Без единого слова возвращается она на свое место, прижимая к себе ссохшееся тело брата. Сестры сидят, склонив головы от стыда, не в состоянии смотреть на нее.
Незадолго до полудня они прибывают в деревню. Возница спрыгивает на землю и взмахивает своей грязной шапкой. «Зэрнешти», – говорит он. Мириам дает ему серебряный флорин, держа его между пальцами так, чтобы он мог взять монету, не коснувшись ее руки.
Зэрнешти – это бедная деревенька в швабской глуши. Они приехали сюда, привлеченные слухами о том, что в этих диких местах их сородичи живут в относительной безопасности. В деревне стоит невыносимый смрад, здесь властвуют болезни и голодная смерть. Видны убогие лачуги – плетеные из веток и обмазанные глиной; бревенчатая церковь; за церковью – длинная приземистая постройка – постоялый двор. И со всех сторон лес – лес, таящий в себе угрозу; деревья мрачно нависают над разрушенными строениями. Сестры Мириам устремились к трактиру, края их длинных накидок волочатся по грязи. За ними бегут голодные свиньи.
Мириам оставляет брата в повозке и спешит за сестрами. Они так отчаялись, так голодны, что могут все испортить, могут расстроить ее тщательно разработанный план.
Они торгуются с хозяином постоялого двора, их высокие голоса сливаются с криками птиц в лесу. При виде золотого пенса хозяин подобострастно склоняется перед ними. Жадно схватив монету, он отводит грязную ткань, закрывающую вход, и они вчетвером, пригнув головы, входят. От вони у Мириам перехватывает дыхание. Она видит, как раздуваются ноздри ее сестер; они впились взглядом в молодую женщину, помешивающую что-то в горшке. Подрагивают в масле фитили, освещая два стола в комнате; стены скользкие от грязи. Заметив вошедших, женщина бросает ложку и подходит. Кожа ее покрыта нарывами, рот полуоткрыт. Она становится перед ними на колени и протягивает руки, будто моля их о чем-то. Она всего лишь просит их снять накидки.
Одна из сестер наклоняет голову, глаза ее алчно поблескивают. Мириам свирепо хмурится. Что толку от этой грязной больной твари? Сестры стали неразборчивы.
Но сестры не обращают на нее внимания. Они двигаются, как тени, в дымном сумраке помещения. Мириам мысленно умоляет их взять себя в руки, но сердца их не чувствуют прикосновения. Они продолжают искать сокрытые в темноте сокровища. Ножи, глаза и зубы сверкают в трепещущем свете.
Как в танце, Мириам движется от одной из них к другой. Все они отворачиваются.
Вопль яростной боли пронзает уши и переходит в сдавленный хрип. Хозяин постоялого двора схвачен. Затем возница, слишком поздно бросившийся к двери. Затем приходит очередь девушки: они набрасываются на нее в углу, но что-то не получается – следует борьба, девушка визжит, вырывается, сбивая один из фитилей на пол, и швыряет под ноги нападающим угли из очага.
Когда они отпрыгивают, спасая свои юбки, она пробивает плечом плетеную стену и выбирается наружу. Серой тенью мелькает она среди папоротников и скрывается в лесу за постоялым двором.
Теперь им надо спешить, – она поднимет тревогу. Вся эта страна охвачена ужасом перед их народом. Целыми группами ходили они по Швабии, Трансильвании, Венгрии, Словакии, нападая на деревни и уничтожая все население. Они Спят в могилах – ведь никто не осмелится приблизиться ночью к кладбищу. Когда в деревне никого не остается, они бросают обескровленные останки в реку и идут дальше – к следующей деревне, к следующему городу.
Странные слухи ползут, опережая их. Все население охвачено суеверным ужасом.
Плохие времена. Столетия после падения Рима царила анархия. Теперь же, когда в Западной Европе стал устанавливаться порядок, они вынуждены уходить вглубь материка.
И дня не проходит без того, чтобы они не услышали о какой-нибудь катастрофе. уходят в забвение древние имена – имена, которым учил Мириам ее отец: Ранфтий, Харенберг, Туллий. Вся Европа восстала против них. Безумны ползают вокруг с крестами и чесноком, разглагольствуя на скверной латыни.
Но – безумные – они сильны. Суеверия побеждают. К западу от Одры нет ни одного города, где не сожгли бы хоть одного из них.
Звон церковного колокола.
Ужасный вопль у двери. Это сестры Мириам, теперь отчаянно стремящиеся убежать, откинули грязную ткань, занавешивавшую вход. Снаружи – толпа из тридцати – сорока человек, стоящих вокруг перевернутой повозки. Ее брата передают по рукам, срывая с него одежду.
Внезапный поток света – остальные жители деревни вломились сзади, проломив стену. Медлить нельзя. Мириам бросается к куче сена в углу и закапывается в нее. Рев возбужденных голосов заполняет комнату.
С тяжелым сердцем, содрогаясь от ужаса, Мириам лежит неподвижно, свернувшись в клубок. Отчаянные крики ее сестер тонут в ликующем реве толпы.
Защищай их, говорил отец.
Как может она противиться его воле? А мать – мать, которая умерла при рождении этих тройняшек? Ужель бессмысленной была ее смерть?
Мириам сильнее их троих, вместе взятых, – она хорошо жила все это время и неплохо питалась. Но хватит ли у нее сил, чтобы освободить их?
Голоса становятся все радостнее: жители грабят повозку и захваченных сестер. Они находят всего несколько жалких золотых пенсов, но для них это королевское сокровище.
Внезапно несколько человек бросаются к куче сена – что ж, она готова к встрече! – но, схватив часть прикрывающей Мириам соломы, они убегают. Солома нужна для того, чтобы разжечь костер. Мириам они не заметили.
У одной из стен стоит огромный железный вертел для копчения свиных туш. Раздается треск – солома вспыхивает вокруг бревен.
Поняв, что должно произойти, сестры Мириам начинают выкрикивать ее имя: «МИРИАМ! МИРИАМ!». Она рада, что они не знают, где она прячется. Она вновь и вновь повторяет себе, что не может их спасти, что не может она одна противостоять пятидесяти жителям деревни. Она лежит в грязной соломе, и крысы время от времени пробегают по ее телу, и она слышит, как сестры призывают ее на помощь.
Никогда еще в ней так не нуждались. И снова вспоминает она отца. Он был героем.
Она начинает раскидывать солому, хочет сесть, но застывает, прикованная к месту ужасным зрелищем. Ее младшая сестра раздета. Ее привязывают к вертелу. Ее кладут на огонь!
