На стройке мы первым делом разыскали местечко, где можно было бы укрыться от посторонних глаз, в том числе и глаз казаков. Это были обыкновенных четыре бетонных стены, поставленных наподобие комнаты, только в одном углу стены не смыкались, оставляя узкий лаз. На одну из стен подсадили наблюдателя, чтоб следил за округой, и послали разведчиков с приказом отойти подальше, мелькнуть слегка и увести казаков поглубже в нагромождения стройки. Ни в коем случае не попасться, обязательно вернуться в наш штаб, откуда мы начнём своё победное шествие. Главным условием победы было прийти к месту начала игры в том составе, в котором начинали игру. Наши разведчики не успели и нескольких шагов сделать, как их обнаружили и попытались окружить. Разведка вернулась ни с чем, да ещё и с казаками на хвосте. Надо было что-то срочно предпринимать. Пришлось удирать. Но по стройке быстро не побегаешь. Нас спасало лишь то, что мы были гораздо меньше тех, кто за нами гнался. Виляя по глубоким траншеям, мы уходили от края стройки дальше в её нутро. Здесь уже встречались не просто куски недостроенных помещений, а целые громадные цеха. Невдалеке от одного такого строения, за двумя бетонными стенами, спрятался деревянный домик строителей. Мы всей толпой нырнули туда, не задумываясь, что запираем себя в клетку. Так оно и вышло. Изнутри мы закрылись на щеколды. НА нашу удачу домик был разделён на две части. Во вторую половину вели двери, которые мы заперли на обыкновенное полено. Отсюда выхода не было. А казаки уже шумели подле первых дверей. Они нас не видели, но предполагали, что здесь можно спрятаться. И тут я решил одну задачу, сам того не ожидая. Вскарабкавшись по дощатой стене, выломал две доски и выбрался на крышу. Грохота казаки не слыхали, так как сами в это время пытались выломать дверь и шумели поболее моего. Под этот аккомпанемент вся наша компания выбралась наверх и, прикрыв пролом, распласталась по крыше сарая. Помню, что Тополиха наша с двумя девчонками своего возраста, оказалась ближе всех к взламываемым дверям, а когда казаки сумели-таки уничтожить преграду и ворвались внутрь, она спрыгнула вниз и проволокой завязала дверь снаружи. Пока она всё это проделывала, мы ссыпались с крыши, подобно гороху, и дали дёру.

Я вдруг замер. Опять сарай! Опять крыша! Надо же тебе такое совпадение?! Через столько лет?! Дикая у меня какая-то страсть к сараям!.. Первый поцелуй и тоже в сарае! Я тогда целовался с младшей сестричкой одной знакомой. Мне тогда было шесть лет... А может и семь!.. Не помню. Помню лишь, что она попросила завязать ей глаза, а сестру попросила отвернуться. Сверху сквозь дыры в крыши заброшенного сарая подглядывали местные мальчишки. Жаль, что память не сохранила инициатора тех событий... Я там тоже вылезал через крышу, правда, наполовину разваленную, прогоняя незваных зрителей. Кому понадобилось целоваться? Не мне же?! Или у меня уже тогда была подспудная тяга к женскому полу?! К тому же никаких ощущений в памяти не сохранилось. Только зрительные образы. Мы перед этим были в квартире этих девчонок. Старшая сестра (её, кажется, звали Надя, а младшую Алла) предлагала нам устроиться на широченной кровати родителей с громадными пушистыми подушками, укрытыми кружевными накидками. Но потом почему-то передумала, и мы отправились в сарай. Почему именно туда? Может потому, что сараев там было много? Как здесь?

А казаки-разбойники?.. Да, помню, мы тогда победили. Это был единственный раз, когда наши улицы играли в эту странную игру. Помню ещё, что мой двоюродный братец, оказавшийся в казаках, долго ещё пытал меня, желая узнать, как же нам всё-таки удалось удрать у них из-под самого носа?! Но я так и не признался.

Да-а! Весёлые были деньки!.. Чего мы тогда только не вытворяли?.. Это сегодняшние дети ничего не могут, так как живут в бетонных джунглях, где нет простора, нет места для фантазии, для игры. А у нас?! Играли целыми улицами. Особенно в охотников и гусей. Кому-то может показаться странным, но ребята, достигшие 14-15 лет, не отделялись, не удалялись для своих взрослых игр. Мы все играли вместе, и всем было весело.

