Надо сказать, окно в этой комнате с небольшим дефектом, так бывает, если смотреть в него под определенным углом, оно начинает выдавать какие-то волнистые изображения, как в комнате смеха. Так было и сейчас, одни ка-зались непомерно мелкими, другие непомерно худыми и толстыми. Смешно? Мне что-то не очень. Почему? Сейчас расскажу, сами поймете.

На скамейке сидел лысый дед Коля, вновь запивший, и что-то активно выговаривал «Клопу», местному алкоголику, сидевшему перед ним на корточ-ках.

Клопа зовут Игорем, рожа у него всегда красная, потому и Клоп. Когда-то он здесь жил здесь, в соседнем подъезде вместе с матерью и братом-инвалидом. ДЦП это, кажется, называется, когда человек нормально ходить не может. Сидел по малолетке, во время его первой ходки мать, алкоголичку, убил по пьяни сожитель. Выйдя из тюрьмы, Клоп стал главой семьи и загнал в гроб своего старшего брата, тоже алкоголика, затем что-то натворил и снова сел. Когда он в очередной раз вышел из тюрьмы, то окончательно пропил квартиру, превращенную к тому времени в притон, и уехал. Затем вернулся и сейчас здесь бомжует. Но вообще у нас здесь он почти героем считается. Си-ротинушкой, так сказать. Помогает всем. Тут недавно стены в подъезде мыл и на субботнике деревца молодые дикие вырубал, что у дома растут бескон-трольно, они «клумбе» мешают нашей.

Этот Игорек хоть и слушал деда, но держал во внимании дорогу, точнее говоря, людей, проходивших мимо. У каждого из них он пытался стрелять деньги, некоторые даже давали. Только не подумайте, что это он на еду себе собирал. Нет, его тут и так накормят, это он так развлекается, на бухло себе собирает.

Это еще что - однажды он вообще положил кепку на дорогу, мол, бросай-те сюда. Надоело напрягаться, видимо.

Данила, рыбак, что-то рассказывал или объяснял Сергеичу, как всегда облаченному в камуфляж. Тот, сложив руки на груди, внимательно слушал, изредка согласно кивая головой. Вообще-то они не опойки и не живут в этом доме. Живут они в доме напротив, но как и все любители выпить, идут сюда. Здесь никто на них не орет, напротив, им только рады. Вот и сегодня пришли.

Артур, там еще сидел. Как всегда, в жилетке своей, знаете наподобие разгрузки армейской, такая, на голое тело одетой. На этот раз он не стоял, словно дозорный, как обычно, на своих двух, а сидел и разговаривал с дедком, который, опираясь на трость, с интересом слушал его. Не помню, как его зовут, только знаю, что он постоянно умирает. Хотя, по мне, он меня пережи-вёт.

Жестикулируя рукой, верзила словно искал подтверждения сказанного им. Потом он начал жать руку деду и, разжимая ладони, по-дружески, поло-жив другую руку на грудь, что-то вдохновенно говорил, дед согласно кивал. Наверное, опять рассказывал о своей нелегкой доле.

Раньше Артур этот где-то в центре жил, а потом выселили за неуплату квартплаты, о чем он не переставал регулярно рассказывать, жалуется на всех, «бедненький». Лет пять-шесть назад переехал он сюда, в наш подъезд, с матерью. Я в классе шестом вроде учился.

Ему лет сорок на вид, метра два ростом и здоровый, как бык. Он уже дважды отсидел, хотя тут не поймешь, то дважды, то трижды, говорят. Сам я с ним никогда не общался, так, иногда сигаретку стрельнет, когда один на скамейке сидит. Такое ощущение что, дальше нашей скамейки он не ходит, изо дня в день торчит на ней, как будто живет на ней.

Все население подъезда, кроме опойков, не переносит на дух этого Арту-ра, но при встрече расплываются в улыбке, действуя по принципу «не тронь говно и вонять не будет».

Кстати, про говно - это точно.

