- Как хотите! – театрально изрекла «ГГГ», - и живите в дерьме!

Просто лицемерные ублюдки. Согнали людей на собрание. Налепили о светлом будущем и потребовали еще денег. Но стоило людям возмутиться, так все – «Живите в дерьме!». И недовольная, типа, она жертва.

Уныло стало.

Значит, алкоголики, подонки всякие, и торговцы спиртом их не волнуют. Правильно, ведь на это деньги не соберешь.

Какая же я скотина, совсем забыл, этим занимаются - компетентные ор-ганы.

Был такой случай у нас в доме.

Кто-то написал анонимку на эту самую бабу Нину, так что, вы думаете, делала пара милиционеров, приехавших для выяснения? Они искали, кто эту анонимку злосчастную написал…

Да и кто там работает, такие же люди, вчерашние пацаны вот такие с улицы, такие как парень с первого подъезда, Димон вроде его зовут, который также нажирается на нашей скамейке и хвастается, как он деньги рубит в патрулях и всячески подчеркивает везде что еб.л он эту милицию. Сколько раз прошлым летом я его в кустах видел спящим и не сосчитать сколько еще увижу.

Подошел к окну, открыл форточку. Дышать нечем.

Действие продолжалось.

Старшая по дому, еще полчаса назад злобно выкрикивавшая ответы на вопросы, теперь любезно улыбалась и с улыбкой что-то говорила бабе Нине. Баба Нина, со свитой из бабок за спиной, получала ответы и покачивала голо-вой. Короче говоря, они мило беседовали, гадины. Чуть поодаль одиноко стоя-ла табуретка, ветер разносил шелуху от семечек, активно поглощавшихся ба-бой Ниной во время «собрания».

Это был просто еще один обычный вечер. Отличался он от предыдущих, только тем, что… да ничем он не отличался.

А потом все вернулось на круги своя. Только куча шелухи от семечек и осталась. Все разошлись, не поняв толком, для чего и собирались. На скамейке остались только основные… и опять понеслось.

Кулек ткнул локтем в бок Артура и показал на спину уходившего с собра-ния плюгавенького мужичка. Ехидно улыбаясь, Кулек, словно Цезарь, делал три вещи одновременно. Он объяснял, смеялся и жестикулировал. Сначала он показал Артуру два растопыренных пальца, затем загнув один, покрутил ос-тавшемся пальцем у виска, потом опустил руку и махнул ей с такой досадной иронией, что Артур, неотрывно смотревший на мужичка, заулыбался. О чем он рассказывал, я примерно догадывался. Этот мужичок, бывший гаишник, очень протестовал против вот этой стоянки неофициальной (а проще – неле-гальной) у нашего дома. Он постоянно ругался с водителями, с «ГГГ», да толку не было. Никто не понимал, почему он против, ведь у него-то гараж далеко и ему только удобней будет, но он все равно ругался.

Я его понял, но вам не скажу, сами догадайтесь.

«ГГГ» только недовольно выступала, картинно делая жесты руками: « Чего возмущается? Он же в ГАИ теперь не работает! Что ему надо?». Короче говоря, как все кончилось, вы знаете. Машины как стояли, так и стоят.

Тоскливо стало, и даже жалость появилась к людям. Не тем, что сидели и лукаво улыбались и орали, словно они опять у себя на нарах, а тех людей, ко-торые стояли, слушали эту гадину и ничего не могли с этим поделать. Так и представил: ГГГ смеется своим поганым смехом, прихлопывает себя по коле-ну, откидывает башку назад. «А кто с нами поспорит? Они даже не посмеют рта раскрыть, языки в задницу запихают, поропщут да и примут, так их! А не примут, все равно так сделаем, как хотим. Как порешили – так и сделаем. А подрядчик у нас самый правильный, таким и надо быть!»

Забыл сказать, кто-то ведь ещё о смете вспомнил, пискнул, вернее. Ду-маю, не надо говорить, какого ответа его удостоили…

И последнее. Вопрос к вам. Вы тоже платите за отопление летом? В смысле за батареи, которые не топят.

Да и пошли они все.

