Они увидели индейцев и трапперов, усевшихся в кружок и занятых какой-то игрой, и остановились понаблюдать за ними.

Игроки сидели или полулежали вокруг груды различных предметов: бус, рубашек из кожи оленя, бриджей, замшевых рубашек, украшенных бахромой, блузок, кофточек, карманных зеркалец, колокольчиков, головных уборов из перьев, ножей для снятия скальпов, ленточек с бисером, томагавков и шелковых подвязок. Всеобщее внимание сосредоточилось на одном из трапперов, сидевшем, сжав кулаки, и что-то монотонно напевавшем себе под нос. Но вот он неожиданно вознес руки над головой, потом резко завел их за спину и опустил вдоль бедер, ни на секунду не прекращая своего заунывного пения, в то время как остальные, пожирая его жадными взорами, точь-в-точь повторяли каждое его движение, раскачиваясь из стороны в сторону. Так и пели вместе с ним, издавая непрерывный низкий стон, который своей монотонностью доводил всех до гипнотического состояния. Все они выглядели хмельными участниками какого-то непонятного и жуткого религиозного ритуала.

Этот стон был прерван неожиданным громким воплем, когда один из трапперов схватил за запястье молодую женщину и толкнул ее в груду одежды и побрякушек в качестве своей ставки. Она покачнулась и рухнула на колени, а затем стала с полным безразличием ждать, когда мужчина, доводящий весь кружок до экстаза, прекратит свою бесконечную песню.

— О! — закричала Джасинта. — Не позволяйте этого делать! — Она вцепилась ему в руку. — Остановите их!

Он не обратил на ее слова никакого внимания и посмотрел вниз с серьезным и задумчивым выражением лица. Потом слегка усмехнулся и смерил Джасинту презрительным взглядом, оценив ее отношение к происходящему. Он смотрел на нее столь уничижительно, что Джасинта зарделась и поникла головой. Тем временем индейская девушка села рядом с мужчиной, который ее выиграл. Спустя несколько секунд они куда-то удалились.

— Оглядись вокруг, — произнес он. — Все это только подогревает воображение и воодушевляет на необычайные поступки! А через час-другой уже нельзя будет сказать, кто здесь относится к дикарям, а кто — к цивилизованным людям.

— До чего все это отвратительно! — заметила Джасинта больше из чувства долга, нежели по убеждению. Похоже, он понял это и посмотрел на нее сверху вниз, одарив при этом ласковой улыбкой. Она же отвернулась и уставилась в одну точку. «Да я просто пьяна, — промелькнуло в ее голове. — Да, действительно пьяна! Вот-вот начну шататься…»

Куда бы она ни взглянула, все представало перед ней в виде неясных, полустертых контуров. С таким же успехом можно было находиться под водой. Столь же расплывчатыми виделись ей очертания людей, палаток и деревьев. Все вокруг тоже выглядели пьяными. Казалось, глаза у всех смотрят в разные стороны, а лица перекошены. В ушах Джасинты раздался звон, причем настолько сильный, что он заглушил происходящее вокруг. Это принесло странное облегчение. По ее венам поплыл какой-то гул, отдаваясь во всем теле. И она пошла, не чувствуя под собой ног, не обращая ни на что внимания, приятно удивляясь тому, что окружающее ее не интересует. Она словно парила в воздухе, полностью освободившись от костей и мышц.

Единственное, что ощущала Джасинта, это жару.

Ее платье было застегнуто на пуговицы до самого горла, под ним находилось множество нижних юбок и прочего. Непроизвольно вытащив из шляпки булавки, она отвязала вуаль и протянула шляпку проходящей мимо индианке, которая, пробормотав слова благодарности, с радостью приняла подарок и тут же нахлобучила его на свои сальные черные волосы. Джасинта откинула голову и как следует встряхнула ею, желая полностью освободиться от каких бы то ни было мыслей. Что вызвало подозрение — похоже, ей удалось это сделать.

Сейчас она чувствовала себя так, словно все части ее тела свободно парят в воздухе, независимо друг от друга, разлетаясь куда-то в стороны. Если это действительно случилось, ей никогда не найти их. И индейская девушка нацепит на себя то, что от нее останется, как детали ее туалета.

