А другая с видом человека, умудренного жизненным опытом, заявила:

— Жена не стена, можно отодвинуть.

А Макс невозмутимо возразил на эту крылатую фразу:

— Поверь, стену отодвинуть гораздо легче.

Оказалось, в тринадцать лет им нечего на это ответить.

…

Время идет, а девичьи влюбленности не меняются, а лишь переходят к младшим по-наследству. Этим уже по шестнадцать, и они считают, что теперь учитель вполне может ответить им взаимностью. Молодежь не так проста, как кажется. Максим считает их уже взрослыми, а они по-прежнему дети. А дети — народ жестокий.

Взял сотовый, набрал Наташин номер и вышел за дверь. Этот коридор уже целый год так пуст без Наташи! Высокие потолки, приятного персикового цвета стены, белые тюлевые занавесочки на окнах — короткие, многие дети не могут дотянуться. И пол — паркетный, с неизменной протертой дорожкой посередине. Моя школа. Наша с тобой школа… Максим ходил взад-вперед на несколько шагов, дожидаясь Ее ответа, шаркал ножкой — дорогой шикарной туфлей, и стук каблуков монотонно разносился вдоль коридора.

— Макс, ты что, милый?! — раздалось в ухе нежное и радостное, словно песенное, звучание. — У меня же лекция!

— Да у меня тоже урок, — подтвердил он. — Что за лекция?

— История отечественного кино. Так интересно, Макс!!! Я в восторге!

— Да, а я отвлек… Прости.

— Как у тебя дела? Ты бы просто так в это время не позвонил, — проницательно отметила Наташа.

— Кажется, я сделал большую подлость одной ученице. Почему-то я забыл, что среди девчонок ну ни под каким предлогом нельзя выделять одну особенную!

— И что, ей за тебя досталось? — хихикнула Наташа: ей теперь легко, у нее все в прошлом.

— Ну, судя по тому, как остальные девчонки попрятали глаза, когда я спросил, что случилось…

— Надеюсь, там не летальный исход? — продолжала подсмеиваться девушка. Видать, ВГИК делает ее чрезмерно счастливой.

— Нет, пока только истерика. Я еще, наверно, поговорю с этой девочкой, но боюсь, тогда ее точно убьют.

— А что было? — весело выясняла Наташа. — Ты закрывался с ней в кабинете после уроков?

— Я каждый урок вызывал ее к доске. Она на медаль идет, а однажды не выучила, но я поставил ей пять, а в наказание придумал вот это.

— Бедняга! — рассмеялась телефонная трубка. — Так она вдвойне мучается! — и тут же серьезно заявила: — Макс, не переживай. Ты просто избавил девчонку от будущей ностальгии по школе. Перестань уделять ей внимание, и скоро о ней все забудут.

С лестницы к кабинету как раз подошли две девочки, и Максим крикнул:

— Саша, иди сюда. Нина, а ты в класс.

Вместе с Ниной в открытой двери на мгновение возник шум, потом резко стих (школьники затаили дыхание, думая, что это учитель), а потом снова облегченный и радостный шум и щелчок дверной ручки. И здесь — снова тишина и эхо каблуков. И голос, приятный, низкий, влюбленный в сотовый. Какие нежные слова учитель говорит своему телефону! Повезло той, кто там слушает! Саша стояла у окна, дожидаясь, пока учитель наговорится по телефону, и отколупывала ногтями потрескавшуюся краску с подоконника.

— Сань, ты ничего не хочешь мне объяснить? — спросил Макс, подойдя к девчонке.

— Не хочу! — буркнула Саша обиженно.

— Ты же знаешь все формулы, все определения… Я не поставил тебе двойку. И не поставлю.

— Они меня уже доконали, Максим Викторович! — жалобно завопила Саша. Поставила ноготки на окно и начала кошмарно скрипеть по стеклу и по нервам. — Я думала, летом они успокоятся, но сейчас они вообще все границы переходят! Я вся в синяках, Максим Викторович! Эти кретинки без царя в голове, они меня ненавидят! Они мне в столовой какую-то фигню в чай подсыпали! Я уже одна по улицам не хожу, меня в школу и со школы брат провожает…

Дуры… Они замечают только то, что хотят замечать. Физик уделяет Саше особое внимание только на физике, а на общих уроках полового воспитания, которые проходят уже два раза в месяц, Саша для учителя такая же ученица, как и все остальные. Неужели им так трудно открыть глаза и взглянуть правде в лицо?!

