На каждой улице, большой или маленькой, всегда дежурили солдаты, поэтому их можно было встретить на каждом шагу. Они ходили по городу небольшими отрядами по шесть-десять человек. Их всегда было много, но такого количества солдат, которые сейчас оцепили площадь, никто еще не видел. Казалось, целая армия собралась, чтобы следить за порядком во время казни. Вокруг толпились и толкались люди, желающие увидеть приговоренного. Блюстителям порядка приходилось сдерживать толпу, прорывающуюся ближе к эшафоту. Особенно много солдат было собралось при входе в главную башню правителя, на балкон которой как раз вышли сын и дочь убитого.

Дочь, ее звали Алира, была очень взволнована. Она нервничала из-за предстоящего собрания старейшин, от результата которого зависела ее дальнейшая судьба. Алире исполнилось тридцать два, и будь она мужчиной, уже завтра заняла бы престол. Но она – девушка и слово имело маленький вес для старейшин, хотя шанс уговорить их все же был. Алира заручилась поддержкой нескольких членов совета и рассчитывала на их помощь. Девушка прошла по дорожке и, поприветствовав народ кивком головы, села в большое кресло, покрытое львиной шкурой. Алира поправила черные густые волосы и положила руки на подлокотники. На ней было длинное фиолетовое платье, строгое, без выреза и рюшей. Украшений тоже не наблюдалось, только на правой руке располагался черный широкий браслет с золотой надписью на древнерунном, означавшей добрую память в веках.

Апинсол, сын бывшего правителя, на удивление спокойно поприветствовал собравшихся и сел в соседнее кресло рядом с сестрой. Он знал свое превосходство. Несмотря на то, что Апинсолу только семнадцать, молодой человек не собирался отступать. Темные волосы были аккуратно уложены и зафиксированы фиолетовым обручем на голове. Одежда юноши представляла собой строгий костюм, также фиолетового цвета, состоящий из брюк и сюртука. На правой руке – черный браслет.

– Не волнуйся, сестра, я не дам тебя в обиду. Убийцы отца будут наказаны, – тихо произнес Апинсол, наклоняясь в сторону девушки, – я об этом позабочусь.

Алира внутренне усмехнулась, пытаясь оставаться внешне спокойной, и, повернув голову к брату, проговорила:

– А я бы, братец, не была так в себе уверена. Еще неизвестно, кто о ком позаботиться. И я сама могу все уладить.

– Не женское это дело – искать наемников, – заметил принц.

– Да?! – протянула Алира и попыталась улыбнуться, но у нее вышла лишь кривая усмешка. – Откуда такая осведомленность?

– Ха, а ты что думала: я до сих пор в кораблики играю? Мои люди давно следят за хозяином этой пешки, – принц качнул головой в сторону карлика, наслаждаясь замешательством сестры.

– Несложно догадаться, что смерть отца была неслучайна. Карлик – лишь самое последнее звено длинной цепи, – проговорила Алира. – Не сомневаюсь, что она ведет наверх. – Девушка повернулась к площади.

Забили барабаны, привлекая к эшафоту всеобщее внимание. Толпа затихла. На эшафот вышел пожилой мужчина в длинном фиолетовом плаще, это был советник правосудия. Развернув свиток, он начал зачитывать обвинительный приговор. Собравшиеся внимательно слушали длинное обвинение, в котором подробно перечислялись действия карлика и все пункты обвинения. Дочитав, мужчина свернул свиток и, подняв его над головой, воскликнул:

– Да будет исполнен приговор правдивого суда верховного правителя Белолисов!

Толпа собравшихся эхом повторила фразу. Снова забили барабаны, только намного быстрее. Карлика вывели на середину эшафота и накинули петлю на шею. Виновный стоял молча, его качало из стороны в сторону словно пьяного. Когда к карлику подошел жрец и спросил о покаянии, тот как будто проснулся и ошеломленно завертел головой.

– Э, я… что… где… – он не мог и слова четко произнести.

– Ты понимаешь, что совершил убийство? – спросил жрец.

– Какое убийство-о-о-о-о? – затянул карлик.

– Он безнадежен, – подытожил жрец, обратившись к советнику, и, повернувшись к обвиняемому, продолжил: – Только смерть искупит твои злодеяния.

