Луною с медными усами
И с агарянскими белками,
В одной руке число и год,
В другой — созвездий хоровод.
Запряжены лошадки гусем,
По дебренской медвежьей Руси
550 Не ладит дядя Евстигней
Моздокской тройкою коней.
Здесь нужен гусь, езда продолом,
В снегах и по дремучим долам,
Где волок верст на девяносто, —
От Соловецкого погоста
До Лебединого скита,
Потом Денисова Креста
Завьются хвойные сузёмки, —
Не хватит хлебушка в котомке
560 И каньги в дыры раздерешь,
Пока к ночлегу прибредешь!
Зато в малёваной кибитке,
Считая звезды, как на свитке,
И ели в шапках ледяных,
Как сладко ехать на своих
Развалистым залетным гусем
И слышать: «Господи Исусе!»
То Евстигней, разиня рот,
В утробу ангела зовет.
570 Такой дорогой и Прасковья
Свершила волок, где в скиту
От лиха и за дар здоровья
Животворящему Кресту
Служили путницы молебен.
Как ясны были сосны в небе!
И снежным лебедем погост,
Казалось, выплыл на мороз
Из тихой заводи хрустальной!
Перед иконой огнепальной
580 Молились жарко дочь и мать.
Какие беды их томили
Из чародейной русской были —
Одной Всепетой разгадать!
— «Ну, трогай, Евстигней, лошадок!..»
«Как было терпко от лампадок...» —
Родной Параша говорит
Под заунывный лад копыт.
«Отселе будет девяносто...»
Глядь, у морозного погоста,
590 Как рог у лося, вырос крин,
На нем финифтяный павлин,
Но светел лик и в ряснах плечи...
«Не уезжай, дитя, далече!..»
Свирелит он дурманней сот
И взором в горнее зовет,
Трепещет, отряхаясь снежно...
Как цветик, в колее тележной
Под шубкой девушка дрожит:
«Он, он!.. Феодор... Бархат рыт!..»
* * *
600 На небе звезды, что волвянки,
Как грузди на лесной полянке,
Мороз в оленьем совике
Сидит на льдистом облучке.
Осыпана слюдой кибитка,
И смазней радужная нитка
Повисла в гриве у гнедка.
Ни избяного огонька
И ни овинного дымка —
Всё лес да лес... Скрипят полозья...
610 Вон леший — бороденка козья —
Нырнул в ощерое дупло!
Вот черномазое крыло —
Знать, бесы с пакостною ношей...
«Он, он!.. Рыт бархат... Мой хороший!..
Спросонок девушка бормочет
И открывает робко очи.
У матушки девятый сон —
Ей чудится покровский звон
У лебединых перепутий
620 И яблоки на райском пруте,
И будто девушка она,
В кисейно-пенном сарафане,
Цветы срывает на поляне,
А ладо смотрит из окна
В жилетке плисовой с цепочкой.
Опосле с маленькою дочкой
Она ходила к пупорезке
И заблудилась в перелеске.
«Ау! Ау!..» Вдруг видит — леший
630 С носатым вороном на плеши.
«Ага, попалась!..» — «Ой, ой, ой!..»
— «Окстись! Что, маменька, с тобой?..»
И крепко крестится мамаша.
«Ну вот и Палестина наша!» —
Мороз заш<ам>кал с облучка.
Трущобы хвойная рука
Впоследки шарит по кибитке,
Река дымится, месяц прыткий,
Как сиг в серебряной бадье,
640 Ныряет в черной полынье, —
Знать, ключевые здесь места...
Над глыбкой чернью брезг креста
Граненым бледным изумрудом.
Святой Покров, где церковь-чудо!
Ее Акимушка срубил
Из инея и белых крыл.
Уже проехали окраи...
Вот огонек, собачьи лай,
Густой, как брага, дух избы
650 Из нахлобученной трубы.
Деревня, милое Поморье,
Где пряха тянет волокно,
Дозоря светлого Егорья
В тысячелетнее окно!
Прискачет витязь из тумана,
Литого золота шелом,
Испепелить Левиафана
Двоперстным огненным крестом,
Чтоб пбсолонь текли просонки,
660 Медведи-ночи, лоси-дни.
И что любимо искони,
От звезд до крашеной солонки,
Не обернулось в гать и пни!
Родимое, прости, прости!
Я, пес, сосал твои молоки
И страстотерпных гроздий соки
Извергнул жёлчью при пути!
Что сталося со мной и где я?
В аду или в когтях у змея,
670 С рожком заливчатым в кости?
Как пращуры, я сын двоперстья,
Христа баюкаю в ночи,
Но на остуженной печи
Ни бубенца, ни многоверстья.
Везет не дядя Евстигней
В собольей шубоньке Парашу —
Стада ночных нетопырей
Запряжены в кибитку нашу,
И ни избы, ни милых братий.
680 Среди безглазой тьмы болот
Лишь пни горелые да гати!
«Кибитку легче на раскате» —
Рыданьем в памяти встает.
Спаси нас, Господи Исусе!
Но запряглися бесы гусем, —
Близки, знать, адские врата.
Чу! Молонья с небесных взгорий!
Не жжет ли гада свет-Егорий
Огнем двоперстного креста?!
* * *
690 Умыться сладостно слезами,
Прозрев, что сердце соловьями,
Как сад задумчивый, полно,
Что не персты чужих магнолий,
А травы Куликова поля
К поэту тянутся в окно!
Моя Параша тоже травка,
К ее межбровью камилавка