Мальчишка выбежал из кабинета физики и, увидев учителя неподалеку, испуганно остановился, хотя Максим и не думал его ругать.

— Можно выйти? — крикнул пацан.

Максим Викторович только равнодушно кивнул.

— И это длится все время? С февраля? — спросил он Сашу вполголоса.

— Да. И все больше набирает обороты, — огрызнулась она. — Вы не слышали, какие сплетни про меня ходят?

— Да мне наплевать на сплетни. И тебе желаю того же. А почему ты раньше не говорила, что все так плохо?

Саша смутилась.

— Терпела, — ответила она робко.

— Зачем?

Девушка отвела глаза в другую сторону, и учитель видел лишь ее затылок. Всю ее обиду словно рукой сняло, только ногти по-прежнему лязгали по стеклу. Максим отобрал у Саши эти беспокойные пальцы и зажал в ладонях. Похоже, это сбило ее с намеченного пути.

— Потому что л-люблю Вас, — сказала она тихо.

— Странные вы существа, девушки, — улыбнулся Макс. — Спрашиваешь вас, зачем, а вы отвечаете на вопрос «почему». Я спрашиваю о целях, а не о причинах.

Он уже так привык к признаниям в любви, что даже не испытывал ни волнения, ни беспокойства. Даже не задумывался, что на это сказать. А Саша чуть не плакала, но уже от радости: призналась ему в своих чувствах — и ничего страшного не произошло.

— Как ты думаешь, — продолжал Макс, — почему ты решила встать на дыбы именно сейчас, когда до конца нашего договора осталась неделя? Не потому ли, что через неделю мое внимание к тебе закончится? Ты на что-то рассчитываешь?

Милое симпатичное личико со смытой с глаз косметикой стало таким сконфуженным, что Макс не удержался:

— Наверно, мне можно было идти работать куда угодно, но только не в школу. Не бойся, я уже привык к вашим чувствам. Ты переживаешь, краснеешь, а для меня это просто одна из особенностей моей работы. В общем, Сань, эта опала на тебя должна прекратиться, как только я перестану тебя вызывать на каждом уроке. Взаимосвязь очевидна, правда? Я думаю, нет смысла ждать еще неделю. Прости, что за меня тебе доставалось, но ты и сама могла этого избежать, надо было просто правильно расставить приоритеты. В следующий раз будь умнее. И я тоже буду.

Совместные уроки мальчиков и девочек теперь скорее можно было назвать воспитанием не половым, а нравственным. Речь уже часто шла не об отношениях полов, а об общей культуре, о создании себя как личности. Старшеклассникам очень нравились ролевые игры, имитирующие жизненные ситуации, к тому же им приходился по душе тот факт, что не нужно сидеть за партой. Макс даже совместные уроки решил проводить одновременно по два класса, ведь в большой толпе даже самые скромные становятся «как все». На этот факультатив приходили почти все ученики, и получались группы человек по сорок-пятьдесят.

Для такой большой компании нужно большое пространство. Огромный актовый зал в здании начальной школы, где Наташа проводила свои концерты и где периодически проходят КВНы и мероприятия по случаю праздников, Максиму явно не подходил. Нужно пространство, а здесь пространство есть только на сцене. Положил глаз на спортзал — тоже в младшей школе. Это здание построили не больше десяти лет назад, и все здесь было модным, современным и еще не поношенным. Но спортзал оказался загруженным под завязку: физкультура у первой и второй смены, волейбольная секция…

Тогда Макс наметился на менее престижный объект, старый спортзал на четвертом этаже, прямо над кабинетом физики. Это помещение, конечно, было меньше по размерам, тускней по цвету и почти совсем необитаемым, если не считать каратистов по вечерам. Но атмосфера здесь была какая-то нелепая — не для психологических занятий. К тому же, для тех тренингов, которые Макс выбрал из бесчисленного множества книг, было бы неплохо притащить сюда пятьдесят стульев и пару столов, которые каратистам наверняка будут мешать.