Да, кстати, насчёт того супа. Я же его только ради тебя и готовила, А ты отказался! Ну ладно, расписалась. У тебя глаза устали, наверное, читать всю эту чепуху. До свидания."
И ни подписи тебе, и никаких объяснений. Что я нашёл в этих письмах?! Перечитывая их уже в сотый раз, ищу что-то такое, чего не обнаружил с самого начала, однако никак найти не могу. Неужели я настолько жестокосердый, что не в состоянии понять, ощутить, почувствовать, наконец, то самое необходимое за простыми строками, написанными обыкновенной шариковой ручкой. В глаза бросалось одиночество, детская увлечённость, полное непонимание зарождающегося чуда, наивность девчонки, играющей в куклы, не осознающей, что куклы-то живые, но никак не чувство. Им-то, как раз, даже и не пахло. И ещё были непонятны строки о больнице. Неужели я проболтался тогда?! Вряд ли. И, тем не менее, тут что-то было не то. Тяжело вздохнув, взялся за следующее.
"Здравствуй…
Сначала я не хотела совсем тебе больше отвечать, но подумала, что ты можешь вообразить что-нибудь для себя страшное, и решила написать.
Значит, ты действительно считаешь, что всё, что с тобой происходит, меня не интересует? Или я в твоих глазах настолько пустая и легкомысленная, что и говорить о своих переживаниях ты не хочешь? Однажды я сказала тебе, что я эгоистка, но оказывается ты ещё больший эгоист, чем я. Ты со своим умалчиванием причиняешь мне такую же боль, какую чувствуешь сам. Ни одного дня не прошло ещё, чтобы я не думала о тебе. Ты присутствуешь везде, где бы я ни бывала, независимо, хочу я или не хочу. Когда-нибудь я расскажу тебе о своём мире, там я совсем не такая, как в жизни. С некоторых пор мы находимся там вместе. Может, это и глупо, что я об этом пишу. Я никогда и никому этого не говорила, но для меня это имеет значение, ведь в моём мире не всем есть место. И ещё. Ты снишься мне почти каждую ночь. Это очень страшные сны. О них я никогда не расскажу.
Желаю тебе скорее пройти все испытания, и никогда не испытывать того, что я почувствовала, прочитав твоё письмо. До свидания."
Что-то неуверенно шевельнулось в моей, затуманенной спиртным, черепушке, при слове "мой мир", но хмель прочно завладел всем моим существом, и вместо того, чтобы сосредоточиться на прочитанной фразе, я вспомнил о супе. Действительно, этот суп да сейчас бы!.. Воображение нарисовало дымящуюся кастрюлю с приоткрытой крышкой и торчащим половником, а рядом краюха хлеба. Я мечтательно закрыл глаза. Блаженная улыбка пьяного идиота проявилась на моей роже. Мотнув башкой, сбрасывая наваждение, взял со стола ещё одно.
"Милый, прости меня! Господи, какая же я дура! Ну, конечно же - это всё из-за того дурацкого письма. Как я могла не понять, что ты всё равно подумаешь не то. Ой, как это глупо?! Там всё гораздо проще. И не надо мне было вообще его писать. Это всё моё самомнение. Как я сейчас себя ненавижу. И ты должен это знать, что я тоже могу написать правду о себе. Я жестокая и злая. Ты в каждом письме уверяешь меня в своей любви. Другая давно бы уже ни о чём не думала, а только наслаждалась своей радостью. Но я так не могу. Я постоянно думаю об этом и чем больше, тем хуже для меня всё запутывается. Я, как сумасшедшая, не могу представить всерьёз, что меня кто-то любит, и в тоже время я знаю это и боюсь. Вот видишь, какой хаос стоит в моей голове. Что касается моего отношения к тебе, то здесь всё абсолютно ясно: я люблю тебя и мне этого достаточно. Как видишь, у нас с тобой одинаковое чувство друг к другу, но с разными выражениями его. Чем дольше я тебя не вижу, тем яснее для меня, что ты мне нужен.
Ну вот, выложила тебе все свои откровения. Даже легче стало. Теперь ты можешь думать всё, что угодно, обо мне. А я, пожалуй, закончу, не то допишусь ещё до чего-нибудь, что ты примешь слишком всерьёз. До свидания, и пиши, пожалуйста."
