— Может быть, вы страдаете лунатизмом? — предположил дженераль.

Я понял, на что он намекает — на мою притаившуюся болезнь. Мы спешили в дженеральском лендровере на презентацию к бессмертным, но я настоял свернуть к «Метрополю» и провести опознание, чтобы поставить все точки над «ё».

Дженераль только этого и ждал. Свернули, предъявили мою физиономию метрдотелю, и тот разглядывал меня с таким длительным недоумением, что я вдруг почувствовал себя тем шальным подполковником, который ночью вышивал с девками в нумерах.

— Что он там с ними делал — известно-с,- бормотал метрдотель.- У меня все схвачено, сфотографировано и запротоколировано, но фотографии подполковник порвал, а протоколом, извините, подтерся.

И все же метрдотель меня не опознал, хотя и с какой-то странной формулировкой: — Очень, очень похож, но не он. Точно, не он. Тот помоложе.

Такая точность опознания меня не устраивала.

— А не пригласить ли сюда этих… которые на «бэ»? — неуверенно предложил я.

— А позвать нам сюда «слово неразборчиво»![Блядей. Чего уж там неразборчиво! (Прим. редактора.)] — тут же согласился дженераль, будто того и ждал.

— Кого? Верку, Надьку и Любку? — уточнил метрдотель.

— Вот именно!

Верка, Надька и Любка еще спали после рабочей ночи, но их разбудили и привели — сонных и в призрачных[Призрачных или прозрачных? (Прим. ред.) На выбор. (Прим. автора.)] пеньюарах. Девки тоже долго и с удивлением меня разглядывали и совещались.

— Нет, не он,- сказала Верка.- Этот старенький, а тот молоденький. Этот так не потянет. Тот — герой, а этот — гэ на палочке.

— Наверно, это его панашка? — предположила Надька. — Стыдно стало, наверно. Пришел за сынка расплачиваться. А тот в командировку удрал.

— Наверно. На каждый болт есть своя гайка,- сказала Любка.

— Фотографии куда выбросили? — спросил дженераль у девок.

— Он их порвал, но мы подобрали обрывки и склеили. Каждой на память.

Из пеньюарных рукавов появились склеенные фотографии. Дженераль мельком взглянул, мне не показал и засунул фотографии в карман кителя.

— Я вам потом покажу,- сказал он, заметив мой вопросительный взгляд.

После опознания дженераль был очень задумчив, мне показалось — даже смущен, а тайна этого происшествия раскрылась чуть попозже.

ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА С БЕССМЕРТНЫМИ.

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА.

По дороге к бес смертным (встреча состоялась на отдаленной авиабазе СОС в Сосняках за Окой, дженераль Гу-Син прислал за мной в Шишкин Лес свой походный лендроверджип, а потом и подарил его мне) я мысленно проверял свое генеральское произношение: «Кар-рл у Клар-ры укр-рал кор-раллы, а Клар-pa у Кар-рла укр-рала кларрнет».

Пр-рекрасно! На свою презентацию я явился в полевой форме, как договорились, без лампасов и побрякушек, и был представлен высокому собранию дженералем Гу-Сином: — Вот вам боевой генерал!

«ПРИМ.

Непарламентскую лексику, как и генеральские регалии, я поначалу тоже оставил в Шишкином Лесу, но по мере реализации ПРОГЛОДА обнаружил, что мне иногда не хватает связующих слов на вдохе-выдохе, и возникающие паузы часто мешают верному ЭМОЦИОНАЛЬНОМУ пониманию моих мыслей и распоряжений говоришь, как будто, все правильно, но тебя, как будто, не понимают. Этого никак нельзя было допустить. Но я также заметил, что большинство бессмертных академиков вполне созрело и вышло на нужный мне уровень коммуникативности, а академик Лон Дайк — тот даже был виртуозом игры на этом придыхательном фортепиано. Что ж, я стал использовать свой словарный запас в полном объеме, все меня поняли правильно, и все у нас покатилось славно.» Никто из бессмертных не пришел в смокинге,- пиджаки, свитера и рубашки, кто во что горазд, мне это тоже понравилось. Правда, некоторые, совсем пожилые, были при галстуках, но именно на обладателей этих ошейников я и произвел самое лучшее впечатление.