Вспомнил о сочинении. Заставил себя полезть в инет - продолжить поиск. И уже не знаю как, не помню точно, но наткнулся я на книжку там, про ар-мию. Бывший «боец» написал и вывесил, не помню, как называется. Не знаю, правда ли там была написана, но… просто несколько пассажей навели ужас. Я не хочу, чтобы ротный избивал меня в боксерских перчатках, я не хочу от-жиматься на очке в позиции «полтора», и не хочу «сушить крокодилов», и не хочу получать по хребтине дужкой от кровати, и не хочу подписывать «де-душке» сигареты в эту магическую «стодневку».

Но знаете, что больше всего разбесило!? То, что этот мерзавец, который пережил весь этот кошмар, когда стал «дедушкой», начал делать с «духами» то же самое, что и делали с ним. И объясняет такой, что это (дедовщина) его за-калило и сделало сильнее. И теперь он верит в то, что теперь, в гражданской жизни, его ничего не убьет, если в армии не убило по «духанке».

Мерзавец просто, подонок. Меня били и я буду бить, буду жизни учить, приговаривая: «потом спасибо скажешь». И следующий также скажет, и сле-дующий после того… а потом – вот, Коробок такой.

Безумие какое-то. Просто безумие. И никто не хочет это остановить. Ни у кого не хватит смелости сказать: «Я не буду этого делать!». И ни у кого не хватит смелости остановить своего сослуживца: «Ты что творишь, подонок!». Правильно, сука, все ведь вместе делали, вместе эти адские муки проходили, «А эти что, лучше нас? Пусть тоже помучаются! Потом спасибо скажут!». И никто не может это остановить.

А я бы смог?

Не хочу в армию!! И не пойду! Даже если отчислят – всё равно не пойду!

Эта мысль и накрыла меня. И просто сидел и переваривал прочитанное.

Да, еще забыл. У меня ведь смелости хватило Насте позвонить. Но никто не ответил. Может телефона у нее с собой не взяла, а может, просто сбросила, не знаю. Да и какой смысл во всем этом? Чего я ждал? Какого ответа?

Пива не пил, телевизор чертов не смотрел, просто тупо сидел и смотрел на маятник часов, раскачивавшийся туда-сюда. До сих пор работают, только боя нет у них, сломался. Должно же хоть что-то сломаться за столько времени. Все сок хотел допить, стоявший в полупустом стакане, да все руки никак не доходили, лень было вставать. И свет такой яркий был. И Настя так и не пере-звонила.

К верхним приехал упырь сын Хоббита. Приехал он помочь собрать что-то из мебели, судя по грохоту досок. Первые минут десять, кажется, они гого-тали над чем-то. «П…рас, ой, б…, п…р, ой, б…» - и смех только. Про меня они говорили или нет, мне было по барабану.

Или не по барабану?

Потом начали яростно обсуждать и спорить. И, вроде, как верх за отцом остался, сын уехал. Грохот усилился, видимо, собирать начал, а после… сосе-душка начал орать на бабку. «Твоя квартира, ты и делай».

Говорю же стены бумажные, самому инженеру пожить бы здесь.

17

Прошёл час, может быть, два. Жара никак не спадала. Было очень плохо, болели глаза из-за яркого света.

На улице по-прежнему все также ржали бабки, все также ревели алкаши и визжали дети. Соседушка отошел от работы и уселся какую-то дебильную юморную передачу смотреть, сопровождая каждую тупую шутку тошнотвор-ным хрипатым смехом и последующей безуспешной попыткой ее воспроизве-сти. А вообще, эта скотина обожает «Час суда» смотреть - когда трезвый или жизни не учит никого на кухне (когда нажрется). Но все меркнет перед тем, когда он «С легким паром» смотрит. Усядется, ржёт, и все начало фильма комментирует. Ненавижу фильм этот из-за дебильного пьяного юмора. Ведь никто не знает толком, о чём фильм, но всем прикольно смотреть пьяного ге-роя. Вообще, суперхит был бы - просто снять трехчасовой фильм, как алкаш с работы пьяный в стельку идет и ко всем пристает. На остановке, в автобусе, на улице… наверное, лучшим народным фильмом признали бы, миллион при-зов собрал бы.