Йоран Перссон. Проклятье! Тогда я не вижу иного выхода, кроме насилия. Во имя торжества справедливости! Любой ценой!
Эрик. Но не против закона и совести!
Йоран Перссон. Нет, по совести и по закону против крючкотворов и предателей! Закон обрекает изменников смерти – стало быть, пусть умрут!
Эрик. Скажи, отчего рыжебородый смеялся, когда я полез за бумагой? Он ведь не мог понять, конечно, как это низко; значит, он все знал заранее и даже помогал ее выкрасть! Бумагу надо найти, и тот, у кого она окажется, будет казнен! (Озирается.) Что это? Я в детской! Что же это такое… (Звонит.) Йоран! Я боюсь, что случилось самое страшное! (Звонит.) Отчего никто не идет? Тут так пусто!
Входит придворный.
Где фрекен… Карин?
Придворный молчит.
Говори же – или я тебя убью! Где фрекен Карин?
Придворный. Фрекен изволила уехать!
Эрик. Уехать? С детьми?
Придворный. Да, ваше величество.
Эрик (падает на скамью). Лучше убей меня!
Йоран Перссон. Снаряди погоню! Они же еще недалеко!
Придворный. Вдовствующая королева проследовала с беглецами в Хернингсхольм…
Эрик. Хернингсхольм, гнездо этих Стуре… вечно Стуре, всегда они! Послать туда десять тысяч войска, разгромить замок! Подпалить! Взять их измором!
Придворный. Вдовствующую королеву сопровождает Сёдерманландский полк…
Эрик. Сёдерманландский! Значит – герцог Карл! Ну, этого трогать нельзя, не то он выпустит дьявола из Грипсхольма! Так, значит, вдовствующая королева, сука, заодно со своими Стуре, сманила мою Карин! И моя милая Карин ушла… Она потаскуха, Йоран, все они потаскухи! Но они отняли у меня детей, эти Стуре! Никогда, никогда не прощу! (Обнажает кинжал и рубит стол.) Никогда! Никогда! (Прячет кинжал в ножны.)
Йоран Перссон. А Нильс Юлленшерна был в риксдаге?
Эрик. Да, сначала я видел его, он стоял у свидетельской скамьи, но как только ветер переменился, он исчез, Йоран. Все меня бросили, кроме тебя, Йоран!
Йоран Перссон (придворному). Зови сюда Педера Веламсона! Скорей!
Придворный уходит.
Послушай, Эрик, сам посуди – разве я не логически рассуждаю? Закон карает изменников смертной казнью. Стуре – изменили. Стало быть, их следует казнить.
Эрик. Прекрасно!
Йоран Перссон. Ну вот!
Нильс Юлленшерна (входит). Ваше величество!
Эрик. А-а, скотина!
Нильс Юлленшерна. Легко сказать, ваше величество, но что мог один разумный человек против целой банды безумцев?
Эрик. Ответь: считаешь ты, что Стуре – предатели?
Нильс Юлленшерна. Я вынужден верить собственным ушам и глазам, и предательство было совершено вопреки мнению риксдага. Однако ж – ходят слухи… их-то и пришел я сообщить – что герцог Юхан на свободе!
Эрик (мечется по комнате). Ад! Проклятье!
Йоран Перссон. Спокойствие!
Нильс Юлленшерна. Но я должен еще кое-что сказать господину прокуратору.
Йоран Перссон. Говори!
Нильс Юлленшерна. С глазу на глаз!
Йоран Перссон. У меня нет тайн от короля!
Нильс Юлленшерна (сует что-то в руку Йорана Перссона). Одна особа просила отдать вам этот предмет с поклоном и просьбой вернуть кое-что другое!
Йоран Перссон смотрит на полученное кольцо, потом через плечо швыряет его за окно. Потом срывает с шеи медальон и топчет ногами.
Эрик (он все видел). Ха-ха! Платоновский прообраз! Тоже потаскуха! Ха-ха-ха!
Йоран Перссон. Ну вот! Вернулся прежний Йоран – Дьявол! Подумать только! Лучшее, что дарит нам жизнь, оборачивается худшим; в раю нас подстерегает ад, и ангелы – все, все дьяволы, сам сатана – это белая голубка, а дух святой…
Эрик. Молчи!
Йоран Перссон. Ах, так ты еще и веруешь, сатана? Ступайте прочь, Юлленшерна, тут сейчас пойдут чистка и мытье, как пред пасхальной заутреней, скорей ступайте прочь, сюда идет важный гость!
Входит Педер Веламсон.
Нильс Юлленшерна (уходя). То, что вы намереваетесь совершить, незаконно, но справедливо! (Уходит.)
