— Ей не понадобятся никакие швы, — произнес Кормак, не открывая глаз. — Она расслабится, и разрывов не будет.
Господи Боже! Эта парочка просто сумасшедшая, не от мира сего. Элис объявила, что мясо скоро будет готово, и сбежала вниз.
Фиона была одна и гремела кастрюлями в кухне со старомодной мебелью. За ней с интересом наблюдала кошка, расположившись на полке для сушки посуды, что было крайне негигиенично. Фиона подняла голову, когда вошла ее мать.
— Что ты думаешь о Поле?
— Она кажется милой, но очень молоденькой.
— Ей двадцать один год, она старше, чем выглядит.
— Она рассказала тебе о том, как собирается рожать ребенка? Они поступают неразумно, Фиона. Я обеспокоена.
— Она передумает, когда придет время.
— Боже, я надеюсь на это. Наш Кормак — умный парень, но я не уверена, что он сможет принять роды.
* * *
Целью рождественского базара должен был стать сбор средств для детского приюта в Эфиопии. Фиона поставила Элис командовать бакалейным лотком. Главным призом была бутылка виски. К каждому призу прилагался лотерейный билет, стоивший шесть пенсов. Если кому-то доставался билет, номер которого совпадал с номером на призовом предмете, он уносил приз с собой.
Естественно, все хотели выиграть виски. Но дело было в том, что выигрышный билет Фиона забрала с собой, чтобы вернуть на место попозже, когда распродадут большую часть билетов.
— Но ты не можешь так поступать! — возмутилась Элис.
— Конечно, могу, мама. Если виски выиграют с самого начала, желающих купить билеты больше не найдется. Не забывай, это делается ради благородной цели.
Элис надеялась развлечься. Вместо этого она ощущала себя преступницей, присматривая за своим разукрашенным лотком. Несущиеся из громкоговорителя наивные рождественские песенки только усугубляли ее чувство вины. Она была очень занята, постоянно окруженная толпой людей, и количество призов: соуса для мяса, уксуса, шампуней, лимонада, майонеза — быстро уменьшалось. Чем меньше их оставалось, тем нетерпеливее становились участники, горя желанием выиграть бутылку виски, которая уже начинала выглядеть этакой брошенной сироткой.
Где, черт возьми, ходит Фиона? Она не могла оставить лоток и отправиться на ее поиски. Элис начала охватывать паника. В любую минуту кто-нибудь мог догадаться, что лотерейного билета с выигрышем виски у нее нет, и пылающая праведным гневом толпа оттеснит ее от прилавка. Она чувствовала, как у нее горит лицо и бешено бьется сердце.
— С вами все в порядке? — спросил чей-то голос. — Вы ведь миссис Лэйси, не так ли? Мать Фионы?
Она заметила уже начавшего лысеть мужчину, который, кажется, был здесь главным. Мужчина был примерно ее возраста, в черной водолазке под горло и в мешковатых вельветовых брюках. Его морщинистое лицо покрывал сильный загар, как будто он много лет провел на юге. У него была очень располагающая ласковая улыбка.
— Нет, со мной не все в порядке, — напряженным голосом ответила Элис. — Мне срочно нужна моя Фиона.
— Я отыщу ее вам.
Через несколько секунд появилась Фиона. Элис устремила на нее обвиняющий взгляд поверх толпы.
— Могу я попытать счастья, мама?
— Да, думаю, давно пора.
Фиона сунула руку в ящик, и только Элис заметила, что в ней уже был билет. «Если она вытащит его и объявит, что выиграла бутылку виски, я убью ее на месте», — поклялась Элис. К счастью для Фионы, ей достался проигрышный билет. Впрочем, вскоре виски выиграл маленький мальчик, и бутылку немедленно экспроприировал его счастливый папаша. Элис облегченно вздохнула.
— Не хотите чашечку чая? — Это вернулся мужчина в черной водолазке.
— Спасибо, я пожертвовала бы своей правой рукой за чашку чая.
— В таких крайностях нет необходимости. — Он улыбнулся. — Я угощу вас даром.
Теперь, когда виски больше не было, интерес к другим оставшимся призам угас. Элис рухнула на один из стульев, стоявших у стены.
Обходительный мужчина вернулся с двумя чашками чая и сел рядом с ней.
— Меня зовут Чарли Гловер. Как мне следует величать вас — «мать Фионы» или «миссис Лэйси»?