Помню, что соседка из дома напротив Зинка Дузь жутко меня раздражала. Точнее, я просто её терпеть не мог. Не знаю почему, но, видимо, её высокомерное отношение ко мне, а может, ещё чего?.. Не знаю, не помню. Но стоило мне увидеть её и длинную, худую и какую-то обтянутую Галку из дома напротив Зинки, как у меня пропадало всякое настроение. Я уходил с улицы во двор и не появлялся там, пока эти две подружки не скрывались за своими воротами.

Однажды одна из моих двоюродных сестёр, та, что была старше всего на полгода, но задавалась на целый год, а то и больше, придумала шутку с переодеваниями. Это, действительно, было здорово! Меня обрядили в девчоночьи наряды. У кого-то из взрослых позаимствовали то ли шиньон, то ли парик с косичкой... Не, не косичкой, целой косой. Покрыли голову косыночкой; обули в босоножки на высоком каблуке (мне тогда уже двенадцать было, но я был не очень высоким); и в таком виде, слегка подкрашенный, я появился на улице пред очи противной Зинки и её подружки Галки. Я тщательно их игнорировал, ломая и без того высокий свой голос, собирая вокруг толпу девчонок. В конце концов, две подружки остались одни. Все шумно играли со мной. А мальчишка из углового дома даже пригласил меня к себе в гости. Пока он бегал домой, чтобы предупредить родителей, я смылся от греха подальше. А ребята с улицы долго ещё потом у Таньки спрашивали, когда приедет её подружка?.. Это она меня так представила.

Я потёр лоб. Что-то странное творилось со мной. Жизнь делилась как бы на несколько разных кусков, не имеющих между собой никакой связи. Ещё бы... Там, где я целовался с девчонкой в сарае, у меня не было друзей. Нет, конечно, они были, но мало. Я не участвовал в групповых играх. Меня туда почему-то не брали. Да и не видел я больших скоплений детей. Бывало, правда, иногда... Собирались то в тундре, то на стадионе. Но я обычно оттуда уходил. А может, меня уходили? Не помню. Я попробовал проанализировать, но ничего не получилось. Всё расплывалось, не желая восстанавливаться в хронологической последовательности. Все жизненные эпизоды детства никак не хотели выстраиваться в логический ряд. А рассматривать то время на основании таких случаев, как тогда в школе!..

Мой товарищ по парте чего-то натворил. Я не помню чего, но учительница решила вызвать его родителей в школу. Она спросила, кто знает, где живёт мой однопартник. Я честно признался, что знаю. И она передала мне записку для его мамы.

Вечером, после школы, я пришёл к нему домой. Он встретил меня в дверях, как будто знал, что я приду именно сейчас. У них были гости. То ли праздник какой-то был, то ли день рождения чей-то. Не знаю. Не помню. Помню лишь, что мы пошли играть. Его мама, добрая маленькая комячка, накормила нас вкуснячими пельменями. После чего я в прекрасном настроении покинул этот гостеприимный дом. Злополучную же записку выбросил в сугроб. А на следующий день учительница спросила, где его родители, на что мой сопартник ответил, что я ничего его маме не передавал. Это было предательство. Ну, как я мог это сделать? Тем более, что он сам меня просил об этом. Я и сам не хотел отдавать эту проклятую записку такой хорошей маме потому, что знал, как иногда бывает больно... Особенно, когда тебя бьют ремнём.

Помню, что я попытался выкрутиться, предположив, что его мама потеряла записку. Но этот нахал упрямо стоял на своём. И тогда я признался, что выбросил записку. Больше у меня друзей не было. Не знаю, почему.

Нет, всё же не так. Был. Точнее, появился после этого друг, который, в общем-то, в друзья не набивался. Так получилось, что он, как и я, оказался в классе один. Звали его Вовка Червяков. Двоечник, неряха (хоть неряшливым я его никогда не видел), вечно спящий на своей последней парте в глубоком одиночестве. Мы не сразу с ним сошлись. Даже не так, не сошлись мы с ним, не успели. Он иногда приезжал ко мне во двор на своём блестящем двухколёсном велосипеде "Ласточка". И что самое удивительное, разрешал мне покататься на нём, а сам сидел на скамеечке и ждал, пока я накатаюсь. Вот такой друг намечался, но, увы!..