Тем известия и ограничивались. О том, что думала или что переживала королева, Мордред не знал, да и не имел времени об этом беспокоиться. Он взялся за второе из Артуровых поручений: набирал и обучал людей для пополнения регулярной армии, значительно ослабленной отъездом экспедиционных войск. Он разослал послания всем малым королям и вождям севера и запада, и сам не мешкая следовал за своими депешами туда, где требовалась сила личного убеждения. И получил достойный ответ: Мордред во всеуслышанье объявил причины своих требований, и кельтские королевства откликнулись немедленно и с возможной щедростью. Единственным, кто оставил призыв без вниманья, стал герцог Константин. Принц, приглядывая, как и обещал, за герцогством Корнуэльским, не сказал ничего, выслал лазутчиков и удвоил в Каэрлеоне гарнизон. И лишь затем, когда были завершены и скреплены печатями договоренности о наборе и обучении новой армии, Мордред послал гонца к Сердику, королю саксов, дабы уговориться о предложенной Артуром встрече.

Июль уже подходил к концу, когда пришел ответ от Сердика, и тем же самым дождливым днем с поля битвы в Бургундии прибыл курьер и привез с собой единственную краткую депешу, а с ней немногие знаки, которые, когда курьер рассыпал их по столу перед Мордредом, сами рассказали свою страшную повесть.

Как было то в обычае, значительная часть подробностей была передана изустно. И эти заученные слова гонец произносил теперь перед застывшим как изваяние регентом.

— Милорд, битва свершилась, и победа была за нами. Мы римлян и бургундов обратили в бегство и самого императора вынудили бежать с горсткой оставшихся у него войск. Франки благородно и храбро сражались бок о бок с нами, и обе стороны явили чудеса доблести. Но…

Гонец помедлил, облизнул губы. Было очевидно, что сперва он передал добрые вести в надежде смягчить последующие ' слова. Мордред не шелохнулся. Ему казалось, что это мгновение тишины заполнено громким и учащенным биением его сердца, едва слышным свистом, вырывавшимся из сведенного ужасом горла, мучительным усилием воли, каким заставлял он лежать неподвижно руку, покоящуюся подле знаков на столе. А те упали спутанной и сверкающей грудой — свидетельства трагедии о которой ему еще предстояло услышать. Печати, кольца и знаки отличия, медали за участие в военных кампаниях — печальное наследие, что сняли с павших и что предстояло отослать домой вдовам. Был тут значок Кея, золоченая брошь королевского сенешаля. И медаль за Каэрконан, истертая и полированная до блеска — такая могла быть только у Валерия. Нет здесь королевского перстня, огромного рубина с вырезанным в нем драконом, но…

Но курьер, ветеран сотен депеш и сотен равно добрых и печальных докладов, медлил. Затем, встретив взгляд Мордреда, он кашлянул, прочищая горло. Прошло немало времени с тех пор, когда гонцам приходилось, словно в какой-то варварской земле, страшиться жестокой мести или даже смерти от рук господ, которым доставили они дурные вести. И все же, когда курьер решился заговорить, голос его охрип от страха. На сей раз он говорил с прямотой, переходившей в жестокость.

— Милорд, король мертв.

Молчание. Мордред не разжал губ, не доверяя ни голосу своему, ни жестам, ни себе самому. Перед глазами у него все словно качалось, расплывалось по краям, уходя в туман нереальности. Даже мысли его застыли, беспорядочные и невесомые, как капли мороси, гонимые ветром за окном”.

— Это случилось на закате дня. Многие пали. Среди них Кей, Гугейн, Валерий, Мадор и многие другие. Принц Гавейн доблестно сражался; он здрав и благополучен, но принц Бедуир был сражен в левый бок. В лагере опасаются, что он тоже на пороге смерти…

Голос гонца все гудел надтреснуто, перечислял имена раненых и павших, но сомнительно, что Мордред слышал хотя бы слово из его речи. Наконец регент шевельнулся, прерывая печальный перечень. Его ладонь легла на пергамент на столе.

— Это все здесь?

— Только известия, мой господин, подробностей там нет. Депеша послана самим принцем Бедуиром. Пока он еще был в силах говорить, он велел записать его слова. Список павших последует, как только соберут и опознают все тела, но с этой вестью нельзя было мешкать.

— Да. Хорошо, подожди.

С письмом в руке Мордред отошел к окну и, повернувшись спиной к гонцу, развернул пергамент в оконной нише. Ровные четкие буквы как будто плясали на бумаге. Гонимая ветром пелена мороси словно повисла меж ним и письмом. Нетерпеливо смахнув влагу ладонью, он ниже склонился над депешей.

И под конец, после того, как он трижды тщательно перечел посланье, смысл его проник в его мозг и засел там, будто гудя, как гудит засевшая глубоко в ране стрела, распространяя волны не боли, но отупляющего яда.

Артур мертв. Следующее известие — о полной и сокрушительной победе над римлянами и бургундами — теряло по сравнению с ним значимость и вес. Артур мертв. Депеша, составленная наскоро в полевом лазарете, не содержала подробностей. Тело Верховного короля еще не подобрали с поля битвы. Похоронные команды пока ищут его среди гор ограбленных трупов. Но если король еще жив, скупо писал Бедуир, он к сему времени уже объявился бы. Регенту следует исходить из его смерти и действовать соответственно.

Выскользнув из руки Мордреда, пергамент плавно опустился на пол. Мордред этого не заметил. Промытый дождем ветер заносил в окно свежие и сладкие запахи из сада королевы. Регент глядел на отяжелевшие от дождя розы, чьи блестящие лепестки подрагивали от ударов капель, на подернутую туманом траву. Сегодня здесь никого. Где бы она ни была, она уже знает о прибытии курьера, и она ждет его. Ему придется пойти и сказать ей. Артур. И Бедуир. Артур и Бедуир оба. Этого достаточно для нее, достаточно и слишком много. Но сперва надо выслушать остальное. Он обернулся к гонцу.

— Продолжай.

Позабыв свой страх, гонец говорил теперь горячо, захлебываясь словами. Регент снова ожил, и был если не совсем сдержан, то вполне владел собой, и вопросы сыпались быстрые и прямые.

— Да, милорд, я сам там был. Я покинул поле битвы, когда совсем уж стемнело, как только составили депешу и в новостях не осталось больше сомнений. Ближе к закату король еще сражался, его многие видели, хотя к тому времени с сопротивлением было почитай что покончено, и сам Квинтилиан уже пал. Повсюду царило смятенье, и люди уже начинали обирать тела мертвецов и добивать раненых ради оружия и одежды. Наши люди не были склонны к милосердию, но франки… Мой господин, они варвары. Они дерутся как бешеные волки, и как волками ими нельзя управлять. Враг смешал ряды и побежал в разные стороны, и наши конники бросились в погоню. Многие из бургундов, побросав оружие, подставляли под кандалы руки, умоляя сохранить им жизнь. Это было…