— Я предпочитаю «Элис». Не знаю, что бы я делала без вас. Вы мне очень помогли.
— Рад был оказаться полезным, мадам. — Он улыбнулся своей очаровательной улыбкой. Глаза у него были темно-серые, с крошечными серебряными искорками.
Элис подумала: чего ради она обращает внимание на глаза этого странного, незнакомого ей мужчины, на его улыбку? В конце концов, ей ведь уже пятьдесят один. Она давным-давно потеряла всякий интерес к мужчинам.
— Вы жили за границей? — спросила она светским тоном.
— Да, в Эфиопии. Я руководил детским приютом, для которого мы собираем средства.
— Руководили?
— Я подумал, что пришло время отдохнуть и сменить работу, — объяснил он. — Я остановился в Ормскирке, у брата и его жены. — У него был приятный глубокий голос, и Элис уловила ланкаширский акцент. Он говорил медленно, с видом человека, не привыкшего к тому, чтобы его перебивали. — Через три месяца я отправляюсь в Трансвааль, на этот раз чтобы принять госпиталь на границе Свазиленда.
— Вы — врач?
— Да. Я работал на благотворительную организацию, которая называлась «Спасение за рубежом».
— Вот это да! Звучит очень интригующе.
— Это не столько интригующе, сколько полезно. — Он грустно улыбнулся. — Моя жена любила, когда мы переезжали на новое место, но, к несчастью, она умерла десять лет назад.
— Мне очень жаль. — Элис положила свою ладонь на его руку.
— Вы очень добры. Фиона говорила мне, что ее отец недавно умер. Вы мужественно держитесь.
Она почувствовала себя неловко.
— Мы с Джоном уже давно не жили вместе. Я была расстроена, что он умер, но не более того. Имейте в виду, — губы ее искривились в горькой улыбке, — когда-то я была на грани помешательства.
— Очевидно, вам есть что вспомнить. — Он поднялся. — Труба зовет. С минуты на минуту мне придется участвовать в лотерее. — К ее удивлению, он снова присел. — Послушайте, что вы делаете сегодня вечером?
— Ничего особенного. Вероятнее всего, буду смотреть телевизор, — ответила Элис, восприняв вопрос буквально и не понимая, отчего это ее ответ доставил ему такое удовольствие и его серые глаза засияли.
— Тогда почему бы мне не пригласить вас на ужин? — с жаром предложил он. — Например, где-нибудь в Саутпорте.
— Ужин! — воскликнула она, взволнованная его предложением. — О нет. Нет, я никак не могу. Спасибо за приглашение, но нет… извините меня. Я только что заметила свою другую дочь. Орла! — воскликнула она и чуть ли не бегом бросилась к двери навстречу Орле. — Что ты здесь делаешь? — одним духом выпалила она.
Орла помахала тетрадкой, которую держала в руке.
— Пишу репортаж о базаре для газеты. Ты что, принимала участие в забеге на милю, мама? Ты запыхалась и красная, как морковка.
— Мне нелегко пришлось за лотком, вот и все.
— А где наша Фиона? Мне нужно знать, сколько денег она собрала, а потом я должна взять интервью у парня по имени Чарли Гловер. Он хочет организовать сбор средств для какого-то госпиталя за границей. — Она скорчила мину. — Когда-то я воображала, как беру интервью у кинозвезд и политиков, а вместо этого пишу репортажи о дешевом базаре. Знаешь, сколько я получу за это? — Она снова помахала тетрадкой. — Два пенса за строчку!
— Ой, прекрати жаловаться, дорогая.
Орла завидовала Фионе, ее активной общественной жизни, многочисленным друзьям и внештатной работе в университете Ливерпуля, где сестра сотрудничала в Студенческом союзе. По сравнению с этим Орла считала свою жизнь невозможно скучной, лишенной каких бы то ни было ярких событий, а дом Лэвинов на Перл-стрит — убогим и серым до крайности, который было стыдно даже сравнивать с домом на Стэнли-роуд.
— Спасибо, мам. Как ты меня понимаешь, — язвительно бросила она.
— Когда увидишь Фиону, скажи ей, что я возвращаюсь на Стэнли-роуд и заберу с собой Колина и Бонни. Похоже, им смертельно скучно. Кстати, вон твой Чарли Гловер, он собирается участвовать в лотерее.