«И это для меня сейчас идеально», – думала я.

Вчерашний оргазм разительно улучшил мое состояние. И я решила, что чем больше оргазмов я буду испытывать, тем легче будет моей психике вспомнить, как это божественно прекрасно, и наконец прийти в норму.

Когда гости во главе с господином Ито уехали, я вздохнула с облегчением и приняла душ. Затем накинула на еще влажное тело синее шелковое платье, расписанное ярко-алыми, желтыми, белыми абстрактными узорами и сшитое в виде квадрата с отверстиями для головы и рук, и спустилась в сад.

Послеполуденное солнце ослепительным золотым светом заливало сочную зелень деревьев, пестрые цветочные клумбы, аккуратные газоны с ярко-зеленой, постоянно выравниваемой садовником короткой травой. Я сбросила деревянные сабо на высокой танкетке и пошла босиком. За особняком в глубине сада находился застекленный павильон, и я направилась туда. Увидев прозрачную стену, густо увитую резными листьями дикого винограда, я пошла вдоль нее до входа. Оказавшись возле полукруглой арки, за которую цеплялись вьющиеся розы, заглянула внутрь. Лучи света, падающие через застекленный потолок и заполняющие павильон, казались мягкими и золотисто-туманными полосами. Там, где они проходили через плети винограда, их словно рассекали беспрерывно движущиеся тени, которые ложились на деревянный пол узорчатыми пятнами.

Посередине находился длинный деревянный стол, почти полностью заваленный различными цветами. Господин Ито любил украшать свои приемы композициями икебаны. Но цветов на них уходило обычно немного. Кроме этого, он всегда дарил при отъезде гостям маленькие изящные букеты.

Возле стола стоял господин Кобаяси в коротком хлопчатобумажном кимоно кофейного цвета и внимательно изучал ветку полностью распустившейся тигровой лилии яркого оранжевого цвета. Когда я появилась в проеме арки, он замер с широко раскрытыми глазами.

– Не двигайся, дорогая, – быстро произнес он.

И стоял не шевелясь с зажатой в руке лилией.

Я с улыбкой смотрела на него. Мои распущенные волосы шевелил ветерок, и, так как солнце освещало меня сзади, я видела свою тень на полу и ореол колышущихся волос.

– Никогда не видел более совершенной картины, – тихо сказал господин Кобаяси. – Прекрасная девушка, воплощение самой Юности, замершая в проеме солнечного света, очерченном аркой из зеленых листьев и выглядывающих из них еще не распустившихся бутончиков роз.

Он положил лилию на стол и зачем-то поднял голову к потолку. Я невольно проследила за его взглядом и тут только заметила, что за толстую потолочную балку закинуты скрученные жгутом веревки. К их концам была прикреплена большая плоская ваза, из которой свешивались пышные соцветия розовой герани.

– Уехали все гости? – спросил господин Кобаяси странным тоном.

Мое сердце забилось быстрее.

– Да, – ответила я, подходя к столу.

Я взяла крупную малиновую розу, невольно укололась об острые шипы и вскрикнула, но розу не выпустила.

– Больно? – спросил господин Кобаяси, подходя ко мне.

Я промолчала, опустив ресницы. Он осторожно взял розу из моих пальцев, вернул ее на стол и слизнул капельку крови, выступившую на подушечке моего мизинца. Прикосновение его влажного языка заставило меня вздрогнуть. Господин Кобаяси заглянул мне в глаза и задержал взгляд, не выпуская моей дрожащей руки.

– Ты наблюдала когда-нибудь, как стрекоза раскачивается на колеблемой ветром травинке, пытаясь удержаться? – неожиданно спросил он.

Я задумалась и улыбнулась. Конечно, особенно в детстве в деревне, я наблюдала такую картину не раз.

– Хотела бы понять, что чувствует в этот момент стрекоза? – продолжил он.

– А она разве наделена чувствами? – засомневалась я.

– Все живое наделено, – спокойно ответил господин Кобаяси. – Даже эта роза, о которую ты сейчас укололась. Или это роза уколола тебя? – задумчиво спросил он.

Я отодвинула цветы и села на стол, свесив ноги и побалтывая ими. Потом опустила взгляд, чтобы скрыть волнение, неожиданно охватившее меня.

