— Боюсь, у тебя нет шансов! — хихикнула Наташа. — Он мой!
— Познакомишь? — подыграл ей Макс.
— С радостью! Он тебе понравится! — девушка распласталась локтями на столе, согнувшись в изящную кошачью позу, и принялась кокетливым голоском подбирать эпитеты: — Он просто чудо! Такой обаятельный! Внимательный и заботливый! И очень нежный! — Наташа прикрыла глазки. — Когда он ко мне прикасается, у меня мурашки пробегают… А когда целует… — сделала мечтательную паузу и вдруг игриво распахнула глаза и покачала головой: — А вот, что со мной происходит, когда он меня целует, я уже не помню. Так давно это было!
Ну, как не ответить такому солнышку?! Придвинулся к ней и осторожно поцеловал ее губки, обиженно надутые с какой-то тайной коммерческой целью. И губки податливо растянулись в блаженной улыбке.
— А теперь, пожалуйста, все же слезь со стола, — попросил ее ласково. — Вот увидишь, сюда обязательно кто-нибудь заглянет. У меня будут проблемы.
Наташа послушалась и даже не расстроилась. Ведь поцеловал же, несмотря на запреты! Максим рассматривал фотки и вздыхал, качая головой:
— Что ты из меня сделала! — и ткнул пальцем в карточку. — Он так сексуален! Теперь я буду переживать, почему в жизни я не такой?!
— Не скромничай! — возразила девушка. — Ты именно такой и есть!
Она так серьезно это сказала, что учитель даже смутился. Просмотрел еще несколько кадров, попались даже те, где была вся компания. А потом вдруг откуда ни возьмись — черно-белая фотография… Женщина крупным планом. Злая, смотрит прищуренными глазами из-под опущенных, немного нахмуренных бровей, крепко сжимает челюсти, глаза заплаканные и на щеках — слезы…
— Боже, а это кто? — спросил Максим удивленно.
— Моя мама, — тихо ответила Наташа.
Парень замер, глядя на фотографию, потом протянул:
— Да-а, теперь понятно, почему ты ее боишься… Почему она плачет?
— Я не оправдываю ее надежд! — рявкнула Наташа.
— И она позволила тебе снимать ее в такой момент?
— Не позволяла, конечно. Поэтому на фотке она и психует. Видишь, как у нее мышцы на скулах напряжены. Она могла бы отвернуться, спрятаться… Но она хочет, чтобы я видела ее грозное лицо, ее страшный взгляд, и чтобы я боялась… — девушка вздохнула, но гордо добавила: — Это лучший снимок, который я сделала за всю жизнь! Знаешь, я впервые в жизни не поддалась на ее провокации. Меня не задевали ее слова, я не плакала, не убегала к себе… Хотя было страшно… после этого синяка на подбородке я уже не знаю, чего от нее ожидать… Но я не сбежала от нее. И все из-за фотоаппарата, который лежал у меня на коленях. Я смотрела ей в лицо, и мной так завладела идея заснять ее! Я сидела и выжидала лучшего момента… Лучшего — в смысле не «безопасного», а идеального с точки зрения фотографии.
Было так неинтересно слушать ее столь ошибочные рассуждения, но Максим дал ей высказаться и только потом признался:
— Знаешь, кого ты мне напоминаешь? Безумного журналиста. На планете катастрофа, а он все снимает и снимает — это будет сенсацией! Людям ноги поотрывало — а он фотографирует: это будут эксклюзивные и очень дорогие снимки. Он не думает о других. Он думает только о себе. Как и ты.
Наташа непонимающе уставилась на учителя. Он пояснил:
— Вряд ли твоей маме было приятно, что ты игнорируешь ее слова и фотографируешь выражение ее лица, вместо того, чтобы прислушаться к ее просьбам.
— Мне тоже далеко не все приятно, что она делает! — огрызнулась Наталья. — Отдай фотку, она случайно сюда попала.
Наташа зло отобрала у Максима снимок и почти спрятала его в сумке, но потом подумала и призналась:
— Это с другой пленки. Хочешь посмотреть остальные черно-белые? Они у меня с собой, я обе пленки утром забрала из «Кодака» на остановке. Я черно-белые другим аппаратом щелкала, папиным старым… Качество так себе… Но мама там выглядит гораздо лучше. Она красивая, и мне нравится ее фотографировать…
Макс улыбнулся: Наташа так противоречива! А вообще-то, это признак взрослости: замечать в людях не только плохое, но и хорошее.
