— Друг мой, я не уверена, что другие мужчины разделяют твое суждение, будто быть Госпожой Власти — благое дело. И если им порой приходится допустить такую мысль, они делают это с большой неохотой. Я с этим родилась и иной стать не могу. Учение — моя жизнь, хотя и отделяет меня от всех прочих людей, среди которых встречаются те, кто смотрит на меня с предубеждением.

— К ним относится и Эйнин?

Быстро схватывает, слишком быстро! А может, я сама по собственной тупости выдала тайные мысли? Однако я зашла чересчур далеко, чтобы скрыть свои сомнения.

— Возможно. Не знаю.

Если в глубине души я надеялась, что он будет возражать, то напрасно. Он незамедлительно подхватил:

— Тогда это многое объясняет. К тому же, он попался при постыдных обстоятельствах и меньше всего на свете жаждет видеть тех, кто способен напомнить ему об этом.

Я остановила коня.

— А с тобой все по-другому?

Он коснулся эфеса меча:

— Вот мое оружие и моя защита. Его можно видеть, держать в руке. Но существует иное оружие, чему ты явила превосходный пример. Так неужели я должен бояться этого оружия лишь потому, что оно незримо и неосязаемо? Я обучался военному искусству, но о мирных делах тоже кое-что знаю. Мы оба учились — ты и я. Не уверен, но допускаю, что если бы познакомилась с моей наукой, тебе бы тоже не все в ней понравилось. Но как можно считать одну науку выше или ниже другой, если у них разные основы? В мирном воплощении твое знание проявляется как дар врачевания, а его воинское проявление я видел в поединке с проклятием. И оно не внушает мне ни отвращения, ни ужаса.

Так отвечал он мне на самые мрачные мои предчувствия. Но если Эйнин мыслит не так, что же будет со мной дальше? Если ранние снегопады не закрыли перевала, я могу вернуться в горную долину, где укрываются люди Варка. Но кто из них близок мне, кроме Эфрины, которая уже простилась со мной навеки? Больше она ничего не может мне передать, а одно селение не нуждается в двух Мудрых Женщинах. Я уже взрослая и силу свою испытала в деле. Птенец, что вылетел из гнезда, не возвращается в разбитую скорлупу. В Громовое ущелье? Там для меня нет места. Уверена, что за те минуты, пока видела Крунисенду, я точно определила, что она из себя представляет. Она способна смириться с присутствием своей монахини, но никак не с Мудрой Женщиной, связанной с ее мужем кровным родством.

А если я не вернусь ни в долину, ни в замок, куда мне идти? Угрюмо озираясь, я начинала понимать, что это такое — внезапно оказаться не у дел.

— Едем же! — сказал Джервон, будто угадав мои мысли.

— Куда? — впервые за время наших скитаний я задала ему вопрос, не имея в запасе готового ответа.

— Мой ответ — не в замок, — это было сказано с твердой и четкой определенностью, — но если тебе желательно убедиться в благополучном возвращении твоего брата, то можно его там навестить. Только чем короче будет это посещение, тем лучше.

Я уцепилась за последнее предложение, которое предоставляло некоторую отсрочку.

— Итак, едем в Громовое ущелье с кратким визитом.

Как ни медленно мы передвигались, еще до темноты наткнулись на патруль Эйнина, высланный нам навстречу. Вот таким образом я снова оказалась в замке, отметив, что, несмотря на почет, который был нам оказан, сам Эйнин нас не встретил.

С восходом солнца мы прибыли в замок, и меня препроводили в предназначенные мне покои, где поджидала служанка с чаном горячей воды, чтобы помочь мне смыть вместе с дорожной грязью невыразимую усталость. Однако прошлой ночью на голой земле мне спалось спокойнее, ведь тогда я не знала черных мыслей.

Наутро, когда я поднялась с постели, служанки принесли мне пышное платье из тех, что носят знатные дамы, а на вопрос, где мои штаны и рубаха, они сначала замялись, но потом признались, что леди Крунисенда велела выбросить «эти обноски». Тогда я стала настаивать, и одна молодая служанка припомнила, что есть другая одежда, которая мне, возможно, подойдет. Это оказалась мужская одежда, похожая на мою, однако поновее — вероятно, раньше ее носил мой брат. За неимением другой я надела ее, а сверху — свою кольчугу и сапоги, затем опоясалась перевязью с ножнами, в которых покоился мой израненный меч.