– Знаешь, мне иногда приходит на ум сравнение шибари с икебаной, – тихо проговорил господин Кобаяси.

И я подняла голову, прямо посмотрев ему в лицо.

– На это сравнение, – продолжил он, – меня наталкивает сам процесс создания обвязки. Руки и ноги, словно лишние стебли и листья, «заламываются», заводятся, создавая определенную линию. И тем самым тело модели, словно цветочная композиция, приобретает нужную форму. При помощи различной степени натяжения, узлов, расположенных в нужных местах, прорабатываются детали композиции, делая ее законченной и совершенной.

– Наверное, интересно почувствовать себя прекрасной композицией, включающей в себя несколько разных цветов, – тихо сказала я.

– А мне интересно создать ее, – в тон мне проговорил господин Кобаяси и, легко подхватив меня за талию, снял со стола. – В японской культуре группа всегда более ценна, чем индивидуумы, ее составляющие, – серьезно сказал он.

– Я знаю, – ответила я и ясно ему улыбнулась. – Вы хотите сказать, что мы с вами – группа?

– Именно, – ответил он и, к моему удивлению, вспрыгнул на стол. – И не важно, что нас всего двое. Рост взаимного уважения партнеров, согласно дзену, и составляет ценность, превращающую группу в нечто большее, чем все ее члены по отдельности, – продолжил он.

Я увидела, как господин Кобаяси пошел по столу, осторожно переступая цветы, и остановился возле свисающей вазы с розовой геранью. Он медленно раскачал ее, внимательно наблюдая за амплитудой. Потом снял и поставил на стол. Герань при этом запахла настолько сильно, что даже до меня донесся ее острый специфический аромат.

– А ты сомневаешься, что они чувствуют, – заметил господин Кобаяси. – Ведь я не коснулся цветов руками. Но они усилили свой запах во много раз.

– Да, я тоже обратила на это внимание, – сказала я и подошла к вазе.

– Сейчас я сниму ее на пол, – быстро проговорил он. – Посмотри, какое отличное кольцо!

Я подняла голову. Господин Кобаяси держался руками за довольно толстое металлическое кольцо, покрашенное в темно-зеленый цвет, которое находилось на веревках, подвешенных к потолочной балке. Именно оно и держало раньше вазу. Он вдруг лег животом на это кольцо и начал медленно раскачиваться, чему-то улыбаясь.

– Стрекоза примерно чувствует это же самое, – пробормотал он и рассмеялся.

Его вид в кимоно с развевающимися краями был забавным, и я тоже начала смеяться. Но вот край одной полы при резком движении отлетел в сторону, и я неожиданно увидела, что «нефритовый стебель» эрегирован. Жар охватил меня, и проснулись вполне определенные желания. Я опустила глаза и замерла.

Господин Кобаяси спустился со стола, снял вазу и отнес ее в угол. Я с удивлением наблюдала, как он легко справился с этим. Ваза была большой и, судя по виду, тяжелой. Он подошел ко мне и встал напротив. Я подняла ресницы. Желание нарастало.

«А ведь он, в отличие от господина Ито, не в курсе моей проблемы», – подумала я и отчего-то испугалась.

– Цветок особенно красив в пустом пространстве, – медленно проговорил господин Кобаяси. – Подвешивание – важная часть шибари, потому что позволяет поместить модель в пустое пространство, подобно цветку. И этим открыть новые грани ее красоты. Ты хотела бы? – тихо спросил он.

«А почему бы и не попробовать?» – подумала я.

И молча кивнула. Господин Кобаяси улыбнулся и пошел в угол павильона. Там стояли шкафчики с различными садовыми инструментами, лейками и прочим. Я увидела, что он несет моток обычной пеньковой веревки.

– Отлично, – пробормотал он, поглаживая ее пальцами. – Натуральная и шершавая. Ты разденешься?

Я молча скинула платье и осталась обнаженной.

– О! – воскликнул он, и его глаза загорелись. – Ты стала еще прекраснее! Короткий совет, – добавил он и медленно обошел вокруг меня, не спуская глаз, – воспользуйся одним из правил йоги: в любых положениях шея и лицо должны оставаться полностью расслабленными, чтобы ум не участвовал в работе тела, а наблюдал за ним со стороны.