Интересно, до чего можно было ещё дописаться? Нет, я явно перебрал, так как совсем не соображал, о чём идёт речь. Что можно было принимать всерьёз, а что нет? Да и куда уже серьёзнее… Я встал и, цепляясь за обстановку кабинета, добрался до "царской приёмной". Включив кран, сунул голову под ледяную воду. Это несколько протрезвило моё сознание, однако не настолько, чтобы понять, что пить хватит. Вернувшись в кресло за столом, вылил остатки водки и залпом вылакал эту дрянь до последней капли. В пьяном угаре швырнул в бронированную дверцу сейфа опустевший сосуд, разлетевшийся на мелкие кусочки. Этого мне показалось мало, и вслед за стаканом полетел фанфурик из-под водки. Горлышко бутылки со звоном отлетело в сторону. Остальная часть изуродованной стеклотары целёхонькая грохнулась об пол, и, похрустывая осколками прессованого хрусталя, закатилась под шкаф.
“Здравствуй!..
Да, насмешил ты меня! У меня даже сердце куда-то провалилось, когда я прочитала про палатку. Всё-таки в письмах всё выглядит куда серьёзнее, если бы об этом рассказывать. Так что готовься. При нашей встрече первое, что я скажу, будет: "Рассказывай". Как хорошо, что ты теперь дома, только помнится, я спрашивала о дальнейших намерениях Милорда, а ответа не получила, так каковы же они? Теперь, я думаю, у тебя не столь мрачные настроения, как были, но всё-таки по-прежнему представь, что мы вместе, а значит, третий день сидим дома из-за нашей капризной погоды. Причём по газете и радио у нас кратковременный дождь и температура двадцать два, а на самом деле дождь льёт весь день и температура четырнадцать, так что суди сам о моём времени. С горя я занялась детскими увлечениями. Рисую бумажных кукол для Катрин и эксплуатирую маг. Моя "спидола" совсем развалилась. Она ещё в Томске расклеилась, и хотя Масляев её клеил, увы! Правда, ловит она хорошо, но на море её уже не возьмёшь. Приходила ко мне моя Валерия, моя информатор последних фантастических новостей. Сходили с ней на "Легенду о динозавре". Жуткая вещь, но смысла никакого и преувеличенно до невозможности. Читала мне свои новые повесть и рассказы, я, кажется, тебе говорила?
Да, считай, что руки у тебя теперь поцарапаны не хуже моих. Ты же сам просил расшевелить Барса Черномазова.
У меня, к сожалению, не такие светлые рассуждения о любви. Я не могу понять, почему достоинства одного могут дополнять недостатки другого? Наверное, у каждого человека своя точка зрения на этот вопрос. Это же палка о двух концах.
А что у тебя было с рукой? Я не поняла и боялась спросить, ты же сам никогда не напишешь. Как видно, все испытания решили посетить тебя сразу. По твоим письмам я поняла, что ты просто молодчина! Всё-таки ты необыкновенный человек. Несмотря ни на что, ты не теряешь присутствия духа и даже стал красноречивее, чем раньше. Ты подумал: что это она заговорила возвышенным слогом? Это я от радости, ведь ты всё-таки пишешь мне. Так. Теперь о намерениях. К сожалению, у меня не было той идеи, о которой ты подумал, да и осуществиться она всё равно не смогла бы. Завтра приезжает Мила - Катина родная, а моя двоюродная сестра, она была у меня на первое мая. Ну, а если мы с ней встречаемся, нас невозможно разлучить. Только ты не обижайся, ты - это одно, а Мила - другое, так что терпение и покорность! Кажется, я ударилась в генеалогические рассуждения, а это не особенно интересно. Дождь у нас идёт всё также, скоро заведу себе гондолу и буду плавать по улицам. Не волнуйся, место гондольерщика будет только твоим. Ты говоришь, не стал бы сидеть дома, возможно. Ты же любишь прогулки, но я-то ведь домоседка, и, кроме того, перспектива быть мокрой меня не устраивает. Ну, вот и всё, теперь мои письма не будут частыми, но ты не огорчайся, ведь уже скоро. До свидания."
Всё-таки мне было неясно: проболтался ль я или нет? Но тогда откуда она знает про историю с палаткой? А может, я что-то выдумал юмористическое? Не помню, хоть убей.
"Ты - это одно, а Мила - другое", - мелькнули строки. В приступе пьяного бешенства я дотянулся до пустой бутылки из-под коньяка, и схватив её поудобнее за горлышко, швырнул в окно. Раздался звон разбивающегося стекла. Вниз на головы прохожих посыпались осколки. И последнее, что я ещё с трудом припоминал…
