— А кто завоевал их?
— Было это во времена королевы Кристины, её регент взял их.
— А что было после?
— После взяли мы Сконе, Блекинге и Бухуслен.
— Славно! А кто взял?
— Карл X Густав[11].
— Ну а после?
— После не росла страна!
— И это все?
Послышался стук дубинки по столу.
— Эрик Святой просит слова! — сказал Густав Васа.
— Звать меня Эрик Йедвардсон, и святым я вовсе не был. Скажи, Свенск, что сталось с моей Финляндией?
— Финляндия отошла назад к России по просьбе Аньяльского союза, по Фредриксхамнскому миру в 1809 году, когда финны поклонились царю[12].
Слова потребовал Густав II Адольф[13].
— А что сталось с балтийскими странами? — спросил он.
— Отошли к своим владельцам.
— А император, правит ли он нынче?
— Нынче есть два императора, один в Берлине и один в Вене[14].
— Два Габсбурга?
— Один — Габсбург, другой — Гогенцоллерн. И это называется единением Германии, как сказал Бисмарк[15]!
— Уму непостижимо! А католики в северной Германии обратились в новую веру?
— Нет! В северогерманском рейхстаге католиков теперь большинство, и берлинский император оказывает влияние на кардинальскую коллегию при выборе папы.
— Стало быть, папа ещё существует?
— Ясное дело, существует, хотя один из них только что умер.
— А что хочет бранденбуржец[16] от Рима?
— Того никто не ведает. Иные говорят, будто он хочет стать римско-германским императором евангелической конфессии.
— Стало быть, синкретистским императором[17], о чем мечтал Иоанн Саксонский[18]. Хватит с меня, больше не желаю слушать. Пути господни неисповедимы, а мы смертные, да, что есть мы? Прах и тлен!
— Карл XII[19] желает говорить.
— Можешь ли ты, Свенск, сказать мне, что сталссь с Польшей?
— Польши нет более. Её поделили!
— Поделили? А что Россия?
— Россия только что отпраздновала основание Петербурга, и стокгольмский бургомистр шёл в процессии.
— Как пленник?
— Нет, среди приглашённых. Все нации теперь в той или иной мере подружились, в Китае только что французский корпус добровольно встал под знамя немецкого фельдмаршала.
— Цена немалая! Стало быть, нынче дружат со своими врагами?
— Да, теперь все исполнены христианского духа, а в Гааге учредили постоянный суд мира.
— Это ещё что такое?
— Суд мира.
— Тогда моё время кончилось! Да будет воля гсс-подня!
Король опустил забрало и умолк. Слова попросил Карл X[20]:
— А скажи, Свенск, каковы дела с финансами в старой доброй Швеции?
— Трудно сказать, думается мне, они худо разбираются в бухгалтерии. Одно лишь можно точно сказать, что половина шведской земли заложена за границей, да ещё, что мы должны триста миллионов.
— О, господи помилуй!
— А коммунальные долги достигли двухсот миллионов.
— Двухсот?
— Ас 1881 по 1885 год страну покинуло 146 тысяч шведов.
— Не желаю больше ничего слушать! Густав Васа ударил дубинкой по столу:
— Изо всего этого уразумел я, что дела в стране обстоят худо. Бездельники, вот кто вы есть, завистливые, беспечные ленивцы, дело делать медлите, а препоны чинить — тут как тут. А скажи-ка, Свенск, как там моя церковь[21], мои пастыри?
— Священники крестьянствуют, иные маслобойни завели, епископы жалованье получают до тридцати тысяч, деньги копят, точно так же как до вестеросского риксдага; впрочем, почти все они еретики, свободомыслящие, как мы сейчас говорим. Ожидается вроде бы новая реформация. Посмотрим, что будет.
— Что? Что?.. А что это за музыка наверху.
— Это Скансен! Это холм, на котором собраны воспоминания об отечестве, здесь, словно предчувствуя конец, желают оставить завещание и собирают в одном месте сувениры прошлого. Проявление уважения к предкам, но не более.
— Как следует из нашей встречи, дела предков поглотил поток времени, одни всплыли наверх, другие потонули. А мы сидим здесь, как собственные тени, и для вас, живущих, мы всего лишь… Погаси свет!
Великан Свенск погасил свечи и вышел, за ним по пятам шёл солдат; Свенск велел ему войти в какую-то каморку, похожую на клетку.
— Если скажешь кому хоть слово, худо тебе будет, — сказал великан.
— Да что там, я понимаю, — ответил Каск. — Однако я этого не забуду! Подумать только, они пропили старую добрую Швецию и заложили её в чужих странах. Просто страх берет, если это правда.
«Щёлк! » — сказала турбина, лифт пошёл вверх и поднял солдата в Скансен.
Солнце садилось, на колокольне Хошёстапельн звонили к обедне, как раз в эту пору Густав Васа входил б Стокгольм со своими далекарлийцам[22].
