Зато теперь я вспомнил, кого напомнила мне Валина Шанталь. Всё верно, её — Смерть. Не знаю, почему, и как это стоит трактовать, но сегодня я, пожалуй, не буду забивать себе голову лишними деталями.

— Ну вот что. Тут в одной из камер сидит паренёк. Звать Валентин Звезда. Скоро… Возможно, ночью он совершит самоубийство, притом, думаю, довольно необычное. Но дело не в этом. Я знаю, что тебе становится известно о каждой смерти во всех Мирах: ты же Смерть, в конце концов. Так что, пожалуйста, сообщи мне, как только он окажется возле Истока. Кстати, куда они у вас нынче после этого отправляются?

— В Преддверия Ада, а дальше по Кругам.

— В общем, всё как в старые-добрые времена, — попытался схохмить я. Смерть промолчала. Я пожевал губы: — Ну хорошо. Значит, как только он достигнет Истока, ты мне сообщаешь, любым удобным тебе способом. Хорошо? Не знаю, хочешь, смску скинь, хочешь, позвони… Словом, как угодно, но сообщи. Договорились?

— Да.

Что-то не везёт мне с женщинами…

— Вот и ладно. Всё, можешь быть свободна. Спасибо… за сотрудничество.

— Не за что.

Сказала и вышла из кабинета. Моё боевое настроение тоже куда-то вышло, судя по всему. Не давая себе скукситься, я похлопал себя ладонями по щекам:

— А ну-ка, Герман Сергеич, хорош кисляка давить! У тебя дел невпроворот, вот и давай, действуй. Да живее, живее, мухой! А то нашёл, из-за чего скисать, — из-за очередной юбки, тьфу-ты!

Внезапно вспомнилась Катя — ярким, насыщенным фотоснимком какого-то забытого летнего дня, наверное, похожего на сегодняшний. В груди заныло. Катя была моей единственной любовью — среди людей, конечно. Она умерла вскоре после того, как родился наш сын, Игорёк, который последовал за мамой где-то месяц спустя.

Эта боль — нестерпимая, острая, режущая по живому — была лишь частичкой всей той боли, что довелось пережить мне — древнему Духу, Лорду Гермесу Несокрушимому. Но для человека по имени Герман Сергеевич Кастальский она была куда значительнее. По сравнению с этой болью даже Афган — мой бессмертный кошмар — не казался мне таким невыносимым.

Будь я обычным человеком, подумалось мне, я бы, наверное, однажды тоже покончил с собой, вот как этот парень, который собрался улететь с многоэтажки на Шипиловской. Как я там говорил, про страдания? Чёрт побери, иногда их слишком много. Во всяком случае, для человека.

Но я — не человек. На мне лежит огромная ответственность. Если, не дай Радуга, Искажённый доберётся до Истока раньше, чем я наберу и обучу команду… Кто знает, чем это может обернуться для всех нас, Духов? А для людей?

Так что не время страдать, Кастальский! А, кстати, сколько времени? Без пятнадцати восемь. Пока доеду до банка… Домой, конечно, приеду поздно. Маринка, вне всякого сомнения, будет в ярости — но на то и расчёт. Мне нужно, чтобы она на меня смертельно обиделась, и чтобы завтра души её в квартире не было, во всяком случае, днём.

А потом будет уже всё равно.

Банк — центральное отделение, сегодня мне туда — на Садовнической: ехать полчаса, плюс пробки. По геморройной Каширке не поеду, лучше по Люблинской.  Если не встану у Ставропольской или у Текстильщиков, доеду даже меньше, чем за полчаса. Или уж по Каширке прохватить? Бешеной собаке семь вёрст — не крюк, к тому же полюбуюсь на высотку, откуда завтра прыгать буду. А нет, не полюбуюсь: она же дальше по Шипиловской…

Ладно, чёрт с ним со всем. Как говорится, он сказал «поехали!» и махнул рукой.

…

Доехал я и правда быстро. На Каширку решил не соваться и правильно сделал, хотя клятые светофоры и автолюбители на Люблинской раздражали не меньше. А у меня ещё и машина не сильно «крутая», не «Мерседес» какой-нибудь, и не «БМВ», а всего-то «Ровер-75». Решил, понимаешь, поддержать британского производителя. К тому же на «Роллс-Ройс» или «Бентли» денег всё равно не хватило бы, да и не пристало штатному психологу Зябликовского ОВД на лимузинах раскатывать. А «Ровер» — это и аристократично, и в меру скромно. Зато годовалый, и на спицованных хромированных дисках. Самое то, что надо.

В банке, как водится, встретили приветливо. Оно и понятно: постоянный клиент, к тому же с неплохими накоплениями.

Я вызвал своего менеджера, а когда он вышел, отвёл в сторонку и сказал:

— Я хочу забрать свои активы и закрыть все счета.

Глаза у него округлились:

— Могу ли я узнать причину?

— Вполне, — обронил я небрежно. — Я уезжаю из страны. Насовсем.

— О, вот оно что, — закивал он. — Понимаю. Нам будет вас недоставать, Герман Сергеевич.

— Ну-ну, — улыбнулся я. — Уверен, у вас и без меня работы хватает.

— Что есть, то есть, — ответил он скромно, но тут же опомнился: — А ваша супруга? Она в курсе? Вы ведь понимаете: согласно договору, нам необходимо её письменное согласие.

— Супруга на чемоданах, ждёт-не дождётся отъезда. А согласие — вот оно.

И я протянул ему лист бумаги, испещрённый мелким, торопливым почерком. На нём Марининой рукой было написано о том, что она, Кастальская-Самсонова Марина Анатольевна, даёт своё согласие на закрытие наших активов и счётов. Бумага была заверена нотариусом и содержала в себе все необходимые печати и подписи.

Ознакомившись с документом, менеджер кивнул головой:

— Всё понятно. Хорошо, Герман Сергеевич. В таком случае позвольте проводить вас в хранилище.

— Будьте так любезны.

Он направился по коридору вглубь здания; я последовал за ним. Хорошо всё-таки быть Духом, пришла в голову стыдливая мысль. Не подкопаешься ведь, документ настоящий. Правда, скоро он станет простым листом бумаги. Но это будет потом, а пока у меня есть время.

— Прошу, — менеджер впустил меня в хранилище и встал у двери. Я подошёл к своей ячейке и ввёл десятизначный код. Ячейка открылась, явив миру довольно объёмный кожаный портфель, с виду изрядно старый и потёртый. Именно в нём хранились мои основные накопления.

— Что-нибудь ещё? — спросил менеджер.

— Я хотел закрыть счета.

— Ах да, всё верно, простите. Следуйте за мной.

Мы вышли обратно в холл. Я протянул ему кредитную карту.

— Между прочим, вы могли бы пользоваться ей и за рубежом, — заметил менеджер. — Это карта международного класса.

Я многозначительно улыбнулся:

— Там, куда мы едем, нет ни карт, ни банкоматов.

— О, вот как…

Вопросов он больше не задавал. Ну что ж, и на том спасибо.

— Итак, я закрываю счёт. Напоминаю вам о том, что банк вынужден удержать с вас процент, так как вы закрываете счета раньше срока.

— Да-да, я помню. Всё в порядке. Знаете, иногда обстоятельства просто меняются.

— Конечно. Я понимаю. Вот ваши деньги — 740 тысяч рублей с рублевого счёта. Что касается долларового счёта, как вы предпочитаете его обналичить — в долларах или в рублях?

— Да всё равно. А впрочем, пусть будет в долларах.

— Хорошо, подождите минутку.