— На твоем месте я бы поехала в Лондон.

— Отлично! — просиял Кормак. — Я так и знал, что ты что-нибудь придумаешь. Я поеду завтра, после того как мы переговорим с коммерческим представителем насчет коробок. — Они подумывали о том, чтобы начать продавать свои товары оптом, упаковав их в красивые картонные коробки и затянув целлофаном.

— Всегда рада помочь, — отозвалась Викки и тут же пожалела о своем кислом тоне.

На следующее утро он явился в парадном светло-сером фланелевом костюме и в голубой рубашке с темно-синим галстуком. После полудня, когда они разместили заказ на коробки и представитель ушел, они спустились к его машине.

— Ты справишься сама? — бодро поинтересовался он, и Викки подумала: не откажется ли он от Андреа и поездки в Лондон, если она ответит, что не справится?

Она решила не уточнять. Как бы то ни было, раньше она не однажды оставалась наедине со своими — и рабочими — проблемами.

— Я ведь буду не одна. — После Рождества фирма приняла в штат еще четверых сотрудников. У них появились секретарь, который должен был печатать письма и отвечать на телефонные звонки, один человек работал в недавно организованном отделе упаковки, и еще две женщины трудились в большой комнате, которую стали называть цехом. — Я подумала, что, наверное, мне стоит сегодня вечером зайти к вашей Орле и подарить ей несколько пробных флакончиков «Нежности».

Он запечатлел целомудренный поцелуй у нее на лбу.

— Передай ей мои наилучшие пожелания, если пойдешь.

— Хорошо, Кормак. Желаю тебе приятно провести время.

Полными слез глазами она смотрела вслед удалявшейся машине. Вполне вероятно, что через несколько часов он будет сжимать в своих объятиях Андреа. Сегодня вечером они вместе лягут в постель. Ей была так тяжела мысль об этом, что в груди у нее возникла острая, режущая боль и ей показалось, что сердце раскалывается на сотни маленьких осколков.

Пока Кормак ехал на машине в Лондон, его сестру, Орлу, осматривал потрясенный врач, которому только что сообщили о ее беременности. С противоположного конца комнаты сердитые взгляды на нее бросала медсестра, растерянная и испуганная.

— Случайность, я полагаю, — холодно заметил врач. — В вашем положении следует быть более осторожной. Я незамедлительно организую вам прерывание беременности.

— Это не была случайность, — спокойно сказала Орла. — Это было сделано намеренно. И мне не нужно прерывание, я хочу ребенка, если вы ничего не имеете против.

Доктор потерял дар речи, медсестра возмущенно фыркнула.

— Раз уж вы спрашиваете, то как раз имею, — резко бросил врач. — Это самая большая глупость, о какой я когда-либо слышал. Если уж говорить откровенно, миссис Лэвин, вы умираете. Вы можете не успеть родить полноценного, доношенного ребенка. В вашем положении думать о рождении ребенка — чистой воды сумасшествие.

— А я и есть сумасшедшая, — согласилась Орла. — И я проживу достаточно, чтобы мой ребенок успел появиться на свет. Проживу . Клянусь. — Она усмехнулась. — Хотя, может быть, я не смогу кормить его грудью.

— И кто же будет его воспитывать? — бесцеремонно вмешалась в разговор медсестра.

— Весь Бутль.

— Как вы вообще додумались до этого? — возмутился доктор. — Завести ребенка в вашем положении!

— Ну, обе мои сестры ждут ребенка, а также моя старшая дочь. Я не хотела быть исключением. Кроме того… — Она заколебалась.

— Кроме того, что? — настойчиво допытывался доктор.

— Будь все иначе, я и не мечтала бы о том, чтобы родить еще одного ребенка. Я намереваюсь принести в мир ребенка, который при других обстоятельствах никогда не появился бы на свет. Мне кажется, это достойное завершение тех нескольких месяцев жизни, что мне остались.

Неожиданно лицо врача прояснилось.

— Миссис Лэвин, у вас какой-то извращенный образ мыслей, — сказал он. — Тем не менее я не могу не восхищаться вашим присутствием духа. Я немедленно передам вашу историю болезни в родильный дом, и мой друг, доктор Абрахамс, с сего момента будет наблюдать за вами. Я попрошу его держать меня в курсе дел. Можете быть уверены, он сделает все от него зависящее, чтобы у вас родился здоровый ребенок. — Он пошел к своему столу, и за его спиной Орла показала медсестре язык.