Плащ, переметные сумки и дорожный мешок я пока трогать не стала. Служанки сообщили, что их господин пребывает со своей леди, и я послала их испросить аудиенции.

Когда я во второй раз вошла в роскошную спальню Крунисенды, та при моем виде взвизгнула и ухватилась за длинный шелковый рукав Эйнина. Он сумрачно воззрился на меня, затем осторожно высвободился от хватки супруги, подошел ко мне и, оглядев меня сверху донизу, помрачнел еще больше.

— Зачем ты так вырядилась, Эйдис? Ты что, не понимаешь, что твой облик пугает Крунисенду?

— А я всю жизнь так одевалась. Ты разве не помнишь, брат мой?

— Я все помню! — выкрикнул он, и у меня появилось чувство, что он нарочно нагнетает в себе злость. — Но я давно уже не живу в Варке! И тебе следует забыть о тамошних грубых обычаях, а моя дорогая супруга поможет.

— Только захочет ли? И много ли мне нужно забыть? Ты-то, видно, уже забыл, как…

Он занес руку, словно готовясь меня ударить, и тут меня осенило, что он боится не моих Мудрых Знаний, а того, как бы я не рассказала Крунисенде, на чем его подловили.

— С этим покончено… — угрожающе начал он.

— Идет, — не надо было ничего решать, все давным-давно решилось само собой. Мы были близнецы, одно лицо, но чужие во всем остальном. — Мне от тебя, Эйнин, кроме лошади, ничего не нужно. Желания идти пешком у меня нет, а моего коня ты увел.

Его мрачное лицо несколько прояснилось.

— И куда ты направишься? Обратно в Варк?

В ответ я только молча пожала плечами. Если ему хочется так считать — пусть. Пропасть, разверзшаяся меж нами, не позволяла мне говорить.

— А ты воистину мудра, — сказала Крунисенда, подобравшись к Эйнину. — Люди по-прежнему страшатся Проклятья, а поскольку ты с ним общалась, будешь тоже внушать им страх.

Эйнин дернулся:

— Она уничтожила Проклятье ради меня, так что не вздумай забыть об этом, милая моя!

Она смолчала, но бросила на меня такой взгляд, что я сразу поняла, что мир между нами невозможен.

— Солнце высоко, и мне пора ехать, — у меня не осталось ни малейшего желания предаваться созерцанию прошлого, которое было уже мертво и погребено.

Эйнин отдал мне лучшего коня из своих конюшен и сверх того велел привести вьючную лошадь, загрузив ее всяческими припасами. Я не мешала ему отмывать свою совесть. Тем временем окружающие смотрели на нас во все глаза, дивясь нашему внешнему сходству.

Поднявшись в седло, я сверху вниз взглянула на Эйнина. Зла я ему не желала, ибо он живет сообразно своей природе, я — своей, а посему сделала над ним охранительный знак, приносящий удачу. Он прикусил губу, словно пытаясь воспротивиться.

После этого я выехала из ворот замка к поджидавшему меня Джервону и обратилась к нему:

— Ты узнал, где сейчас твой господин и куда тебе ехать, чтобы вернуться под его знамя?

— Он умер, — отвечал Джервон, — а те, кто выжили из его воинства, перешли под знамена других лордов. У меня нет господина.

— Куда же ты поедешь?

— Господина я лишился, а госпожу нашел. У нас теперь одна дорога, Госпожа Власти.

— Прекрасно! И куда же эта дорога нас поведет?

— Война продолжается, леди, а у нас двоих есть по мечу. Поедем, посмотрим, как получше потрепать Псов!

Я засмеялась и поехала прочь от Громового ущелья. Наконец я была свободна. Впервые в жизни свободна от подчинения Эфрине, от убогих обычаев Варка, от власти кубка дракона — теперь он будет для меня обычным кубком, а не магнитом, ведущим к опасности. Разве что — я бросила взгляд на Джервона, но он этого не заметил, высматривая дорогу, — разве что я употреблю этот кубок для иных целей. Может быть. Будущее покажет.