к мужику и встал с ним рядом.
— Друг, — негромко сказал он, — дело есть.
Хозяин посмотрел на него невидящим взглядом.
— Чего тебе еще, человече? — будто проснувшись, спросил он. — Идем хорошо, лучше лучшего, завтра вечерять с монахами будешь.
— Вот что, — приблизив свое квадратное лицо к уху хозяина, еще тише сказал незнакомец: — поворачивай–ка на Орешек. Ветер нам и на Орешек гож. Слышь, что говорю?
— Не рядился я на Орешек, — хмуро ответил рыбак.
— Ты не бойся, деньги все тебе останутся, — понял по–своему путник. — А ежели мимо стражи меня провезешь да сыску чтоб не было, тогда, друг, еще столько дам.
— Тебе, видно, и Орешек без надобности. После скажешь на Готланд–остров идти али еще куда.
Незнакомец хлопнул рыбака по плечу:
— Ай, друг, вижу, недаром голову на плечах носишь! Только не на Готланд нам, а в крепость Выборг плыть.
— К свеям?
— Выходит, к ним, друг. Ну что ж, по рукам? Ежели ладно привезешь, все серебро твое! — И незнакомец вынул свой кошелек.
Мужик, навалившись на румпель, подправил по ветру сбившееся судно и долго молчал.
— Зачем тебе к свеям? — спросил он наконец.
— Не твоего ума дело, друг, ну да уж скажу, ладно. Посольником я.
— Посольники своей стражи не боятся. Таких богомолов да посольников наш посадник наказывал вязать да к нему на двор волочь.
Незнакомец хотел было ответить, да не успел.
— Переветник ты! — спокойно смотря ему в лицо, продолжал хозяин. — А кто от своей земли отступится — мертв есть. Я еще давеча приметил, — добавил он, помолчав, — в глазах–то у тебя пусто, значит, нет живой души, плотью и живешь только…
— Молчи! — взорвался незнакомец. — Не твое дело учить! Поворачивай как велено, ну? — И он с угрозой взялся за меч.
— Не больно пугай, не пугливые мы… — ответил мужик. — Евдокия, — громко позвал он, — Евдокия!..
Женщина, закутавшись, дремала у ворота.[35]
— Сейчас, Максимушка, — ответила она сонно. — Разве к правилу время? Рано кабыть…
— Зажги огонь да маши, авось увидит стража–то!.. — приказал мужик. — Ну–к что, взял, богомол? — обернулся он к путнику.
Кровь бросилась в лицо незнакомцу, тело сразу покрылось испариной, взмокло.
— Ах, ты!.. — зарычал он и, вынув меч, взмахнул над головой рыбака. Пот и злоба заволокли ему глаза.
Хозяин, выхватив промысловый нож, словно рысь, кинулся на противника и нанес ему сильный удар в грудь. Нож скользнул по стальному панцирю и выпал из рук. В тот же миг тяжелый меч обрушился на голову мужика.
Тяжело дыша, незнакомец оглянулся, ища глазами Евдокию.
— Баба, не подходи, зарублю!.. — испуганно крикнул он, увидев страшные глаза женщины. — Глянь–кось, шевелится хозяин, дышит… Бери, может, выходишь.
— Живой?! — Евдокия бросилась к мужу и осторожно приложила ухо к груди.
— Сбрось лодку, баба, забирай мужика, гребись к берегу!.. Добрые люди помогут, вылечат.
Евдокия быстро исполнила все, что говорил незнакомец. Схватив могучими ручищами мужа, она осторожно перенесла его к кормовому срезу. Ловким движением баба сбросила лодку на воду и спустилась в нее сама:
— Помоги мужика взять.
Незнакомец молча передал Евдокии тело, в котором едва теплилась жизнь.
Бережно уложив раненого, баба ножом перерезала веревку, которой была привязана лодка, взяла весла.
— Будь ты проклят, злодей! — раздался ее прерывающийся голос.
— Заткни глотку, дура! — крикнул незнакомец и бросил в лодку свой кошелек. — Бери вот!
Евдокия с отвращением, словно что–то нечистое, взяла кошелек и молча швырнула его в озеро.
Оставшись в одиночестве, незнакомец привел судно на курс, крепко привязал веревкой румпель и, присев на низенькие резные перильца, стал думать, как быть.
То, что он наметил сделать раньше, теперь было невозможным. Даже хорошему мореходу было не по силам провести незамеченным судно мимо крепости Орешек и по Неве выйти в море. Пользоваться чьими бы то ни было услугами, а тем более встречаться с пограничной новгородской стражей незнакомец не хотел.
К солнечному восходу, изменив направление, ветер усилился: теперь он задул с востока. Незнакомец умело подправил паруса и, не обращая внимания на жалобный скрип мачт и на волны, то и дело захлестывавшие палубу, повернул руль, направив судно' к западному берегу озера. С попутным ветром сойма быстро набирала скорость и птицей понеслась навстречу каменистым рифам и мелям.
План незнакомца был смел: он решил высадиться на западном берегу озера Нево, южнее крепости Карелы, и дальше на Выборг идти по озерам и рекам.
Молча смотрел незнакомец на рассвирепевшее озеро, а мысли его были далеко.
Иван Калика видит себя десятилетним мальчиком. Вместе с отцом стоят они перед боярином Борецким. Иван слышит прерывающийся голос отца. Он не может разобрать слов, но хорошо знает, что отец продает его, Ивана, за две кадки ржи в навечные холопы боярину Борецкому. Боярин отправил его учиться свейскому языку. Иван попал в услужение к купцу–мореходу из Висби. На большом кургузом паруснике, перевозящем разные товары в города Ганзейского союза, мальчик прошел хорошую мореходную школу и в совершенстве овладел шведским языком. За несколько месяцев до возвращения в Новгород Иван встретил и полюбил девушку — дочь стокгольмского кузнечных дел мастера. Не в счастливый час рассказал Калика боярину Борецкому о своей любви. Упрямый, своенравный боярин на просьбу Ивана Калики разрешить ему привезти девушку в Новгород и жениться на ней ответил грубым отказом и насмешками. Несколько раз Иван умолял боярина, но все напрасно. Так в тоске и страданиях прошло три года. И вот лекарь Миланио, с которым Иван поделился своим горем, предложил ему тайно отвезти письма шведам, обещая хорошие деньги.
— Ты можешь жениться там на своей девушке, — сказал он, — а денег тебе станет надолго.
Иван Калика не смог устоять перед соблазном и согласился.
То, что произошло на судне в эту ночь, потрясло Ивана и заставило усомниться в своей правоте, но отступать было поздно. Он знал — теперь за малейшее ослушание ему грозит смерть.
Наступил день. Судно стремглав неслось навстречу своей гибели. Открылись опасные, окруженные рифами берега. С каждой минутой они становились все ближе и ближе.
Иван Калика тщательно спрятал на груди, под одеждой, завернутые в пергамент письма, привязал котомку за спину и молча ждал.
Когда перед глазами встали пенящиеся и ревущие буруны, Калика твердой рукой направил судно туда, где белая полоса между судном и берегом была уже. Не уменьшая хода, сойма вошла в кипящие волны. Вдруг страшный удар потряс судно, за ним второй, третий…