Джасинта облокотилась на его руку и закрыла глаза, ощущая на лице жаркие лучи солнца, настолько нестерпимые, что губы ее начали сохнуть. «О-о-ох! — тяжело вздохнула она. — Да мне какое до всего этого дело? Чего я, собственно, так разволновалась?»

Тут до нее донесся веселый смех Шерри, и Джасинта открыла глаза. Из-за его широченной груди было видно, как Шерри вытащила булавки не только из шляпки, но также из волос, которые роскошной волной раскинулись по ее плечам и спине. Джасинта подняла руки, тоже вынула булавки и тоже распустила волосы.

— Как я рада, что мы приехали сюда! — восклицала Шерри.

— И я тоже! — не сказала, а пропела Джасинта.

Они миновали группу трапперов, сидящих и стоящих на четвереньках, держа по куску сочащегося кровью мяса, которое они с жадностью пожирали. По их бородам и рубахам текли кровь и жир. Джасинта с ужасом увидела эту омерзительную трапезу и тут же отвернулась, чтобы ее не стошнило от отвращения. В этот момент один их едоков, поглощавший колыхающийся кусок сырой печени, отшвырнул его в сторону, с яростным воплем набросился на своего соседа, повалил его наземь, и оба, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, с нечленораздельными выкриками покатились по земле. Вокруг дерущихся начала собираться толпа. Все с остервенелым видом наблюдали за противниками, которые изо всех сил молотили кулаками, кряхтя, смачно ругаясь и брызжа слюной. Все случилось настолько неожиданно, что Джасинта не успела отбежать и оказалась в самом центре потасовки.

Дерущиеся катались по земле. Толпа визжала и улюлюкала от восторга, уподобившись дикому зверью. Внезапно совсем рядом с Джасинтой оказалась Шерри, и они ухватились друг за друга, как утопающие за бревно в океане во время шторма. Затем переглянулись и одновременно спросили:

— Где он?

Тут один из дерущихся издал жуткий крик от боли. Женщины обернулись и увидели, что соперник уселся на поверженного врага верхом и с силой воткнул пальцы ему в глаза. Затем резко повернул пальцы, и глаза несчастного вывалились из глазниц. Какой-то приблудный пес, все время находившийся рядом с драчунами, подкрался к ним совсем близко, но, получив удар сапогом, с жалобным воем отлетел прочь.

Джасинта, оказавшаяся ближе всех к участникам драки, развернулась и, не сдержавшись, изо всех сил ударила сумочкой победителя по голове. Она яростно оскалилась, глаза ее гневно сверкали, ей безумно хотелось убить мерзавца.

Но, похоже, прежде чем траппер осознал, чем его ударили — а ведь этим предметом оказалась маленькая дамская сумочка, совершенно не подходящая для убийства, — он схватил Джасинту за запястье и с силой вывернул его. Потом ее схватил огромный потный бородач, со всего маху прижал Джасинту к своей необъятной груди и впился в нежный рот мокрыми грязными губами. Джасинта почувствовала себя так, будто ее схватил гризли, и стала истерически вырываться из железных объятий, беспомощно размахивая руками. Хрупкой ладошкой она отталкивала огромный подбородок и в конце концов вонзила ногти в щеку обидчика. Он снова поймал тонкую руку, завернул ее за спину и громко расхохотался.

Джасинта ощущала зловонное дыхание, рожденное гнилой пищей и алкоголем. Зловоние, исходящее от бородача, напоминало запах сорной травы, разложившейся в воде. Он начал жадно облизывать лицо и губы Джасинты, словно собирался сожрать ее. Она чуть-чуть раздвинула зубы, его язык угодил ей в рот, и Джасинта стала неистово кусаться, пока не почувствовала соленый вкус крови. Мужчина взревел от боли и отпустил ее, а она, недолго думая, высоко поднятым коленом изо всех сил ударила его в пах. Он заорал и оттолкнул ее с такой силой, что она отлетела на несколько футов и растянулась на животе, едва не перестав дышать от жуткого удара оземь.

Она молча лежала на земле, чувствуя, как по телу пробегают какие-то волны, которые то появляются, то исчезают, то вновь возвращаются. Ей, совершенно беспомощной, оставалось только отдаться на волю этих волн, надеясь на спасение, как на чудо. Спустя несколько секунд пришлось окончательно сдаться, провалившись в какую-то бездонную пропасть.