Возлюбленный — камень, где тысячи граней,
50 В их омуте плещет осетр-сатана,
В змеиной повязке, на серном кабане,
Блюдет сладострастье обители сна,
Возлюбленный — жатва на северном поле,
Где тучка — младенчик в венце гробовом,
Печаль журавиная русских раздолий,
Спрядающих травы и звезды крестом.
Не хочу цилиндром и башмаками
Затыкать пробоину в барке души!
Цвету я, как луг, избяными коньками,
Улыбкой озер в песнозвонной тиши.
Да! И верен я зыбке, плакучей родимой,
Могилушке маминой, лику гумна;
Зато, как щеглята, летят серафимы
К кормушке моей, где любовь и весна.
Зато на моем песнолиственном дубе
Бессмертия птица и стая веков,
Варить Непомерное в черепа срубе
Сошлись колдуны у заклятых котлов.
В котлах печень мира и солнца вязига,
Безумия перец, укроп тишины...
Как первенец ясный, столикая книга
Лежит на руках у родимой страны.
В той книге страницы — китовьи затоны,
На буквенных скалах лебяжий базар,
И каркают точки — морские вороны,
Почуя стихов ледовитый пожар.
В той книге строка — беломорские села
С бревенчатой сказкою изб и дворов,
Где темь-медвежонок и бабы с подола
Стряхают словесных куниц и бобров.
Кукует зегзицею дева-Обида
Над слезкой России (о камень драгий!..).
Когда-нибудь хрустнет небесная гнида —
Рябой полумесяц под ногтем стихий.
И зуд утолится, по ляжек болотам
Взойдет чистоты белоснежный ирис,
Заклятым стихам отдадут, словно сотам,
Мёд глаз ярославец, вогул и киргиз.
Не хочу быть лакированным поэтом
С обезьяньей славой на лбу!
С Ржаного Синая багряным заветом
Связую молот и мать-избу.
Связую думы и сны суслона
С многоязычным маховиком...
Я — Кит Напевов, у небосклона
Моря играют моим хвостом.
Блюду я, вечен и неизменен,
Печные крепи, гумна пяту.
Пилою-рыбой кружит Есенин,
юо Меж ласт родимых ища мету.
Пилою-рыбой прослыть почёстно
У сонных крабов, глухих бодяг...
Как дед внучонка, качает вёсны
Паучьей лапой запечный мрак.
И зреют вёсны: блины, драчёны,
Рогатый сырник, пузан-кулич...
«Для варки песен — всех стран Матрёны,
Соединяйтесь!» — несется клич...
Котел бессмертен, в поморьях щаных
110 Зареет яхонт — Четвертый Рим:
Еще немного и в новых странах
Мы желудь сердца Земле вручим.
В родных ладонях прозябнет дубом
Сердечный желудь, листва-зрачки...
Подарят саван завбдским трубам
Великой Азии пески.
И сядет ворон на череп Стали —
Питомец праха, судьбы маяк...
Затмит ли колоб на звездном сале
120 Сосцы ковриги, — башмачный лак?
Не хочу быть «кобыльим» поэтом,
Влюбленным в стойло, где хмара и кал!
Цветет в моих снах геенское лето
И в лязге строк кандальный Байкал.
Я вскормлен гумном, соловецким звоном,
Что вьет, как напевы, гнезда в ушах.
Это я плясал перед царским троном
В крылатой поддёвке и злых сапогах,
Это я зловещей совою
130 Влетел в Романовский дом,
Чтоб связать возмездье с судьбою
Неразрывным красным узлом,
Чтоб метлою пурги сибирской
Замести истории след...
Зырянин с душой нумидийской
Я — родной мужицкий поэт.
Черномазой пахоты ухо
Жаворбнковый ловит гром —
Не с того ль кряжистый Пантюха
140 Осеняет себя крестом?
Не от песни ль пошел вприсядку
Звонкодугий лихой Валдай,
И забросил в кашную латку
Многострунный невод Китай?
На улов таращит Европа
Окровавленный жадный глаз,
А в кисе у деда Антропа
Кудахчет павлиний сказ.
Анафема, анафема вам,
150 Башмаки с безглазым цилиндром!
Пожалкую на вас стрижам
Речным плотицам и выдрам.
Попечалюсь родной могилке,
Коту, горшку-замарашке,
Чтобы дьявольские подпилки
Не грызли слезинок бляшки,
Чтоб была, как подойник, щедра
Душа молоком словесным.
Не станут коврижные недра
160 Калачом поджарым и пресным.
Не будет лаковым Клюев,
Златорог — задорным кутёнком!
Легче сгинуть в песках Чарджуев
С мягкозадым бачой-сартёнком.
В чайхане дремать на циновке,
В полосатом курдском халате,
И видеть, как звезд подковки
Ныряют в небесной вате,
Как верблюдица-полумесяц
170 Пьет у Алль'1 с ладони...
У мускусных перелесиц
Замедлят времени кони.
И сойду я с певчей кобылы —
Кунак в предвечном ауле...
Ау, Николенька милый —
Живых поцелуев улей!
