– Да не знаю! – с досадой отмахнулся Максим. – Он отключил связь, пообещал позвонить завтра.
– Номер телефона записался?
– В том-то и дело, что не записался, есть такая опция у определённых аппаратов.
– Спецура?
– Может быть.
– Хаур… хаур… не помню такого слова в лексиконе катарцев, не арабское оно.
– При чём тут катарцы?
– Тебе сказали – мы забрали хаур, а где мы были? В Дохе. Может, хаур – это пленник по-арабски? Пойду спрошу у Жеки. – Брызгалов вышел.
Из гостиной долетел взрыв смеха.
Максим присел на край кровати, силясь разгадать заданную загадку, но в голове стоял призрачный туман хмеля, рождённый бокалом шампанского, и думать ни о чём серьёзном не хотелось. Откуда-то из бездн сознания всплыла мысль: может, хаур – это вообще из другой оперы? И связан он не с Катаром, а с синдорским рейдом? И обозначает он некий найденный в синдорских лесах артефакт? Но тогда возникает масса вопросов: кто нашёл, что это за артефакт, почему спрашивающий уверен в том, что он у Максима? А главное, откуда он знает номер его мобильного?
Вошёл раскрасневшийся Брызгалов.
– Не, Жека не знает, говорит, надо в словарь заглянуть. Но слово странное, не нашенское, гавкающее какое-то. И у меня складывается впечатление, будто я его когда-то слышал.
– У меня такое же, – пробормотал Максим, тщетно пытаясь вспомнить термин. – Ладно, иди к ребятам, я сейчас.
Он набрал номер телефона Ольги.
Звонки шли долго. Наконец в трубке раздался её голос:
– Алё, Максим?
– Он, – сказал Максим. – Меня не было в России, позвонить не мог, вернулся и звоню.
– Я так и поняла. Как дела? Вас начальство не пытало?
– По поводу?
– В связи с событиями в Синдоре.
– Нет, всё тихо.
– А меня посадили под домашний арест, отстранили от работы.
– Тебя под арест?! – не поверил он. – За что?
– Знала бы – ответила. Вахтанг вообще слёг, как мне сообщили.
– Этот ваш полковник-грузин? Что за беда с ним приключилась? На вид здоровый был.
– Вот и я о том.
– На что намекаешь? Что вообще у вас творится, отчего такая истерика?
– Мне показали один аппарат… – Ольга помолчала. – Напоминает видеокамеру, очень странную. Её привёз из Синдора один наш сотрудник.
– Так что?
– А забрал он эту камеру у твоего дяди.
– У Пахомыча? – удивился Максим. – Не может быть! Он мне ни слова не сказал.
– Ты не мог забыть про это в суматохе?
– Обижаешь, майор, на память не жаловался. Если бы он мне… – Его вдруг осенило. – Чёрт побери, вот, наверно, о чём шла речь!
– Что, вспомнил?
– Тут другое. Мне только что звонил какой-то тип и потребовал вернуть хаур.
– Хаур? Это что?
– Вот я и подумал, что хаур – та самая видеокамера. Кто её привёз?
– Саша Зайцев, старлей из Управления. Лапин, это зам. начальника Управления, утверждает, что Зайцева послали в Синдор после того, как замолчал Вахтанг. Зайцев добрался до хутора, встретил лесника. А у того лежала камера, чья – твой дядя не помнит. Ну, Зайцев и забрал её в Москву.
– Бред! Пахомыч должен был сообщить об этом мне.
– А если он тоже ничего не помнит, как и мы?
Максим задумался, озадаченный известием.
– Знаешь что, давай встретимся, поговорим.
– Не забывай, я под арестом.
– Тогда я к тебе заеду, диктуй адрес.
– Тебя не пустят, мне даже еду привозят наши церберы.
– Посмотрим, диктуй.
– Карамышевская набережная, дом шестьдесят, квартира сорок девять. Учти, дом охраняется, стоит за оградой, надо на калитке нажать кнопку и сказать, в какую квартиру идёшь.
– Разберусь, жди через час.
Максим вернулся в гостиную, в которой царило веселье: оперативники слушали анекдоты Савелия.
– Слушай мою команду!
Смех стих. Лица присутствующих обратились к хозяину.
– Продолжайте в том же духе. Мне надо отлучиться на пару часов. Кто захочет остаться – милости прошу.
– Не, командир, мы так не договаривались, – возразил Савелий. – Отдыхать – так вместе, что мы без тебя делать будем? Может, нас с собой возьмёшь? Если предвидится напряг?
