- Ладно, чего ты всполошилась-то? – Вадим наблюдал за моей душевной паникой с невозмутимым спокойствием. – Никому, кроме меня это и в голову не пришло, так что не бойся за свою репутацию.

- А…А ты? – Дар речи возвращался ко мне с трудом. – Ты как догадался?

- Интуиция подсказала. Она у меня, говорят, уникальная. К тому же видел, какие вы из школы выходили после того как ночь в мастерской провели.

- И…и ка-какие же? – Ну вот, уже и заикаться начала с перепугу.

- Заторможенные. Будто контузило вас обоих в том кабинете. Особенно по Витальке это было очень заметно. – Он помолчал немного, снова улыбнулся с видимым участием. – Ладно…Расслабься ты…Всё нормально. Рано или поздно между вами это всё равно бы произошло. А такие люди как Виталька обычно ещё сильнее привязываются после секса.

- Он и так, по-моему, слишком сильно ко мне привязан. – Голос мой, пожалуй, чересчур явно выражал сожаление. Канарейка его почувствовал:

- А ты этому не рада?

- Нет, почему… Меня это просто иногда пугает…Слишком сильное у него чувство, и я…

- И ты не готова ответить ему тем же? – Закончил Вадим, чем опять поверг меня в глубочайшее изумление. Вообще, сказать я хотела вовсе не это, однако мысли, признаюсь, текли именно в таком направлении. Я посмотрела на Вадима с откровенным восхищением:

- Послушай, откуда ты так хорошо всё знаешь? Мне кажется, что ты ещё много интересного можешь рассказать обо мне, чего я сама о себе не знаю. Но почему-то не хочешь…Или ждёшь подходящего случая.

Откровение за откровение – Вадиму польстило то, что я ему сказала.

- И чего же ты хочешь от меня услышать?

- Правду.

- Ту, которую ты сама о себе не знаешь?

- Да. Которую ты со стороны видишь лучше, чем я.

Наш диалог выглядел абсурдно. И, тем не менее, я никогда ещё не была такой серьёзной. Что-то подсказывало мне – именно сегодня и сейчас мы с Вадимом можем быть предельно откровенными. И только в этот поздний вечер между нами всё решится окончательно. Тишина нависла над посёлком. Окутанный снежным покрывалом, он теперь выглядел на удивление чистым и опрятным. Куда-то исчез вечный мусор, скрылась под сугробами режущая глаза грязь. И уже не казался мне отвратительным этот тесный мирок под заковыристым названием «Бахчиванджи», и куда приветливей стали серые пятиэтажки, никакие и не безликие вовсе, а очень даже разные. Каждый дом вызывал теперь в моей памяти определённые ассоциации, каждый двор о чём-нибудь да напоминал. Никогда раньше мне не было так интересно жить, никогда я ещё не впитывала в себя каждый свой прожитый миг, бесконечно наслаждаясь всем вокруг и всему вокруг внимая. Я словно заново перерождалась, поменяв место жительства. Сколько же времени прошло с тех пор? Чуть больше месяца…И вот уже нет моего невинного детства. И вот уже серьёзные проблемы забивают мою голову, не слишком ещё готовую для подобных мысленных перегрузок. Я задаю себе кучу вопросов, копаюсь в своих чувствах, мучаюсь сомнениями… Такой ли я была раньше, когда жила в Твери? Кажется, ни тогда, ни теперь я себя толком не знала. И разобраться в своём поведении не могла…

- Ты знаешь, что я тебе скажу, Ксюш. – Голос Вадима, прозвучавший во тьме, показался мне непривычно грустным. – Вы с Виталькой разные люди, это невооружённым глазом видно. Поэтому я тебя и проверял. Не верил, что ты с ним серьёзно.

- Я не давала тебе повода так думать. – Обиженно заметила я. – Виталик самый лучший парень на свете. Он даже лучше тебя. Не обижайся.

- Я знаю. Иначе я бы с ним не дружил.

- Я ему рассказала, как ты переживаешь.

- А он что? – Вадим старался не выдать свою заинтересованность, однако я и без того понимала, что для него значит дружба с Виталиком.

- Он тоже очень переживает, Вадь. И зря ребята его в предательстве обвиняют. Душой он всегда с вами. Просто…

- Просто – что? – Теперь Канарейка уже не смог скрыть жгучего любопытства.

