Вот такой ободряющий финал. У меня в голове вдруг возникла одна безумная мысль, и я торопливо отогнал ее. Нет. Не может быть.

– Тогда это, наверное, какое-нибудь университетское исследование. Или газетчики развлекаются. Рикардо ведь говорил о чем-то таком, правда?

Он обдумал эту версию. Жаль, что в телефонной будке душно и некуда присесть, пока ждешь, но ждать стоило: котелок у Морриса Мешка варит как надо.

– Вряд ли, – сказал он наконец. – Все эти бумажки, расписки – ни газетчики, ни университетские ребята так не работают. Но и на простую шутку это не похоже. Мне кажется, тебя развели, Берни. Не знаю, на чем, но развели.

Что ж, как говорится, спасибо на том. Моррис Мешок подвох даже сквозь шестнадцать футов стекловаты унюхает. Если он чего говорит, значит, так оно и есть, и ничего с этим не поделаешь. Я повесил трубку и задумался. Безумная мысль вернулась и взорвалась у меня в мозгу. Шайке типов, вынырнувших откуда-то из космоса, приглянулась наша Земля. Может, им захотелось ее колонизировать, а может, просто курорт устроить – черт их знает, зачем она им сдалась? В общем, для чего-то она им точно нужна. Они достаточно сильны и развиты, чтобы забрать ее всю с потрохами. Но не хотят действовать слишком уж бесцеремонно. Сами знаете, когда большая страна собралась напасть на маленькую, она не начнет войны, пока по меньшей мере какой-нибудь заварухи на границе не случится. Такой, чтобы дала им повод. Даже большой державе нужен повод. Так… Эти типы из космоса – может, все, чего им не хватало до сих пор, это клочка бумаги от какого-нибудь аборигена – ну, лицензированного местного жителя, подтверждающего их права на Землю. Да нет, ерунда какая-то. Обычного клочка бумаги? С подписью первого попавшегося Джо-Простофили? Я сунул в щель телефона десятицентовую монету и набрал рабочий номер Рикардо. Его не оказалось в колледже. Я сказал девице на коммутаторе, что это очень важно, и она ответила, что ладно, она постарается его найти. Вся эта фигня, продолжал рассуждать я, все эти Золотые Ворота, Азовское море – все это было только наживкой, равно как и двадцатка за пятерку. Есть лишь одно средство узнать, чего именно желает маклер: получив свое, он кончает торг и уходит. В случае Эксара это оказалась Земля. А чего стоили эти его штучки насчет дополнительных прав на Луну! Все это делалось только для отвода глаз, ради того, чтобы скрыть его истинную цель.

Вот, допустим, выйду я, чтобы прикупить партию дешевых дорожных будильников, залежавшуюся, по слухам, у одного барыги. Я что, начну с ходу сбивать цену на эти самые будильники? Да ни в коем разе. Я скажу этому барыге, что хочу купить контейнер дамских зонтиков-автоматов, может, пару ящиков будильников – возможно, даже дорожных будильников, если у того вдруг найдутся, – а еще не сделает ли он мне скидку на мужские кошельки? Вот точно так же действовал со мной Эксар. Как знать, может, он вообще специально изучил, как я работаю. И ведь он хотел купить все именно у меня. Но почему у меня? И все эти штучки с распиской – насчет моей квалификации, что это все, черт подери, значило? Земля мне не принадлежит; я вообще не торгую планетами. Чтобы продать планету, надо ею владеть. Таков закон. Так что я в результате продал Эксару? У меня нет никакой недвижимости. У меня что, отберут мой кабинет? Или предъявят права на ту часть тротуара, по которой я хожу? Что вернуло меня к самому первому вопросу. Кто отберет? Кому, черт подери, я продал то, что продал? Девица на коммутаторе, наконец, откопала Рикардо. Тот не слишком этому обрадовался.

– У меня сейчас идет факультетское собрание, Берни. Давай я позже перезвоню.

– Я быстро, – взмолился я. – Я во что-то вляпался. И не знаю, чем это мне обернется. Срочно нужен совет!

Торопливо – я все время слышал гул голосов на заднем плане – выложил я ему все события со времени нашего утреннего телефонного разговора. Как Эксар выглядел и как от него пахло, какой чудной цветной телевизор он смотрел, как он отказался от всех прав на Луну и прекратил торговаться, стоило ему получить свою Землю. Что сказал на этот счет Моррис Мешок и что я заподозрил – все как на духу выложил.

– Только одного я не понимаю, – я хихикнул, чтобы не показалось, будто я отношусь к этому слишком уж серьезно, – кто я такой, чтобы совершать такую сделку, а?

Он помолчал немного – наверное, думал.