На стук Викки дверь дома на Перл-стрит открыла Элис.

— Привет, дорогая. Входи. Орла будет рада увидеть тебя.

Викки изумленно ахнула, когда ее провели в гостиную.

— Я не знала, что у вас вечеринка. — Все стулья были заняты, и люди сидели даже на полу. Верхний свет был выключен, комнату освещали только десятки свечей и ночников на каминной полке. От внезапного сквозняка язычки огня заколебались. Из стоящего в углу проигрывателя доносилась негромкая музыка: Фрэнк Синатра напевал «Райские деньги». В соседней комнате звучали голоса, на кухне гремели посудой.

— Это не вечеринка, — сказала Элис. — У нас часто так бывает. Тебе следует приходить сюда почаще, милая. Орла рада всем и каждому.

— Викки! — крикнула из другого конца комнаты Орла. Щеки у нее раскраснелись, а глаза горели ярче пламени свечей. В белом кимоно с красным рисунком и в красных туфлях на высоких каблуках она выглядела живее всех живых в комнате. Она чрезмерно накрасилась и навесила на себя слишком много украшений. — Поцелуй меня. Каждый, кто приходит сюда, должен поцеловать меня. Что ты хочешь выпить? Микки, кто-нибудь, налейте Викки выпить.

— Я бы хотела стакан белого вина, пожалуйста, — сказала Викки молодому человеку, который оказался двоюродным братом Кормака. Его звали Морис, вспомнила она. Викки подошла к Орле и поцеловала ее в щеку. — Я принесла тебе пробные флакончики наших новых духов. Они называются «Нежность».

— Ночь нежна, — промурлыкала Орла. — Давай-ка попробуем. — Она отвинтила крышечку крошечного флакончика и подушилась за ушами. Головокружительный аромат весенних цветов смешался с запахом плавящегося воска. — Боже, какая прелесть. Когда-нибудь вы с Кормаком станете миллионерами.

— Ты подсказала мне идею насчет наших следующих духов. Они будут сильнее пахнуть мускусом, это будут вечерние духи. Эти можно назвать «Утренняя нежность», а те, новые, — «Вечерняя нежность». Наверное, будет лучше, если мы станем продавать их вместе.

По своему обыкновению Викки попыталась раствориться в толпе и столкнулась в дверях с Морисом, который нес ей вино. Фиона улыбнулась ей с кушетки, приглашая сесть рядом.

— Спасибо, — прошептала Викки. — Кто эти люди?

— В основном, члены семейства Лэйси. Не забывай, нас четырнадцать, семнадцать вместе с Бернадеттой и ее детьми и двадцать пять, если считать родственников дяди Билли. Кто-то из соседей, кто-то из школьных друзей. — Фиона рассмеялась. — Когда я была молодой, то никак не могла понять, отчего это наша Орла пользуется такой популярностью. Насколько я могла судить, она ужасно обращалась со всеми, но они все равно любили ее. Я же старалась быть милой со всеми, но меня не любил никто.

— Я уверена, что это неправда.

— Чистая правда. До сих пор. Просто теперь мне наплевать.

— Никогда бы не подумала, что Орла… — Викки зарделась. Она чуть не сказала нечто совершенно бестактное.

— Умирает? — закончила за нее Фиона. — Да, это правда. Ты можешь произнести это вслух, мы все так говорим. Орла не возражает. Ты наверняка знаешь, что есть люди, которые устраивают целый спектакль из личной трагедии, ну так вот, наша Орла занята тем же. Чем хуже она себя чувствует, тем драматичнее будет развязка. Смотри, она даже сделала себе сценический макияж! Через несколько месяцев мы все соберемся вокруг ее постели, размахивая свечами и распевая гимны, а она будет ангельски улыбаться нам с подушки. Она получает удовольствие по максимуму. — Голос Фионы изменился, стал мягче. — Я просто восхищаюсь ею. До недавнего времени я не отдавала себе отчета в том, как сильно люблю ее. В одном ее мизинце больше характера, чем у любого из нас. Ты знаешь, что она ждет ребенка?