Изменения эти принимали разнообразные формы, однако по сути своей отражали развитие конфликта между государством, городами и частными землевладельцами, стремившимися присвоить избыточный продукт, производившийся населением, и неспособностью городов сгладить противоречия между собственной автономностью и требованиями государства и богатых землевладельцев. Существуют свидетельства того, что на востоке до первой половины VII в. многие куриалы (curiales) — члены городских советов или курий — соблюдали свои обязанности перед государством и городом. Являясь крупными землевладельцами и первыми из граждан своих городов, эти куриалы отвечали за поддержание городских сооружений, а также за сбор, учет и поступление в государственную казну всякого рода налогов, доходов и выплат. Однако, поскольку немалая часть советников могла добиться статуса сенаторов в Риме или Константинополе, это освобождало их от указанных обязанностей, и они ложились на плечи менее богатых и привилегированных горожан, которые обладали гораздо меньшими возможностями обеспечивать денежные поступления в казну, тем более что богатая часть общества стремилась уклониться от уплаты налогов с помощью разных хитростей, подкупа, а то и прямого сопротивления властям. Вот почему в IV–V вв. государство должно было все чаще прямо вмешиваться в процесс взимания налогов и организации повинностей. Это делалось, например, путем назначения в города государственных управляющих, путем конфискации муниципальных земель (поскольку получаемая с них рента хотя бы отчасти гарантировала государству необходимые налоговые поступления) и, наконец, назначения сборщиков налогов в каждый район. Городские магистраты еще продолжали выполнять часть фискальных функций, но от сбора основных налогов они, очевидно, были освобождены в правление императора Анастасия (491–518). Это облегчило бремя, лежавшее на городском населении и отчасти способствовало расцвету некоторых восточных городов в VI столетии, но не могло возродить прежней независимости городов-общин.

Все свидетельствует о том, что в начале VII в. благосостояние городов империи ухудшается по сравнению с концом VI в. Однако это не предполагает упадка городской жизни, или же обеднения правящей элиты и землевладельцев, или того, что города хотя бы отчасти утратили роль местных центров ремесла и торговли, Они, конечно, продолжают исполнять роль центров товарообмена и мелкого производства. Похоже, что в городском обществе обращаются столь же внушительные средства, но города имеют теперь существенно более ограниченный доступ к ним. У них изъяли существенную долю земельных владений и доходов от них. В частности, в конце VI в. местные богатеи стремились вкладывать свои состояния в церковные или родственные им сооружения, и важно иметь в виду как изменение характера капиталовложений, так и возможное сокращение их. Кроме того, начиная с IV в. церковь все более начинает конкурировать с городом как потребитель материальных ресурсов. И вне зависимости от того, сколько могли принести отдельные или коллективные пожертвования богатых горожан, компенсировать потери из этого источника едва ли удавалось. Судя по археологическим данным, полученным в первую очередь при исследовании таких позднеримских городских центров, как Эфес, Анкара, Смирна, а также многих городов Балкан и Леванта, наблюдается сокращение населенной части их территории, а также сокращение торговой деятельности. Однако это отнюдь не означало утрату этими городами функций центров товарообмена.

Государство играло важную роль в процессе эволюции города того времени. В III–V вв. правительство вполне осознано пытается «упорядочить» жизнь городов. Многие города, находившиеся в перенаселенных районах, были лишены этого статуса и городских привилегий, другие же, важные для государственной налогово-административной системы, впервые получили их. Подобные деяния никак не были связаны с экономическими интересами и скорее отражали желание императоров располагать системой городских центров, соответствующих потребностям налоговой системы. Значительную часть ликвидированных городов представляли собой населенные пункты, скорее являвшиеся деревнями и прежде представлявшие собой автономные или полуавтономные общины доримских государств, некогда присоединенных к империи. Наделяя подобные поселения городским статусом и, что более важно, предоставляя им налогово-административные полномочия, государство предоставляло таким поселениям возможность продлить свое существование и в то же время усиливало их местное значение, каким бы ни было на деле их экономическое и общественное положение.

Однако в дальнейшем, когда местные социальные верхи уже не могли (или не желали) по тем или иным причинам обеспечивать фискальные функции этих городов, когда государство начинало непосредственно управлять их налоговыми учреждениями, используя куриалов в качестве сборщиков и регистраторов податных сборов, а не гарантов их получения, существование таких городов становилось безразличным для центрального правительства. Идеологическое и символическое значение городов и городской культуры в римском мире, выраженное в некоторых случаях посредством имперского участия в строительстве городов и их возобновлении, означает, что они продолжали играть и важную культурную роль. Важно отметить, что города, связанные с культом местных святых или выполнявшие другую функцию, важную для христианского мира, получали дополнительный шанс на процветание, даже если не располагали нужными экономическими ресурсами.

Последствия военных действии VII в. — вторжений персов и особенно опустошительных походов и нашествий арабов оказались непосильным испытанием для провинциальных городов империи с их традиционной хозяйственной структурой. Огромное большинство прежних городских поселений постепенно сокращается до укрепленного, отвечающего возможностям обороны ядра, способного прокормить лишь весьма ограниченное население, и вмещавшего как местное сельское население, так и местный гарнизон — там, где таковой располагался, вкупе с церковными властями. В отличие от позднеримских городов византийские представляли собой просто огороженные поселения. Общественных городских зданий практически не существовало; государство и церковь вели собственное строительство (церковные сооружения, зернохранилища, городские стены, арсеналы), однако у городов не было собственных ресурсов: они не имели собственных земель, муниципальных доходов, не рассматривались как самостоятельные юридические единицы. Состоятельные местные землевладельцы, конечно, могли вкладывать деньги в городское строительство и, очевидно, делали это, хотя до XI в. мы не имеем прямых свидетельств тому. Но большинство тех, кто желал вкладывать капитал в культурные или социальные начинания, делали свои капиталовложения в развитие Константинополя и имперской системы, которая, после утраты восточных земель, почти полностью отождествлялась с тем же Константинополем. Так называемый «константинопольский» фактор играл существенную роль в обществе средневизантийской поры. Образование в IV в. новой имперской столицы в древнем Византии оказало далеко идущее воздействие на характер перераспределения и обмена товаров в бассейне Эгейского моря и всем Восточном Средиземноморье; в то же самое время развитие императорского двора и сената вместе со всеми общественными, экономическими и административными последствиями оказали подобное воздействие на благосостояние общества. К началу VII в. фокус вложения личного капитала, накопления статуса и престижа все более и более перемещался в Константинополь, позволявший наиболее прямым образом отыскать себе нишу в рамках имперской системы. Возможность исключения из этого правила предоставляли другие крупные городские центры, например Александрия. Однако меняющееся отношение имперской власти к этим городам и покровительство им являлись основными факторами, определявшими масштабы вложения капиталов позднеримской элитой, а следовательно, и объем общественных вложений в провинциальных городах. Утрата восточных провинций Византии и их крупных городов еще более усилила эту роль Константинополя.