Рассмотрим три аспекта византийской стратегии того периода. Прежде всего, это организация рейдов на неприятельскую территорию через проходы в горах Тавра и Антитавра. Особенно удачными они были конце VII столетия, когда Ираклий, брат императора Тиберия Апсимара (698–705), был назначен моностратигом (главнокомандующим) конницы и одержал несколько громких побед, в том числе в ходе успешных глубоких рейдов в Сирию. Второй аспект предусматривал действия в случае, если неприятеля не удавалось остановить на границе (что часто имело место). Тогда территориальные силы должны были беспокоить врага, следуя за ним по пятам и следя за каждым его движением так, чтобы местоположение любой неприятельской части было бы известно. Эта стратегия имела успех благодаря многочисленным маленьким фортам и крепостям, имеющим запасы всего необходимого на случай осады и расположенным на главных путях во внутренние районы Византии.
Такие посты были постоянной помехой любой силе вторжения, они могли остановить рейд или набег, осада их доставляла больше неудобств, чем выгод, и пока они были заняты имперскими гарнизонами, враг всегда мог быть отслежен, принужден к битве или завлечен в засаду.
Третий аспект состоял в создании в конце VIII и в начале IX столетия пограничных округов с собственными войсками. Этих солдат называли клисурархами, и их задачей было оперативное пресечение набегов небольших отрядов, с тем, чтобы свести к минимуму возможный ущерб. Хотя первое свидетельство о них относится к концу VIII в., возможно, что они появились несколько ранее.
ТАКТИКА И ТАКТИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ
В ответ на угрозу вторжения победоносных арабских армий и в свете успешных исламских завоеваний, византийская тактика и стратегия с 640 г. должны были быстро приспособиться к новой ситуации. Факт, что контингенты полевых войск во второй половине VII и в VIII столетиях упоминались как конные армии, предполагает, что легкая конница начала доминировать в пограничных войнах, с их перестрелками, набегами, внезапными ударами и быстрыми отходами. Пехота продолжала играть важную роль в сражениях против арабов в середине VII столетия только потому, что и у них пехота была главным родом войск, но широкое использование верблюдов и лошадей позволяло арабам перебрасывать свои силы намного быстрее, чем большинству их врагов. Возможность ведения мобильной войны дало посаженной на коней арабской пехоте длительное преимущество над ромейской. В то же время пехота продолжала оставаться необходимой, играя важную роль в ряде кампаний и в партизанской войне на восточной границе в конце IX и X в. С этого времени ее роль постоянно снижалась, возможно, вследствие привлечения в пехоту самого бедного и наименее хорошо экипированного контингента из провинции. Все источники истории войн против болгар и арабов в VIII и IX столетиях очень скупы на детали. Все более и более сезонное ведение кампаний и ограниченная вербовка в фемных армиях, вместе с недостатком профессионального обучения и возрастающим дезертирством, обусловили ограничение годности пехоты несением гарнизонной службы и действиями против нерегулярных сил. В битве с неприятельской армией на нее нельзя было бы положиться. Развитие тактики пехоты после первых исламских завоеваний, так же как повсеместное пересаживание пехоты на коней, в полной мере отразило стратегическую ситуацию, в которой оказалась империя.
К концу IX — началу X столетия различия, когда-то существовавшие между лимитанеями и комитатами, полностью исчезли, и в большинстве случаев подразделения получали местные названия, хотя некоторые из ромейских названий полевых частей выжили и применялись впоследствии.
Высший командный состав дифференцировался по роду войск между легкой конницей и пехотой. Только тагмы в Константинополе имели собственную тяжелую кавалерию. В провинциях был создан институт интендантских офицеров, отвечавших за формирование и вооружение частей для полевых армий.
Полевые армии состояли из турм, друнгов и банд. Грубо говоря, это были дивизии, бригады и полки. Только первые и последние из них имели территориальную привязку, и штаб каждой турмы располагался в укрепленном городе или в крепости. Каждая банда дислоцировалась в определенном районе, откуда черпала пополнения и ресурсы. Вторая структура — друнг — всегда оставалась тактической единицей, не имея территориальной идентичности. Каждый дивизионный начальник сидел в городе-крепости и являлся важной фигурой в военной администрации своей фемы. Он отвечал за состояние крепости и укрепленных пунктов в своем округе и за безопасность местного населения и его движимого и недвижимого имущества. Он первым должен был выступить против вторгнувшегося неприятеля и, в случае его большого численного превосходства, запросить помощь у вышестоящей инстанции.