– Не знаю, не знаю, Берни. Все возможно. Слишком уж все гладко складывается. Есть ведь еще ООНовский аспект.

– ООНовский? Какой еще ООНовский?

– Есть такой аспект, поройся в памяти. Ну, то… исследование ООН, по поводу которого мы с тобой пару лет назад сотрудничали.

И тут я вспомнил! Он слегка темнил – ясно, ведь он стоял в окружении своих университетских коллег. Но я вспомнил. Должно быть, Эксар с самого начала знал про сделку, с которой мне тогда помог Рикардо: это когда я почти даром отхватил устаревшую оргтехнику, которую списали в нью-йоркской Штаб-квартире ООН. Тогда они сопроводили это специальной бумажкой… где-то в папках у меня она наверняка завалялась. И там, в бумажке этой, говорилось, что они уполномочивают меня в качестве агента по продаже любого их списанного оборудования, неликвидов и излишков. Вот до чего доводят порой юридические выкрутасы!

– Так вы думаете, он этим воспользуется? И это прокатит? Ну ладно, там, в качестве списанного оборудования или неликвидов я Землю еще могу себе представить. Но излишки?

– Международное право, Берни, – штука запутанная. А в этом случае все может оказаться еще сложнее. На твоем месте я постарался бы что-нибудь предпринять на этот счет.

– Но что? Что могу я поделать, Рикардо?

– Берни, – буркнул он, и голос его звучал чертовски недовольно. – Я же сказал, у нас собрание факультета. Факультета, черт подери! – и повесил трубку.

Как безумный выскочил я из аптеки, поймал такси и назвал адрес Эксарового отеля. Чего я боялся? Не знаю, но поджилки тряслись так, как никогда еще в жизни. Слишком вся эта история оборачивалась неподъемным грузом для маленького человечка вроде меня, можно сказать, угрожающе неподъемным. Она запросто могла ославить меня как самого бездарного маклера в истории. Кто после такого согласится иметь со мной дело? Я чувствовал себя так, словно кто-то попросил меня продать ему безобидную фотокарточку, и я согласился, а на фото оказалась «Найк-Зевс» – ну, знаете, одна из этих сверхсекретных стратегических ракет. Только на самом-то деле все было еще хуже: я просто-напросто продал с потрохами весь свой чертов родной мир. И что теперь? Выкупить его обратно – ничего другого просто не оставалось! Стоило мне ворваться в номер к Эксару, как я сразу понял: он как раз собрался выписываться. Он убирал свой чудной компактный телик в сумку – одну из этих, дешевых, из супермаркета. Я не стал закрывать за собой дверь, чтобы в номер попадало хоть немного света.

– Мы же закончили, – сказал он. – Все, никаких торгов.

Я остался стоять в дверях, чтобы не дать ему ускользнуть.

– Слушайте, Эсксар, – сказал я ему. – Я тут подумал и вот к чему пришел. Во-первых, вы не человек. Ну, в смысле, не такой, как я.

– Я человек в гораздо большей степени, чем вы, приятель, – возразил он.

– Ну да. Вы – тюнингованный «Кадиллак», а я – четырехцилиндровая жестянка конвейерной сборки. Но вы не с Земли – вот о чем я. Вот зачем вам нужна Земля. То есть, может, вам самому она и не…

– Мне она ни к чему. Я лишь агент. Представляю чужие интересы.

Вот так вот! В самое яблочко! Ай да Моррис Мешок! Я смотрел в его рыбьи глаза, а он все надвигался. И все же я не попятился бы и на дюйм – даже если бы он убивал меня.

– Вы представляете чужие интересы, – медленно повторил я. – Чьи? Зачем им Земля?

– Это касается только их. Я агент. Я просто покупаю для них.

– И как, комиссионные хорошие?

– Ну не за здорово живешь же я работаю.

Какое уж тут «здорово живешь», подумал я. Этот кашель, этот тик… и тут я понял, что они означали. Он просто не привык к нашему воздуху. Ну вроде как я – стоит мне приехать в Канаду, и меня сразу начинает мучить понос. Вода у них там такая, что ли. А грязь у него на лице вовсе и не грязь, а крем от загара! Видать, наше солнце ему тоже не подходит. И шторы задернуты из-за того же самого, а что костюм грязный – так это чтоб лицо странным не выглядело. И никакой Эксар, выходит, не бомж. Кто угодно, только не бомж. Если уж кто теперь бомж, так это, скорее, я. Думай, Берни, думай, приказал я себе. Думай и действуй так быстро, как тебе в жизни еще не приходилось. Этот тип провел тебя как ребенка! Нагрел тебя – и по-крупному!