– Напряга не предвидится. – Максим вспомнил жалобу Ольги на то, что её стерегут. – Хотя… почему бы и нет? Какое-никакое, а развлечение. У меня встреча на Карамышевке, ненадолго, могу взять кого-нибудь с собой.
– Почему кого-нибудь? Мы все поедем, да, мужики?
Мужики согласно закивали головами.
– Ладно, буду в долгу. Кто у нас самый трезвый?
Все дружно посмотрели на Есипчука, сыгравшего араба, сотрудника спецслужб Катара; он вообще не употреблял алкоголя.
– Сто рублей, – сказал он интеллигентно.
Раздался хохот.
– Каждому! – вскричал Савелий, дурачась.
– Идёт, – сказал Максим. – На чьей машине поедем?
– У Антоныча самая большая.
– Да без проблем, – пожал плечами Брызгалов, предпочитавший ездить на джипе «Лэнд ровер».
Весёлая, но не очень шумная компания вывалила во двор дома, расселась в джипе капитана. На заднем сиденье устроились трое: Брызгалов, Савелий и Жарницкий, Кондырин не уместился.
– Останешься за хозяина, – отдал ему ключ от квартиры Максим. – Будем к ночи.
Стемнело, на город легла прохлада, потоки машин на улицах Москвы поредели, поэтому от Речного вокзала, в районе которого жил Максим, до Карамышевской набережной доехали почти без затруднений, как в добрые старые брежневские времена.
Машина проехала мимо церкви, свернула к дому номер шестьдесят, остановилась у решётчатых ворот.
Максим вышел, нажал на столбике у калитки кнопку домофона.
– Слушаю вас, – ответил мужской голос.
– В сорок девятую гость, – сказал Максим.
– В сорок девятую? – Повисла пауза. – Хозяина нет дома.
– Не может быть, я недавно разговаривал с хозяйкой, она ждёт. Моя фамилия Одинцов, спросите.
На этот раз пауза длилась дольше.
– Простите, сегодня вы не сможете попасть в квартиру.
– Не понял, что значит – не смогу? По какой причине? Вы меня не впустите? Даже с разрешения хозяйки?
– У нас предписание…
– Какое предписание, от кого? Что вы мне лапшу на уши вешаете! Откройте, я покажу свои документы.
Охранники не отвечали больше минуты. Раздосадованный Максим хотел было связаться с Ольгой, чтобы она поговорила с охраной дома, но замок на калитке клацнул, и голос из домофона предложил:
– Проходите, но машину пропустить не можем.
Максим толкнул узорчатую металлическую калитку, сказал высунувшему голову в окно джипа Брызгалову:
– Ждите здесь, я позвоню, если что.
Он прошёлся по плиточной дорожке до центрального подъезда дома, дверь раздвинулась, повинуясь сигналу датчика.
В небольшом холле с выходами на две половины дома, пол которого был выстлан мраморными с виду плитами, с диванчика встал плотный мужчина в сером костюме. У него было квадратное лицо, выдающиеся скулы, нос боксёра и колючие глазки-буравчики.
– Вы кто?
Максим покосился на открывшееся слева окошко комнаты охраны.
– А вы?
– Служба безопасности. Документы есть?
– А у вас?
Квадратнолицый оглядел фигуру майора.
– Господин хороший…
– Точно так же могу сказать и я. Покажите документ, служба безопасности.
Квадратнолицый пожевал губами, достал красную книжицу с гербом и надписью «Федеральная служба безопасности России».
– Капитан Сюткин.
– Майор Одинцов. Ещё вопросы?
– Вы к Валишевой?
– Совершенно верно, мы с ней договаривались о встрече.
– К ней нельзя.
– Это ещё почему?
– Она… занята.
– Дорогой мой капитан Сюткин, я с ней разговаривал полчаса назад, она меня ждёт. Позвони и услышишь. И не морщи ты лоб, а то я решу, что ты думаешь.
Квадратнолицый сжал губы в полоску.
– Попросил бы вас…
– Ой, не смеши меня. Может, я что-то перепутал, и это не обыкновенный жилой дом, а тюрьма? Так и скажи, а я доложу кому следует.
– Гражданин, я вам русским языком…
– Могу перейти на английский, немецкий, испанский, итальянский, греческий, турецкий. Дай пройти, не надувай щёки, я знаю обязанности надзорного. А не пропустишь, я подниму такой шум в прессе, что твоё начальство год будет отмываться! Рискнёшь?