– Я ничего не делал, – завопил приговоренный, на что толпа взорвалась возмущенными возгласами.

Жрец посмотрел на советника и отошел в сторону, кивая солдату, стоящему возле карлика. Все произошло молниеносно. Карлик не успел и рта раскрыть, как оказался подвешенным в воздухе. Его тело дрожало и извивалось, ноги искали несуществующую опору. Связанные за спиной руки не могли помочь ему выбраться. Через несколько секунд все закончилось, и тело обмякло.

Толпа взорвалась громкими криками, радуясь, что правосудие свершилось. В это время двое солдат подошли к повешенному и начали снимать тело. Вскоре виселица опустела. На эшафоте остался только жрец, читающий отрывки из «Книги Праведности» и иногда вставляющий свои комментарии к написанному. Окружающие внимательно слушали, кивая, когда жрец говорил о грехе, совершенном карликом. Никто не собирался расходиться, все стояли и слушали. Только одна маленькая женщина медленно пробиралась через толпу. Она была очень бедна, о чем говорили выцветшая дырявая одежда и отсутствие обуви. Голову обматывал шарф, скрывающий лицо. Дойдя до конца площади, женщина-карлик оглянулась, внимательно посмотрела на толпу и вошла в длинный переулок, который заворачивал вправо примерно через двести ярдов. Он был настолько узким, что два человека не смогли бы идти по нему рядом. Пройдя несколько покосившихся, почти одинаковых дверей, она остановилась и постучала в дверь слева. Та открылась почти сразу, как будто женщину здесь давно ждали. Она быстро прошла под рукой швейцара, слегка наклонив голову. И, бросив вслед негромкое: «Здравствуйте», – поспешно проследовала в коридор, а затем в маленькую, плохо освещенную комнату, в углу которой стоял мужчина средних лет. Он был одет в длинный фиолетовый плащ с широкими, спускающимися почти до колен рукавами.

– Заставляешь ждать, карлик, – с пренебрежением проговорил мужчина, не утруждая себя на родовые изменения слова.

– Толпа, государь, еле пробралась, – извинилась женщина, снимая шарф.

– А я думал, прощалась с мужем, – усмехнулся мужчина и подошел ближе, доставая из кармана сверток.

– Он и дома мне надоел, проклятый! Всю жизнь мне покалечил! – завопила женщина. – Я ничуть не жалею, что его повесили.

– Хватит, слышали, – прервал ее мужчина и протянул сверток. – Держи за работу. Никто и никогда не должен ни о чем узнать. Тебе ведь известно, что бывает с теми, кто не умеет держать свои мысли в голове и высказывает их с помощью длинного язычка.

– Им его укорачивают, – женщина схватила сверток и прижала к груди.

– Верно, но в моих силах укоротить тебе не только язык… – сказал мужчина и указал рукой на дверь.

– Не бойтесь, милорд, завтра утром моей семьи не будет в городе, – пообещала женщина и попятилась в сторону выхода, через каждые пару секунд отвешивая поклоны, в знак полной признательности и покорности его милости. – Спасибо, сударь, я очень вам благодарна.

Когда женщина удалилась из комнаты, мужчина медленно направился к стене, где висел старый запылившийся подсвечник. Он затушил свечу двумя пальцами, не снимая перчаток, отчего в воздухе повеяло жженой оленьей кожей. В этот момент появился слуга, открывавший дверь женщине.

– Что прикажете, сударь? – при слове «сударь» он усмехнулся. Подобное обращение употреблялось только в низших слоях. Мужчина стоял за дверью и слышал весь разговор, а потом проводил женщину до двери.

– Зачем ты спрашиваешь о таких пустяках, Ронт? – сказал мужчина и затушил еще одну свечу. – Ты не мальчик и прекрасно знаешь, как все делается. Мы никогда не оставляем свидетелей, даже если они клянутся, что ничего не скажут. Мы прекрасно знаем методы развязывания глупых язычков.

Мужчина в фиолетовом плаще поднял левую бровь и усмехнулся. Из второго кармана он достал похожий сверток и протянул Ронту:

– Это за работу. Я надеюсь, она будет сделана в срок и аккуратно.

– Да, милорд Аттарт, я всегда рад служить вам, – сказал Ронт и взял сверток. – Эту женщину вы видели в последний раз.