Другие встретили меня нормально, ровно; третьи — с плохо скрываемой иронией; но нашелся — нашелся! — проницательный человек, который сразу понял всю мою подноготную сущность — все тот же академик Лон Дайк, известный своим скверным желчным характером (в детстве он перенес желтуху), после презентации подошел к дженералю Гу-Сину и, передразнивая мое произношение, высказал все, что он обо мне думает:

— Кого вы к нам пр-ривели?! Во двор-ре тр-рава, на тр-раве др-рова… И этот рыкающий солдафон будет руководить эпохальным научным проектом?! Да это же обыкновенный капрал-от-гауптвахты, а не боевой генерал!

Как он был прав, академик Лон Дайк, царство ему небесное! Как он меня сразу расшифровал! И как это мы с дженералем промахнулись с этим «р»?! Мелочь, а неприятно. С тех пор я уже ни на кого не рычал,- разве что в моменты очень сильной взволнованности, но это другое дело.

Моя презентация в этой ученой конюшне отличалась от представления в конюшне футбольной. Вот имена великих, которыми мне предстояло руководить: академики Тутт, Лоп Дайк, Гор, Капельцыа, Оппергермут, Цукерман, Комап, Хейзенберг, Тирак, Лореисис, Фрепкфорд, Тейяр де Журдеп, Гусочкин (Корову тоже приодели в костюмчик и привели) и другие, другие, другие — за их спинами стояли (хотя и не присутствовали на этой встрече) тысячи, десятки тысяч, целая армия ученых не с такими громкими именами. Тех же, кого я упомянул, дженераль называл «бессмертными академиками», хотя в то время некоторые из них были еще членкорами или даже всего лишь докторами наук; Корова же вообще являлся иепришиваемым к кобыле хвостом; но в неофициозпом смысле все они, конечно, были Бессмертными Академиками, что и подтвердилось после окончания ПРОГЛОДА, иначе и быть не могло.

ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТУ.

Это письмо было отправлено президенту д'Эгроллю обычной электронной почтой — о времена, о нравы! — и, на удивление, оно нашло адресата (сначала легло на стол дженераля ГуСина, а потом было доложено Президенту). Мне дали прочитать те знаменитые шесть или семь страничек, которые теперь сделались историческими. В левом верхнем углу первой страницы стояли две курицелапые резолюции президента д'Эгролля (даю их с переводом).

Первая резолюция, в день прочтения письма:

«В Б Л ЯЩК!» («В ближний ящик!» — т. е., не откладывать в долгий ящик.)

Вторая, на следующий день:

«ДЖ! ВС НЧ НСПЛ ДМЛ ДЛ АРХВЖ! ИЗЧ И ДЛЖ СВ СБР ТЕМПО ВЛСА!» (Дженераль! Всю ночь не спал, думал. Дело архиважное! Изучить и доложить свои соображения в темпе вальса!) Теоретическое обоснование проекта было безошибочным, но, как впоследствии оказалось, неверным. В нашем случае действовала другая теория, и мне еще предстояло привыкнуть к афоризму академика Тутта: «В действительности все обстоит не так, как па самом деле». Не буду приводить здесь полное обоснование ПРОГЛОДА (если бы я знал тогда, что проект полностью соответствует своему прозвищу и даже перекрывает его в жадности), оно подписано всеми вышеперечисленными бессмертниками; последней стояла подпись (с выведением каждой буковки, будто подписывался ученик первого класса) какого-то «А. Гусочкина», и я опять не сразу сообразил, что этот «А. Гусочкин» и есть Толик Корова.

Напомню, что речь в письме шла о красном смещении и о рождении-смерти Вселенной. Начиналось оно знаменитой фразой: «По современным космогоническим представлениям, когда создавалась наша Вселенная, неизбежно возникала и другая, ей равновеликая, но только из антивещества…»

Ну и так далее. Предупреждение академиков было недвусмысленным (я уже писал об этом, повторюсь): на Верхне-Вартовской стороне нашего вселенского пузыря Красное смещение сменилось Фиолетовым, на противоположной Нижней Варте Красное смещение перешло в Инфракрасное. Это может означать только одно: в зоне заполярной Верхней Варты на нашу Вселенную наехала другая Вселенная и выдавливает ее (нас) в неизвестно куда.