Йоран Перссон (Нильсу Юлленшерна). Помалкивай! (Педеру Веламсону.) Педер Веламсон, в погребах у нас крысы! Спустись и перебей их всех!
Педер Веламсон. С моим удовольствием! Да только…
Эрик. Колеблешься?
Педер Веламсон. Да нет, отчего же. Но мне бы что-нибудь получить…
Йоран Перссон. Все хотят брать, брать, и никто – давать!
Эрик. Но чего бы ты желал, а? Не хочешь ли стать бароном, графом, государственным советником? Говори же! Ты видишь цену всему этому дерьму! И станешь ничуть не лучше мерзавцев, которые сидят в погребе! Вот только королей я делать не умею, одних королев! Могу из потаскухи сделать королеву! Хочешь стать королевой?
Педер Веламсон. Нет, мне бы стать капралом!
Эрик. Капралом? Какая скромность! Поистине у меня друзья лучше, чем у Юхана! Что ж, капрал! Служи своему королю!
Педер Веламсон. Лучше бы бумагу для верности! Но и так сойдет! (Уходит.)
Эрик (садится на стул). Прекрасный канун Троицы… Ха-ха! Зеленые листы и белые лилии… Сейчас бы покататься по озеру Меларен с Карин и детками… Детки! Подумать! Хищный зверь похитил моих деток… И все, что бы ни сделали они, – честно и справедливо. Ну почему некоторые могут делать все, что им заблагорассудится? Почему? Вот и Юхан на свободе!
Йоран Перссон (сидит за письменным столом и что-то чертит). Почему ты не высылаешь против него войско?
Эрик. А ты?
Йоран Перссон. Нет, просто я не пойму, как могло все это случиться. Против всякой логики, против разума и справедливости. Неужто сам бог покрывает мошенников, помогает предателям, черное делает белым?
Эрик. Как будто и вправду!
Йоран Перссон. Ты слышишь? Кто-то там, внизу, поет псалом!
Эрик (вслушиваясь). Старая свинья Сванте!
Йоран Перссон. Да! Весь сброд людской надвое делится: свиньи верующие и свиньи неверующие. А все равно свиньи!
Эрик. Сам-то ты веришь во что-нибудь, Йоран?
Йоран Перссон. Не знаю! Недавно вздулось было пузырями болото моего детства, но сразу они полопались и только вонь от них!
Эрик (протягивает руку и берет куклу). Взгляни! Кукла Сигрид и зовут ее Слепая Бледнушка… я ведь помню всех кукол по именам! А знаешь ли, я ведь вот этой минуты больше всего на свете и боялся – когда мои бросят меня! Но действительность не совпадает с нашими о ней представлениями, и, знаешь ли, я решительно ничего не чувствую, я совершенно спокоен, как никогда и не был в дни, так сказать, счастья! Только вот этот канун Троицы! Он будит столько воспоминаний… (Взволнованно.) И все связаны с детьми… Дети – прекраснейший из даров нашей убогой жизни… В прошлом году мы плыли по озеру Меларен… Сигрид и Густав были во всем новом, светлом, мать сплела венки из незабудок и надела на их золотые головки. Они были такие веселенькие оба и пели, как два ангелка… Потом они стали босиком носиться по берегу, бросали камешки… Вдруг Сигрид поднимает ручонку, и камешек летит Густаву прямо в щеку. (Всхлипывает.) Если б ты видел, как она опечалилась… как она его гладила, просила прощенья… ноги ему целовала, чтобы только развеселить… Проклятье! (Вскакивает.) Где мои дети? Кто мог тронуть детенышей медведя? Только свинья! Но ведь тогда медведь разорвет ее детенышей! Это логично! (Обнажает кинжал.) Горе им! Горе!
Йоран Перссон. Пусть уж тут распорядится капрал! Если ты сам в это сунешься, шум поднимется невообразимый!
Эрик. Нет! Я сам буду вершить высшее правосудие, коли уснули боги!
Йоран Перссон. А ну их совсем, твоих богов!
Эрик. Ты прав! (Уходит.)
Йоран Перссон звонит. На мгновенье опускается занавес. Когда он снова поднимается, Йоран Перссон сидит за столом и что-то чертит.
Эрик (входит, волнуясь). Конечно, ложь, будто выпустили Юхана. Все – ложь, весь мир ложь, и на небесах ложь! Князь мира сего тоже назван отцом лжи, смотри Евангелие от Матфея, глава восьмая, стихи одиннадцатый и двенадцатый… Меж тем я бродил из покоя в покой… Подумай, черти даже в спальне не убрали… из зала в зал… и ни живой души не встретил. Замок брошен, как тонущий корабль, а на кухне что-то мерзкое творится; служанки разворовали пряности и еду, везде осколки и объедки, а лакеи всюду разбросали винные бутылки… Меж тем…
