Пиво открыло ему глаза.
— Пошли, — сказал Ларри, шлепая сандалиями и спотыкаясь на мостовой. — За мной, мое войско. — Он взмахнул рукой.
Рут взяла его за руку. Он оглянулся. Позади шла жена Ларри. Темная. Мрачная. Как тень. Она смотрела на него, вытянув шею. Вообще-то смотрела себе под ноги, но ее глаза постоянно лезли на лоб, чтобы увидеть его. Похоже, она его ненавидела.
Рут улыбнулась. Качнула головой. Сжала его руку. У себя за спиной он услышал шипение. Оно исходило от жены Ларри. Да что с ней, черт возьми, такое?
— Есть тут один бар, который работает до утра, — говорил Ларри, продолжая шагать. Ни единого бара поблизости не наблюдалось. — Вот он.
Они шли все дальше и дальше. Ларри призывно махал рукой. Сандалии шлепали по тротуару. Жена шипела позади. Им повстречались несколько испанцев. Пожилые мужчины стояли в дверях. Черные глухие свитера. Черные брюки. Женщина в окне. Черная шаль на голове. Черное платье. Она проводила их глазами на пустом лице.
Ему стало не по себе.
— До утра.
Молодой испанец, сидящий на скутере, пристально глядел на Ларри. Они прошли, а он все глядел.
Ларри скрылся за углом.
— Вот здесь, — не пойми откуда долетел его голос. Откуда-то издалека.
Они повернули за угол. Там стоял Ларри, хлопая в свои розовые ладоши. Воздевая руки, как в молитве. Тряся ими над головой.
— Я же говорил вам, что он здесь!
Он неистово стиснул руки. Затем повернул к двери, где играла музыка, и ввалился в бар.
Он никогда не танцевал. Не любил танцев. Но в ту ночь он танцевал. Со своим новым сердцем. Проснувшись, он вспомнил. Рут еще спала. О чем было сожалеть? Он вышел на балкон. Было еще почти совсем темно. Воспоминания приходили по одному. Затем навалились все вместе. Прекратились. Потом подтянулись еще. Играли гитары. Но не в записи, как он думал, подходя к бару. Ансамбль гитаристов. Резко и быстро били по струнам. Будто кололи гитары ножами. И притопывали. Ему понравилось. Захотелось еще выпить. Ларри заорал на ухо: «Они играют, пока не разобьют пальцы в кровь!» И подмигнул, словно это был намек. Женщины танцевали. Подняв руки над головой. Мужчины танцевали с мужчинами. Двое мужчин в женской одежде. Никто не обращал внимания. Мужчины с женщинами. Женщины с женщинами. Какая разница. Все танцевали. Его заставили встать и тоже начать танцевать. Сначала Ларри. Пошли! Потом Рут. Она улыбалась. Смотря, как он танцует. Ну и пусть. Музыка была подходящая. Жена Ларри и ее глаза. Когда он вышел в туалет, она была там. Ждала. Выглядело это так, будто он пошел за ней. Но он ее не видел. Он задумался. Или видел? Она с шипением толкнула его в кабинку. Оскалила зубы. Не успел он ничего сообразить, как ее рука схватила его за штаны внизу. Стала напирать. Он оттолкнул ее.
— Я знаю, кто ты такой, — сказала она. Он не понял. Она из Англии. Откуда она может его знать? Взглянув в ее глаза, он догадался, что она имеет в виду что-то другое. — С твоей красоткой. — Она задрала блузку. Чтоб он посмотрел. Взяла его руку. Шлепнула ею себя по коже. Его рукой сжала свою грудь. Уродливо засмеялась. Надвинулась и толкнула его к стене кабинки. Шум от ее возни. Этот шум, наверное, был слышен всем. Ее большой и мокрый рот у него на лице. Голодный рев. Ее ноги впились в его брюки. Внизу. Он толкнул ее. Она врезалась в стену. Ударилась головой. Уставилась на него. Со страхом. Испуганно. Но испуг тут же испарился. Что-то в ней переменилось. И он тоже ее знал. Какая она. А не кто она такая. Или кем работает. Не из какой она страны. А какая она. Притворщица. Под одеждой она была животным. Голым и диким. Она мастерски притворялась. Всю свою жизнь. Подобно ему. Она задрала юбку. На ней не было белья. Она взяла его руку и сунула себе между ног. Раздвинула ноги. Стала тереть себя его ладонью. — Да… — рычала она, брызжа слюной. — Вот так. — Она впилась в него губами и рванула на себя. Его пальцы вошли внутрь. Один. Потом три. — Да. Сунь глубже. — Она оскалилась в презрительной ухмылке. Задвигала всем телом, не сводя с него глаз. Не моргая. Злость. И страх. Движение его плеча. Глубже. Она отбросила его руку. Прочь. Развернулась и ушла.