- Шумляев хотел с его помощью тебе отомстить. Предлагал ему вызвать тебя вечером к забору…

Дальше можно было не объяснять, Вадим всё понял, мрачно меня прервал:

- Дурак Шумляев… Виталька никогда на такое не пойдёт, что бы между нами не произошло. Я его знаю. И верю ему больше, чем себе самому.

- Он и не пошёл. – Подтвердила я воодушевлённо. – И остался он с Шумляевым только для того, чтобы помешать ему с тобой расправиться. Для страховки.

- Это значит, вроде шпиона что ли во вражеском тылу? – Вадим усмехнулся. – Мог бы, по крайней мере, нас в известность поставить.

- Вадь, неужели ты не понимаешь, что он обижен? Или ты думаешь, что гордость есть только у тебя одного? Если бы ты хоть раз пересилил себя, вы бы сразу же помирились. Достаточно одного твоего жеста навстречу, чтобы он тебя простил.

- Я не нуждаюсь ни в чьём прощении. – Отрезал Канарейка жёстко и с привычным уже вызовом. Конечно, чего же я ещё от него ожидала? Вызволяя Виталика из вражеского притона, Вадим и так проявил небывалое великодушие. Глупо было бы рассчитывать на большее. И, тем не менее, очень хотелось сделать что-нибудь, положить конец этой бессмысленной ссоре, возникшей из-за моей скромной персоны.

- Так не может всю жизнь продолжаться. – Сказала я, сама не понимая зачем. – Вы нужны друг другу. Разве можно одним махом зачеркнуть восемь лет вашей дружбы?

- Мы её и не зачеркивали, Ксюшка. – Почти ласково возразил мне Канарейка. Как старый дедушка – маленькой, наивной внучке, не понимающей самых простых жизненных истин. – И никто, даже ты, нашу дружбу разбить не в состоянии. Слишком долго она длится. И слишком много мы вместе пережили. Нет такой тайны, которую Виталька обо мне бы не знал. Так же, как и я практически всё о нем знаю. Даже то, о чём никому больше не известно.

Последние слова Вадима заставили меня инстинктивно напрячься – слишком очевидно было, что произнёс он их неспроста, имея в виду что-то конкретное, о чём я подспудно уже догадывалась, хотя и сомневалась. А Вадим продолжал, будто мысли мои читая:

- Вот ты, наверное, удивляешься, почему отец Витальку ненавидит? Конечно, со стороны довольно дико это выглядит. А тебе никогда не приходило в голову, что уважаемый Пал Андреевич никакого отношения к Витальке не имеет?

Несмотря на то, что подобная мысль в голову мне приходила не однажды, услышав это от Канарейки, я испытала легкий шок.

- Как… Как – не имеет? Ты хочешь сказать, что Галина Петровна своему мужу…изменила с кем-то?.. А мне показалось, что Виталик на отца похож…

- Правильно тебе показалось. – Уныло подтвердил Вадим, глядя куда-то в даль и, видимо, испытывая душевную муку от этого признания. – Тётя Галя в молодости в младшего брата Павла Андреевича была влюблена. От него и залетела. Жениться он на ней не захотел – видать, планы на будущее другие были…А Павел Андреевич к ней давно чувства питал. Вот и предложил ей руку и сердце, племянника пообещал своим сыном признать… Тогда, говорят, тётя Галя хорошенькой была, худенькой и стройной. После родов чем-то заболела и разнеслась до необъятных размеров. Пал Андреевич теперь, небось, тысячу раз пожалел о своем благородстве. Вот и отыгрывается теперь на них обоих. На жене и на Витальке ни в чём не повинном.

После рассказа Вадима меня начало знобить.

- Откуда ты всё это знаешь?

- От верблюда. От Витальки, от кого же ещё? Сколько раз за эти годы он мне в жилетку плакался, уж и не сосчитаю теперь.

- А он? Сам он как узнал?

- Ему мать рассказала. Года три назад…

- Зачем?! По-моему, лучше не знать, что ты не родной!

- Да что ты говоришь! – Оборвал меня Вадим язвительно. – По-твоему, лучше всю жизнь объяснять своему сыну, за что родной отец так к нему относится? По крайней мере, зная правду, Витальке гораздо проще понять. И куда обиднее, когда тебя бьёт отец. Настоящий отец, а не чужой дядя, который, по сути, любить тебя вовсе не обязан.

- Почему чужой? Родной дядя! Он же его племянник. – Хриплым шёпотом пробормотала я. – И потом…Кто его просил жениться на…на тёте Гале?