— Как это прикольно иметь сестру, которая уже стала матерью!

— Я знаю. — Фиона усиленно закивала головой. — Очень даже прикольно.

— А ты когда-нибудь делала, ну, то, что Микки сделал с Орлой, чтобы она заберенемела?

— Господи, нет, конечно ! — выдохнула Фиона. — А ты?

— Что? И кончить тем, что жить в гостиной у Лэвинов, где люди сидят на твоей кровати и смотрят телевизор, когда ты пытаешься заснуть? Нет, благодарю покорно, это не для меня. Нужно быть сумасшедшей, чтобы сделать это.

— Может, наша Орла и есть сумасшедшая!

— Может быть. Хотя я ничего не имею против того, чтобы поцеловаться с Микки Лэвином, — задумчиво проговорила Маив. — Он душка.

— Что такое «душка»? — поинтересовалась Фиона, которая тоже не возражала бы против того, чтобы поцеловать Микки Лэвина.

— Тот, кто выглядит потрясающе. Монтгомери Клифт — душка, и Фрэнк Синатра тоже.

— Нейл Грини выглядит лучше их обоих, — заявила Фиона. Поцеловать Нейла ей хотелось даже сильнее, чем Микки Лэвина.

После полудня в родильный дом пожаловали мистер и миссис Лэвин, нагруженные фруктами и цветами, в сопровождении четырех своих детей. Время посещений уже заканчивалось. Чтобы медсестра не пожаловалась, что у кровати собралось слишком много посетителей, Элис ушла, пообещав вернуться вечером.

Моросивший с утра дождь сменился ливнем, и она пожалела, что не взяла с собой зонтика. Она стояла под дождем и размышляла, пойти ли ей домой или вернуться в салон. Ни та, ни другая перспектива ее не вдохновляла. После разговора с Орлой нервы у нее были напряжены. Ее беспокоило, что дочь откажется внять голосу разума и Микки бросит ее. В конце концов, есть предел любому терпению. Пока что Микки вел себя достойно. Но ведь он не святой.

Если бы только Элис могла поговорить с кем-нибудь — с отцом или с Берни, но они оба были на работе.

Она могла бы поговорить с Джоном. Он может и не согласиться с ней, но ведь это в такой же степени была и его проблема. Во всяком случае, Джон имел право узнать, что стал дедушкой, несмотря на то, как он повел себя с Орлой. И она не будет ждать до позднего вечера. Она сделает это прямо сейчас — пойдет к нему в мастерскую. Заранее ни в чем нельзя быть уверенным, но отношение Джона может измениться, если удастся уговорить его посмотреть на Лулу, — малышка, без сомнения, была одним из самых красивых младенцев, которые когда-либо рождались на свет. Какая жалость, что бедняжке досталось такое дурацкое имя!

Элис имела туманное представление о том, где находилась мастерская: где-то в Сифорте, неподалеку от полей для игры в гольф. В голове всплыло название улицы — Бентон-стрит. Почему-то Джон не хотел, чтобы они приходили к нему на работу. Она села в трамвай на конечной остановке на Примроуз-роуд, прошла под железнодорожным мостом и очутилась в Сифорте.

Первые трое прохожих, которых она остановила, ничего не слышали ни о Бентон-стрит, ни о компании под названием «К.Р.О.В.А.Т.И.». Четвертой была женщина, она вспомнила, что Бентон-стрит где-то неподалеку от полей для игры в гольф.

— Да, так оно и есть, — обрадовалась Элис.

Указания были запутанными. Повернуть направо, потом налево, затем у большого пивного бара, названия которого женщина не помнила, снова повернуть направо. Пройти полмили по Сэнди-роуд, повернуть налево у лавки зеленщика, затем второй, а может, третий поворот направо — и будет Бентон-стрит.

Элис весьма неуютно чувствовала себя, разбираясь под дождем в хитросплетениях улиц и поворотов. Она уже подумывала о том, чтобы отказаться от своей затеи, но решила, что надо довести дело до конца.

Когда Элис свернула наконец на Бентон-стрит, она промокла до нитки и надеялась, что у Джона найдется полотенце, чтобы она могла вытереться насухо. Деревянная табличка с надписью «К.Р.О.В.А.Т.И.» была прикреплена над высокими железными воротами, сразу же за углом на улице под названием Крозиер-террас — в тупичке, где теснилось не больше десятка крошечных домишек.