Тяжело дыша, он вытер рот. Вымыл руки. В нем вспыхнуло желание. Впервые за несколько лет.
Когда он вышел, Рут смотрела прямо на него. Танцы. Жены Ларри не было. Но Ларри остался. Качался из стороны в сторону. В каждой руке по бутылке. Он ни о чем не подозревал. Не догадывался. Но Рут смотрела на него. Рут знала.
— Вот к чему приводят танцы, — сказал он.
Он видел, что ей больно улыбаться. Это пройдет, но не сразу.
— Как голова? — спросил он. Ему нужно было поговорить. Проверить, что ей известно. Узнать, как она теперь к нему относится. Не изменилось ли что-нибудь.
— Ш-ш-ш! — Сделав нетерпеливый жест рукой, она скрылась в ванной. Захлопнула дверь. Заперлась.
Они проехали пустыню. Сначала были апельсиновые рощи. Издали апельсиновые деревья казались больными. Одни сухие мертвые ветки. Без листьев. Но когда они подъехали ближе, то стали видны оранжевые точки. Или желтые точки. Лимонные деревья. Кристально чистый воздух. Даже солнце здесь светило по-другому. Потом началась пустыня. Город слева от дороги. Как на Диком Западе. Один в глухой пустыне. Одна улица. Старые здания. Ни души вокруг.
— Наверное, здесь снимают кино, — по-деловому заметила Рут. Она сидела за рулем. Он не хотел вести машину. Он бы не справился.
Начался подъем. Дорога вывела их из пустыни. Через маленький городок. Повсюду признаки нищеты. Похоже на Мексику. Женщина в пончо и соломенной шляпе. Потом поля. Деревья. Города вдали. Построенные недавно. Будто сделанные на одной фабрике. Одинаковые. Сборные. Не такие, как белые деревни.
— Эти города построил Франко, — сказала Рут.
Он посмотрел на нее. Кто такой Франко?
— Чтобы людям было где жить. Но там нечего делать. — Она на секунду задержала на нем взгляд. И все. Кажется, он будет прощен. Хотя она ничего не сказала о его вине. Не стала выяснять. Она все держала при себе. Скрывала. — Я читала о них. Люди просто там живут. Не работают. Они как города-призраки.
Он смотрел на город. Там жили люди. Но жизни там не было. Пустые улицы. Потом город закончился. Началась пустыня. Снова город. Дорога поднималась все выше. Взбиралась на гору. Едва заметно извивалась. Старинный городок по обе стороны дороги. Дома не белые, а разных цветов, в основном бурые. Разные здания. Большей частью — старые. Здесь чувствовалась атмосфера. Он знал, что ему здесь понравится. Они остановились. Была уже почти ночь. Вышли из машины. Он знал, что они на высоте. Может быть, в горах. Потому что они поднимались. Нельзя было глянуть вниз, чтобы определить, куда они забрались. Но он чувствовал, что высоко.
Они сняли номер. Старик за стойкой ни слова не понимал по-английски. Рут говорила с ним по-испански. Старик относился к ней как к родной дочери. Как к принцессе. Его старые глаза смотрели на нее с обожанием.
Комната была маленькая. Оставив свои чемоданы, они вышли в город. Рут хотела все обследовать. Они просто шли по улице. Благодать. На пути им встречались только местные жители. Не то что на побережье, где все были приезжие. Здесь ему больше нравилось. Настоящая Испания. Они подошли к крепостной стене. Прямо в центре города. Старая бурая стена. Бледно-бурая. Как песок. С оттенком красного. Только одна стена. Деревья и скамьи под ними. Ночная тень листвы на камнях. Они немного посидели. Мимо прошли пожилые мужчина и женщина. Пробежали дети. Все смуглые. Черные костюмы. Синие свитера. Темные платья. Шали. Мужчины и женщины помладше. Модно одетые. Ухоженные. Драгоценные камни на платьях. Хотя и скромные. Ни морщинки на белых рубашках. Черные брюки. Иногда свитер. Пуловер с глубоким вырезом. Темно-синий. Или красный. Повсюду курили сигареты. Юные парочки. В объятиях друг друга. Целовались так, будто важнее дела на свете нет. Иные поцелуи длились по нескольку минут. Объятия. Ничего более для них не существовало.
