Максим напрягся.

— Тогда давай пройдем в кабинет.

Закрыв дверь и клацнув ключами об стол, директор кивнул Сане на диван. Сам остался стоять неподалеку.

— Я постою, это ненадолго, — отказался охранник. В нем с возрастом стала проявляться уверенность в себе: он держался на равных, не желая даже физически оказываться уровнем ниже своего начальника. Саня потер бровь и сказал тревожно: — Она много говорит о смерти в последнее время. Иногда просто отвлеченно рассуждает, а иногда…

Он замолчал, обдумывая, как сказать. Болтливость ему не свойственна, и с непривычки приходится долго подбирать нужные слова.

— Что именно говорит? — не выдержал Макс.

— Что творческие люди часто добровольно уходят из жизни… Что им очень тяжело на душе, и не с кем поделиться, ведь их обычно никто не понимает. А если они и пытаются поделиться, то убеждаются снова и снова, что они очень одиноки, и с каждым разом это все больнее… Вчера сказала, что ее никто не может понять. Даже ты.

Макса это убийственное «даже ты» обидно шарахнуло по мозгам, к тому же, неприятно, что Наташа делится такими мыслями с Саней, а не с ним, но вдруг память преподнесла сюрприз, и он пробормотал растерянно:

— Да, я же сам ей говорил, что не понимаю ее… Причем, не раз. Но я не имел в виду ничего плохого! Все равно люблю и готов ее поддерживать!

Максим словно оправдывался перед приятелем сейчас, и Саня успокаивающим тоном признался:

— Да я сам ее не понимаю, хоть и пытаюсь сделать вид, что я в теме, но она все интуитивно чувствует. Не могу подобрать к ней ключик. Все эти разговоры о смерти просто заходят в тупик. Я каждый раз вижу, что она осталась при своем мнении. И мне от этого страшно…

Его голос дрогнул, и он стыдливо отвел глаза.

— Спасибо, что сообщил, — тихо сказал Макс, долго разглядывая опущенное лицо собеседника. — Я попробую поговорить с ней. Мне казалось, у нее все наладилось… в голове, — и добавил с пониманием: — Не переживай. То, что она нужна нам, она тоже интуитивно почувствует.

— Расскажи мне о ваших отношениях с Саней, — попросил Максим, когда Наташа непривычно рано вернулась с тренировки, объявив себя голодной, и попросила составить ей компанию за ужином.

Они сидели в зале клуба «Эго», как простые посетители, хотя можно было попросить официанта принести еду в кабинет директора. Наташа отказалась от вина, и Макс беспокоился, что по-трезвому она не захочет с ним откровенничать.

— А что рассказывать о наших отношениях? У меня с Саней ничего нет, мы просто друзья. Ты ревнуешь?

— Нет, — покачал Максим головой. — Мне интересно, почему ты доверяешь ему больше, чем мне.

— А откуда у тебя такая ошибочная информация? — хихикнула Наташа, игриво заглянув мужчине в глаза.

— Оттуда, что он со мной сегодня поделился темами ваших бесед. О смерти.

— А-а-а… — девушка воткнула вилку в кусок мяса и целиком ушла в процесс нарезания кубиков из еды.

— И о том, что даже я тебя не понимаю.

Она взглянула на него исподлобья и снова вернулась к своему увлекательному занятию.

— Но ведь так и есть, — проговорила она, не отвлекаясь от тарелки. — Я просто обсудила это с другом.

— Я же стараюсь понимать! А если не получается, то молча даю тебе право решать самой. В конце концов, не я придумал, что чужая душа — потемки…

— Макс, да все нормально, — перебила она.

— Постоянные разговоры о смерти — это не «нормально», — поправил он.

Наташа долго еще жевала стейк, уверенная в том, что и в этой теме муж ее не поймет, и весь разговор превратится в воспитывание ее в духе лучших традиций родительских нравоучений. А Максим молча ел рыбу, готовый пресечь любую ее попытку сменить тему. Она нутром чувствовала его настойчивость, и это напряжение действовало ей на нервы.

— Так, — не вынесла она этого мучительного ожидания. — Я тебе расскажу сейчас, что думаю, а ты мне ни слова поперек не скажешь, согласен?

Он отложил нож и вилку и целиком превратился во внимание.