— А ты ей говоришь, что считаешь ее красивой? — спросил он с интересом.
— Нет…
— Я уже столько о ней знаю! — нарочно принялся Макс загибать пальцы. — Она красивая, она стильно одевается, она добилась высоких успехов в карьере и помогла открыть бизнес своему мужу… Твоей мамой можно восхищаться. И все это — с твоих слов!
Наташа, совершенно сбитая с толку, замерла, уставившись любимому в глаза. Но не найдя себе оправдания, просто полезла в рюкзачок за остальными фотками. Там были портреты старенькой бабушки и снова мамы.
— А отец у тебя красивый? — неожиданно спросил Максим, и Наташа задумалась.
— Ну… Нормальный, — пробормотала она. Поняла, что не может вспомнить лицо своего отца. Возможно, она даже не узнает его, если встретит в городе. А ведь живут в одной квартире!
— Я просто смотрю на эти фотки, — сказал Макс, — мама у тебя действительно симпатичная. Особенно если улыбается. Но ты на нее не особо похожа. Значит, похожа на папу?
— Не знаю, — растерялась школьница. — А ты на кого похож?
— На отца.
— А я, правда, не знаю. Может, еще рано судить? Подросту еще, там видно будет… Вообще, у меня волосы, как у мамы. Только она красится в блондинку и «химию» делает.
Макс грустно, словно это касалось его лично, предположил:
— Если ты похожа на папу, возможно, с ним тебе было бы легче найти общий язык. Вы бы смотрелись в зеркало, или в витрины магазинов, и вспоминали бы, что вы одна семья. Что вы родственники настолько близкие, что ближе не бывает… А ты желанный ребенок?
— Я никогда не интересовалась этим вопросом, — удивленно и словно сама себе ответила Наташа.
— Я вот нежеланный. Отцу тридцать лет было, а он особо ни к кому серьезных чувств не испытывал. О создании семьи тем более не думал. Просто спал с девушками, пил с друзьями, вел, так сказать, кочевой образ жизни. Он у меня моряк, сейчас капитан корабля, а тогда старшим помощником был, и то в одном городе в порту стоит пару месяцев, то в другом… Так вот, моя мама залетела, и ему пришлось жениться. А мамочка у меня не сахар, скандальная, как у тебя. У них довольно долго семейная жизнь не складывалась, я стал подрастать, и все чаще слышал, что из-за меня мама загубила свою молодость, а отец потерял свободу… А у мамы еще очень тяжелые роды были… В этом же тоже я виноват! Они все время требовали от меня благодарности за то, что дали мне жизнь, что воспитывают меня достойным гражданином своего общества… Столько громких слов всю жизнь от них слышу! Столько нравоучений! Оказывается, я разрушил их неприкосновенные судьбы и теперь взамен должен выполнять все, что они от меня хотят. А я сопротивляюсь. Может, и у тебя такая же ситуация? А про похожесть я вот почему спросил. Сейчас мама смотрит на меня и все чаще вспоминает, как познакомилась с отцом, как влюбилась в него, души в нем не чаяла… А отец, в свою очередь, считает, что я — его вторая жизнь, его вторая молодость. Трепетно стал ко мне относиться под старость… Правда, по-прежнему, пытается уберечь меня от ошибок, которые совершал сам.
Наташа почувствовала, что Максим, действительно, ее понимает. И заодно впервые задумалась над историей своего появления на свет. Может, правда, с ее рождением связаны какие-то неприятности… Она желанный ребенок. Это простой логический вывод: мама с папой женаты семнадцать лет, значит, Наташа никак не возникла до свадьбы. И даже не сразу после. Но рождению Наташиного братика родители явно радовались больше, чем наличию дочери. Наверно, они просто хотели мальчика, а не девочку, поэтому и считают, что Наташа не оправдывает их надежд. Но братик умер. Неужели, все дело в этом?!
В кабинет, постучав, заглянула Валентина Валерьевна, учительница истории. Они с Максимом часто обмениваются какими-то книгами, вот и сегодня историчка принесла своему коллеге пачку листов А4.
— Ты опять здесь?! — воскликнула Валентина Валерьевна первым делом, укоризненно покачав головой Наташе. — Вот, Максим Викторович, я Вам распечатала про Александра II, — протянула учителю бумажки и заметила на столе фотографии. Усмехнулась: — Ух, ты! Максим Викторович, Вам идет такая одежда! Я Вас кроме как в костюмах, по-моему, ни в чем больше не видела. А кто фотографировал?