Жили тут у нас на четвертом этаже молодые родители, квартиру снима-ли, потом они съехали. Привычка дурная у них была, коляску детскую на первом этаже, под лестницей оставлять. Не знаю, специально или нет, может, не донести было, но эта мразь навалила им прямо в коляску. И, когда хозяин вышел разбираться, знаете, что сделал Артур? Он возглавил расследование. Положив руки на смененные штаны, он быстренько нашел виновного – алко-голичку Аню, которая, правда, стала обосновывать, почему это не она. Коро-че, во всем стал виноват бомж Гриня, которого вообще в помине тогда и близко не было.

Кулек жрал яблоко и тер нос. Кулек - зек в прошлом, алкаш с полувеко-вым стажем. Живет в моем подъезде, на первом этаже. Сволочь он. Тут себя за старейшину держит, аксакал, так сказать.

Картину дополнял стоявший в сторонке и куривший мужичок, мой сосед сверху, упырь.

Вообще, его семья (наши соседи сверху) - интересные люди. Как только я включаю музыку, у них сразу начинает что-нибудь падать, причем интенсив-ность падений и грохота возрастает по мере того, как долго играет музыка. Всё это не прекращается до той поры, пока музыка не выключится. Вот так я слушаю музыку - в основном в наушниках. Глупо, я ведь у себя дома, но…

Вы можете сказать: «Ты, что, параноик? Зачем это им надо?»

А вот! Как-то был случай, до него я тоже как-то думал, что мне все ка-жется, а потом… Заметил одну закономерность: по мере того, как передвигал-ся я, также мерно поскрипывал пол над моей головой. Интересно стало. За-мер, чтобы это проверить. Тихо пройдя в комнату, остановился и так же тихо вернулся на кухню. Тишина. Затем обычным шагом вернулся в комнату, и, стоило мне пойти, как над моей головой раздался скрип половиц, потом я по-вторил этот фокус и каким вы думаете, был эффект?

Одно или другое - либо я схожу с ума, либо соседи меня слушают. Дейст-вительно, может, вы и правы, паранойя какая-то, но это повторяется с за-видной регулярностью.

Вообще, они тоже прикольные человеки. Их трое, то есть четверо, - сын не живет с ними. Блин, пятеро, еще дочка есть старшая. Музыкант, но я ее видел всего пару раз здесь. Мать глубокая пенсионерка и сын тоже почти пенсионер и алкоголик, жена примерно того же с ним возраста, но тогда она в больнице лежала.

Простая бабулька – да никакая она не простая, прикидывается только. Прикинется дурочкой, типа не понимает ничего, а сама вертит людьми как марионетками, когда дело касается ее личных интересов, один ей одно сде-лай, другой другое. Даже маму пыталась припахать ей какие-то документы сделать по пенсии, и все с улыбочкой своей простецкой. Мерзость, одним сло-вом.

Ее сын, тот самый мужичок, Хоббит, я его называю, а вообще-то он «док-тор», так вроде его называют.

Любит выступать - и все-то его любят, всего-то уважают и начальник его ценит, и бабы все его, и людям он помогает. «Пассажир» хренов, он и нужен синеве только тогда когда на скамейку со своим приходит. Мастер на все ру-ки, типа все может, все умеет. Да знаю я, как он это все может. Слышно ведь все, стены никакие. Возьмется что-нибудь делать, то раковину, то ванну, минут двадцать подрючится, и «деталей не хватает» - начинает орать. А потом «едет» за этими деталями, - на скамейку… И поит этих уродов. А ночью возвращается домой. Мало ему, что он и так орет целыми днями, так еще и по ночам концерты пьяный закатывает. Талькова долбаного врубит и тащится сидит или гранату обещает взорвать.

Раньше жена с ним ругалась, пока в больницу не слегла. Теперь он с ма-терью собачится, на всю округу слышно. Она причитает, а Хоббит просто пе-реходит на крик, прокуренный и пропитый крик, переходящий в рык. Порой все замолкает, и кажется, что это конец шоу, но потом опять бабка причитать начнет. Причем, не важно, сколько времени - десять утра или час ночи, порой он начинает ей выговаривать и сцена повторяется. Бабка затыкает его, он затыкает ее.