— Хорошо.

— Я недавно проснулась, и первое, что увидела, — складки на одеяле создавали тени в форме черепа. Такой четкий рисунок был, у меня аж мурашки по коже. Я с полчаса лежала, не могла пошевелиться, только пялилась на этот череп. Страшно очень стало. Как знамение какое-то, понимаешь? И вот с тех пор я постоянно думаю о смерти.

— Но складки на одеяле — это же не призыв наложить на себя руки? — уточнил он якобы без умысла, но Наташа с легкостью распознала неприкрыто-назидательный тон.

— Я считаю, что не заслуживаю жить дальше… — она сглотнула подкатывающий комок в горле и оставила фразу незаконченной. — Но сама я этого не сделаю. Решила, что буду мучиться до конца своих дней, и пусть чувство вины будет моим наказанием. Буду жить, стараться что-то делать для других… Была мысль даже усыновить ребенка-инвалида, но… каждому своё, я не справлюсь с такой ношей. «Налегке» я гораздо больше пользы могу принести.

— Можешь благотворительностью заниматься, — подсказал Макс. — Какие-нибудь концерты давать в детских больницах… или акции по сбору средств организовывать…

— Да, я тоже об этом думала. А про череп… Пришла к выводу, что мой бог — это совесть, а совесть не наказывает скидыванием кирпича на голову. Так что, вряд ли это был знак. Просто тени на одеяле. Творческий человек с хорошим воображением и в круглом пятне может усмотреть череп.

Максим это выслушал, но… Почему-то, не поверил. Может, это уже паранойя, но она же актриса и могла просто сыграть свое равнодушие, чтобы успокоить его.

— Пообещай мне, что никогда не покончишь жизнь самоубийством, — попросил он прямо. И тут же одернул сам себя: — Хотя, после смерти тебе будет все равно, что ты не выполнила обещание.

Наташа рассмеялась.

— Макс, я даю тебе слово, что буду жить вечно! — и добавила уже серьезно: — У меня грандиозные планы на наши с тобой отношения.

То, что она так весело раздает подобные обещания, его полностью успокоило. Если бы она замешкалась хоть на секунду, он бы заметил подвох, но девушка была абсолютно уверена в своих планах на будущее.

— Хочу создать для тебя настоящую семью, — продолжала Наташа, — надежную, без сомнений, без исключений. Я никогда тебя не оставлю в беде, не смотря ни на что; буду поддерживать тебя в любой ситуации. Я всегда буду твоим другом, и всегда буду стоять на твоей стороне, даже если буду считать, что ты неправ.

— А если я совершу какой-нибудь страшный поступок? — с интересом включился Макс.

— И если совершишь какой-нибудь страшный поступок, — подтвердила Наташа. — Я же сказала — всегда.

— А если серьезное преступление совершу? Не думаю, что это правильно — поддерживать преступника.

— А кто решает, что правильно в этой жизни, а что — нет?

Максим задумался на мгновение, вернувшись к ножу, вилке и рыбе.

— Есть же определенные нормы морали в обществе, — напомнил он.

— Общество состоит из обычных людей, как я, — возразила девушка. — Если я иногда ошибаюсь, значит, и общество тоже может ошибаться. Стоит ли так уж сильно следовать за ним? Общество будет судить тебя за «страшный поступок», а я буду на твоей стороне, что бы ни случилось. Я вижу только этот путь для создания прочных, надежных отношений. Все остальное — ненадежно, раз зависит от каких-то условий. Что это за семья такая, где тебя любят за «пятерки» или за хорошее поведение, за сексуальную верность или за щедрость? Разве это любовь? По-моему, это уже разменная монета — будь таким, как я хочу, и так и быть, я буду тебя любить, — Наташа доела мясо и оглянулась в поиске официанта. Персонал этого заведения всегда живо реагирует на потребности клиентов, и через несколько секунд Наташа уже заказала себе огромный десерт. Обратилась к мужу с продолжением: — Что бы ты ни натворил, у тебя всегда будет человек, который от тебя не отвернется, который будет тебя поддерживать и защищать перед остальными — твоя жена. Всегда, в любом дерьме ты будешь не один. Так что хорошенько думай, прежде чем совершать преступления, а то мне придется потрудиться!