– Пойду скажу всем.

Эль Мюрид начал восхождение.

В религии пустыни не существовало фигуры Дьявола, пока Эль Мюрид не назвал его. Зло состояло из сонма демонов, призраков и падших душ, не имевших вождя. А склонный к патернализму Бог Хаммад-аль-Накира был главой целого семейства богов, что подозрительно напоминало большие семьи империи или родовые группы пустыни. Главные проблемы Богу создавал его брат, слывший в божеском семействе паршивой овцой. Братец мутил воду просто так – из любви к беспорядку и не более того. В религии сохранялись следы анимизма, культа поклонения духам предков и идеи переселения душ.

Ученые университета Ребсамен в Хэлин-Деймиель утверждали, что боги пустыни являются слабым отражением той семьи, которая объединила Семь Племен и привела их в землю, ставшую вначале империей, а затем и Хаммад-аль-Накиром.

Учение Эль Мюрида исключало анимизм, поклонение предкам и переселение душ. Оно превратило скромного вождя рода во всемогущего Единственного Истинного Бога. Его братья, жены и дети стали простыми Ангелами.

А баламут брат превратился во Властелина Зла, повелителя джиннов и ифритов и покровителя колдунов. Эль Мюрид возвысил голос против всякого рода чародейства с яростью, совершенно не понятной его слушателям. Его главный довод сводился к тому, что колдовство привело к гибели империи. Величие Ильказара и надежда на возвращение прежнего величия – к этой теме он обращался в каждой проповеди.

Яблоком раздора между ним и Эль Акила был вопрос о молитвах второстепенным божествам. Местные жители привыкли обращаться к помощи монахов обители, когда хотели направить просьбу богам и особенно Мухриану, в честь которого и было построено Святилище Аль Хаба.

Путь мальчика лежал не в само Святилище, а к тому месту, где его нашел старый имам. Он вначале не понял, что влечет его туда. Но затем догадался, что ему там следует что-то найти.

Он там что-то потерял. Что-то такое, о чем совершенно забыл. Какой-то предмет, который выпал из его памяти. Нечто очень важное, что передал ему Ангел.

Перед его глазами мелькали обрывки видений, в которых присутствовал амулет. Могущественный амулет в виде браслета с живым камнем. Амулет, сказал Ангел, послужит свидетельством Истины в тот момент, когда ему потребуется убедить сомневающихся.

Но он совершенно не помнил, куда спрятал его.

Мика принялся ползать по краю высохшего русла, не позволившего ему самостоятельно добраться до Эль Акила.

– Ради всех богов, что ты здесь делаешь? – послышался сзади голос Нассефа.

– Ты напугал меня, Нассеф.

– Так что же ты делаешь?

– Ищу кое-что. Я спрятал это где-то здесь. Ведь они его не нашли, не так ли? Они ничего не говорили?

– Кто? Монахи? Нашли. Оборванного и обожженного солнцем сына торговца солью. Что же ты припрятал?

– Я вспомнил. Камень, похожий на панцирь черепахи.

– Этот, что ли?

Камень находился всего в ярде от того места, где Мику нашел аль Ассад. Он попытался поднять камень, но сил не хватало.

– Подвинься. Я тебе помогу.

Нассеф попытался оторвать Эль Мюрида от камня и в итоге порвал рукав о колючий кустарник.

– О! Мать теперь устроит мне трепку!

– Ну ладно, помоги.

– Да и отец тоже от нее не отстанет, если узнает, что я был здесь.

– Нассеф!

– Ну ладно. Я здесь. – Он приподнял валун. – Как ты ухитрился сдвинуть его раньше?

– Не знаю.

Вдвоем им удалось чуть откатить камень.

– Ишь ты! Что это за штука?

Эль Мюрид бережно взял изящный золотой браслет и сдул с него пыль. Драгоценный камень ярко сверкал даже в такое солнечное утро.

– Ангел дал мне его. Как свидетельство для сомневающихся.

На Нассефа его слова произвели впечатление, но он казался скорее встревоженным, нежели восхищенным. Немного помолчав, он сказал:

– Тебе лучше поторопиться. В Святилище собралась куча людей.

– Они ждут развлечения?

– Они думают, что это может быть интересно, – с подчеркнутым безразличием произнес Нассеф.