Не существовало прямой зависимости между размерами территории округа и количеством набранных в нем солдат, а дивизии не имели фиксированного штатного состава. Несколько турм могли появиться на поле боя как одно большое соединение. Если фема имела две турмы, то не подразумевалось, что они имели одинаковый численный состав или соответствовали по численности дивизиям другого округа. Большинство фем имели две или три дивизии разного состава. Численность банд колебалась от 50 до 400 человек; поэтому определить численность византийских армий на основе подобных данных — дело довольно непростое.
ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ НА МАРШЕ
Одной из особенностей византийской тактики была привычка к строительству походных лагерей, чтобы защитить армию на враждебной территории. Во всех военных руководствах и комментариях считалось само собой разумеющимся, что армии разбивают укрепленный лагерь всякий раз, когда они должны остановиться. Эти руководства входят в мельчайшие детали процедур выбора, расположения и укрепления лагерной стоянки, включая перечень обязанностей разведчиков и квартирьеров, ответственных за выбор соответствующего местоположения до подхода главных сил. Защищенная позиция, наличие источников воды и фуража для лошадей и вьючных животных были ключевыми требованиями. Трактаты X столетия останавливаются на порядке, в котором различные части должны были ставить палатки, так же как на вопросах выставления пикетов, назначения паролей и т. д.
Лагеря были защищены рвами и частоколами или палисадами, иногда из доступной на месте древесины, иногда из копий солдат. Входы были расположены так, чтобы они прикрывались лучниками и не могли быть захвачены внезапно. Руководства также описывают различные маневры, которые позволили бы войскам выйти из лагеря при нападении врага, или, наоборот, отступать в лагерь, или установить лагерь во время нападения.
Византийский походный лагерь обычно соответствовал римским образцам. Это был правильный прямоугольник, разделенный на четыре сектора дорогами, ведущими ко входам в середине каждой стороны. Этот порядок приведен во всех военных руководствах с VI по X в.
Современники были особенно жестоки по отношению к тем небрежным или неосведомленным военачальникам, которые терпели неудачу из-за плохой организации лагерных стоянок. Некоторые из них установили лагерь, но были не в состоянии защитить его или не позаботились о должном охранении. Другие просто не укрепляли лагерь по незнанию обстановки, или по самонадеянности, и становились жертвами ночной атаки. Такие просчеты являлись более строго наказуемыми, чем неверная тактика на поле битвы, так как не требовали особенного полководческого мастерства.
СРАЖЕНИЕ ПРИ ПЛИСКЕ, 811 Г.
Балканский фронт всегда доставлял особенное беспокойство имперскому правительству в Константинополе. Формально Дунай оставался границей и в 660-е и 700-е гг., хотя в действительности только появление имперской армии могло заставить славянских вождей отступить, и то очень ненадолго (сам Дунай был в значительной степени под византийским контролем, поскольку эту судоходную реку мог патрулировать имперский флот). Однако в 679 г. ситуация обострилась в связи с появлением тюрок-болгар — кочевников, которых прогнали с их родины и пастбищ на Волге пришедшие с востока хазары. Болгары подали прошение императору Константину IV с просьбой об убежище и защите к югу от Дуная на «римской» территории, но получили отказ. Перейдя Дунай самовольно, они были встречены имперской армией под командованием самого Константина. И снова мы должны говорить об упадке дисциплины, недостатках связи и ошибках командования, из-за которых имперская армия была наголову разбита и панически бежала, а болгары на следующие двадцать лет установили свою гегемонию в регионе, подчинив себе славянские и другие местные племена. К 700 г. Болгарское ханство стало важной политической и военной силой, всерьез угрожавшей византийской Фракии, и оставалось таковой еще в течение трех столетий. Император Константин V за двадцать лет провел ряд кампаний на болгарской территории, пытаясь реставрировать там власть империи. Речь уже шла о полном разрушении ханства, но болгары оказали мужественное и упорное сопротивление, явив при этом замечательную способность к возрождению. К концу VIII столетия они еще раз стали серьезной угрозой территориальной целостности империи во Фракии и планам Ирины и Константина VI по возвращении южной и центральной Греции.