У нее упало сердце, когда она попробовала открыть ворота и обнаружила, что они заперты. Джон ведь не стал бы закрываться изнутри! На верхнем этаже двухэтажного дома за воротами горел свет. Контора, вероятно, находилась именно там. Элис принялась дергать за створки ворот в надежде привлечь внимание мужа, но все было напрасно.

Разочарованная, она повернулась, чтобы уйти. И это после того, как она проделала такой путь! Ей стало интересно, где бы Джон мог быть. Может, он отправился на лесопилку за досками? Элис нахмурилась. Если так, то что тогда делает там красивый зеленый фургон, припаркованный внутри, за воротами? Он принадлежит Джону? Фургон выглядел совсем новым, но Джон никогда не упоминал о том, что обзавелся фургоном. Она заметила провод, протянувшийся через улицу и исчезавший на крыше здания конторы. Он никогда не говорил и о том, что у него есть телефон.

— Вы найдете его дома, дорогуша.

— Прошу прощения?

Из крошечного домика на Крозиер-террас вышла женщина в синтетическом плаще с капюшоном от дождя.

— Мистер Лэйси пошел домой проведать свою супругу. Я видела, как он прошел мимо моего окна минут десять назад.

— Этого не может быть! — Джон никогда не возвращался домой в середине дня. Во всяком случае, ему пришлось бы идти другой дорогой, вниз по Бентон-стрит, а не мимо окон этой женщины. Из Крозиер-террас просто не было другого выхода.

— Вам виднее, дорогуша. — Женщина пожала плечами. — Но до сих пор мои глаза не подводили меня. Вы найдете мистера Лэйси в последнем доме, номер двадцать.

Должно быть, она сошла с ума. Элис посмотрела вслед удалявшейся женщине, потом еще раз подергала ворота. Никто не вышел. Она уже собиралась отправиться в обратный путь, но, движимая любопытством, решила взглянуть на дом номер двадцать поближе. Подойдя к домику, она отступила на шаг и оглядела его. Это был совершенно обычный дом, ничем не отличающийся от своих соседей, с красивыми цветастыми кретоновыми занавесками на окнах. На подоконнике стояла ваза с засушенными цветами. Входная дверь и наличники были выкрашены в густой красно-коричневый цвет.

Женщина говорила ерунду. Она просто не могла оказаться права. С другой стороны, как это могло быть? Она упомянула «мистера Лэйси». Она жила в двух шагах от мастерской, так что просто обязана была знать Джона. Было еще кое-что, от чего сердце Элис болезненно сжалось в груди: Джон всегда отдавал предпочтение красно-коричневой краске, когда красил их дом на Эмбер-стрит. Сама бы она выбрала бутылочно-зеленый цвет.

«Его супруга, — сказала женщина. — Он отправился к своей супруге».

«Но ведь это я», — вслух произнесла Элис. Она подумала, а не пойти ли ей домой, не побежать ли ей домой, забыть об этом домишке, о том, что сказала женщина, дождаться вечером Джона и рассказать ему об Орле. Она даже не станет упоминать о том, что заходила к нему в мастерскую. Наверное, ей лучше не знать, какие тайны скрываются за этой дверью.

Но она должна узнать. Она не успокоится, пока не выяснит все до конца. Еще оставалась надежда на то, что та женщина ошиблась, что это был какой-то другой мужчина, похожий на Джона, который прошел мимо ее дома. Если не считать того, что она назвала его мистером Лэйси.

Может быть, существовал еще какой-то мистер Лэйси, и они были похожи друг на друга!

Элис сделала глубокий вдох и постучала в дверь.

Через несколько секунд на пороге появилась молодая женщина на последнем месяце беременности, с чудесными мягкими светлыми волосами. В открытую дверь Элис увидела простую, но уютную гостиную с коричневым ковром на весь пол. Ей всегда хотелось иметь такой у себя. В лице молодой женщины было что-то неправильное. «У нее заячья губа», — сообразила Элис. Если бы не это, ее можно было бы назвать потрясающе красивой. Маленькая девочка, едва вышедшая из грудного возраста, прижималась к ее ноге. Элис почувствовала, как у нее похолодело в груди. Малышка как две капли воды походила на Орлу в ее возрасте. Молодая женщина улыбнулась, но ничего не сказала.