Эль Мюрид уже давно обратил внимание на уклончивый характер ответов Нассефа. Молодой человек, не желая себя связывать, во всем избегал определенности.

Они не спеша направились к Аль Хаба. По дороге Нассеф стал понемногу отставать. Эль Мюрид ничего не сказал. Он все понимал. Нассефу не следует ссориться с Мустафой.

В Аль Хаба собрались все монахи и все обитатели Эль Акила. В саду Святилища царила карнавальная атмосфера. Но Эль Мюрид почти не увидел обращенных к нему дружеских улыбок.

За внешней веселостью притаилась настороженность и злоба. Они пришли сюда, чтобы увидеть чьи-то страдания.

Поначалу он думал, что сможет учить их, сможет устроить диспут с настоятелем и таким образом открыть всем глаза на ложность старинных догматов и греховность привычного образа жизни. Но сейчас он видел, что господствующим настроением здесь является злобная одержимость. Об учении не могло быть и речи. В такой обстановке требуется бурное проявление чувств, требуется эмоциональный взрыв.

Он стал действовать по наитию, совершенно не думая. И на несколько минут он сам стал одним из зрителей, наблюдающих за представлением, которое дает Эль Мюрид.

Он воздел руки к небу и вскричал:

– Я обличен Могуществом Творца! Дух Его движет мною! Узрите это, вы, идолопоклонники, погрязшие в грехе и слабые в вере! Дни противников Бога сочтены! Нет богов кроме Бога Единого, и я – Его Ученик! Следуйте за мной или вечно горите в адском пламени!

Он обратил к земле сжатую в кулак правую руку. Камень в его амулете вспыхнул ярким огнем.

С неба, которое не видело ни облачка вот уже много месяцев, ударила молния, и на этом месте, в безупречном саду Святилища, остался безобразный выжженный шрам. В воздухе закружились лепестки цветов.

По голубым небесам прокатился громовой удар. Женщины завизжали. Мужчины заткнули уши. Еще шесть молний, словно огненные дротики, вонзились в землю, оставив на месте великолепных ухоженных клумб лишь испепеленную землю.

В гробовом молчании Эль Мюрид направился вон из оскверненного Святилища. Он шагал неторопливо и величественно, похожий не на ребенка, а на стихийную силу – нечто вроде циклона. Так он спустился к Эль Акила.

Толпа хлынула вслед за ним. Люди были в ужасе, но их влекла какая-то неодолимая сила. Братья из монастыря пошли тоже, а ведь они почти никогда не покидали стен Аль Хаба.

Эль Мюрид подошел к пересохшему оазису и остановился там, где еще совсем недавно воды омывали подножия пальм.

– Я – Его Ученик! – вскричал он. – Я – орудие в Руках Божьих! Я – воплощение Его Славы и Его Могущества! Взирайте!

Он подошел к валуну весом фунтов в сто, без всякого труда поднял его двумя руками над головой и швырнул в засохшую грязь.

Раскат грома снова разорвал безоблачное небо. В каменистую почву пустыни ударили молнии. Женщины снова завизжали, а мужчины закрыли глаза. На пересохшей глине вдруг начали проступать темные пятна влаги.

– И вы продолжаете называть меня безумцем и еретиком? – грозно спросил он настоятеля и Мустафу. – Отвечайте же, слуги Ада! Покажите мне свое могущество!

Горстка новообращенных последователей Эль Мюрида собралась в одном месте. Их лица светились восторгом, весьма сходным с обожествлением.

Нассеф стоял поодаль в пространстве между двумя группами. Он пока не знал, к кому ему лучше примкнуть.

Но напугать настоятеля было непросто. Представление Эль Мюрида не произвело на него особого впечатления. Было ясно, что никакая демонстрация могущества не в силах поколебать его приверженность традициям.

– Все это обычный балаган, – прорычал он. – Проявление силы Властелина Зла, от имени которого ты проповедуешь… ты не сотворил ничего такого, чего не мог бы сделать любой опытный колдун!

Запретное слово было брошено в лицо Эль Мюрида, как перчатка. Все его учение пронизывала безотчетная и бесконечно глубокая ненависть ко всем проявлениям магического искусства. Именно эта часть его доктрины больше всего смущала слушателей, поскольку она не имела никакой видимой связи с остальными фундаментальными положениями учения.