— Извините, миссис, — строго произнес полицейский сержант, — но ваша дочь взрослая. Если захочет, она может уйти из дома. Вы же не думаете, что мы начнем гоняться за двадцатичетырехлетней девушкой. Если бы ей было меньше восемнадцати, тогда да. Но по достижении восемнадцати лет люди могут поступать, как им заблагорассудится, и это никого не касается, кроме них самих.

— Но она очень молодая двадцатичетырехлетняя девушка. Она даже в кино еще никогда не ходила сама.

— Тем не менее ей уже двадцать четыре. И ведь она не просто исчезла без следа, так ведь? Вы говорите, что она оставила записку. Она у вас с собой?

— Нет. — Элис показала записку одному Нейлу.

— Там сказано, куда она направилась?

Элис вздохнула:

— Нет.

— Ну, тогда, похоже, она не хотела, чтобы вы знали. — Полицейский неожиданно смягчился. — Постарайтесь не волноваться, миссис. Она вскоре поймет, какая сторона бутерброда намазана маслом, и вернется.

— Остается только надеяться на это, — пробормотала Элис, покидая полицейский участок.

Фиона отсутствовала уже почти неделю. Элис беспокоилась бы намного сильнее, если бы Кормак не был твердо убежден, что с сестрой все в порядке. Впрочем, как бы то ни было, она терзалась чувством вины, оттого что позволила Нейлу пригласить бедную девочку, вдохнула в нее надежду, а потом так жестоко лишила ее всего. Фиона была очень впечатлительной девушкой. Что она должна была почувствовать, когда услышала, как ее мать и Нейл наслаждаются обществом друг друга? Почти наверняка она зачем-то приходила в салон, и это могло быть связано только с предстоящим танцевальным вечером. Она ведь была так взволнованна, чересчур взволнованна!

Остальные ее дочери разделяли вину матери, особенно Орла. «Мне следовало быть с нею помягче, — причитала она. — Почти все время я вела себя ужасно, и в то же время мне было очень жаль ее». — «Может быть, она и ушла потому, что не хотела, чтобы ее жалели», — возразил сестре Кормак. «С тех пор как я встретила Мартина, я избегала ее, как чумы, — казнила себя Маив. — Раньше мы всегда ходили по воскресеньям в кино, но последний раз это было много месяцев назад».

«Я поступила неправильно, сначала назначив ее управляющей новым салоном, а потом отобрав у нее эту работу. Мне нужно было сначала подумать, а потом действовать. Она была слишком молода». Кроме того, оставались еще ее отношения с Нейлом, и о них она ничего и никому не могла рассказать. Элис попыталась представить, что делает Фиона сейчас, спустя шесть дней после своего неожиданного бегства. Где бы это ни было, где бы она ни находилась, она должна была чувствовать себя одинокой и жалкой, как кающаяся грешница.

Фиона сидела в пивном баре под названием «Золотой ягненок» на Пентонвилль-роуд, в компании Эльзы, отца Эльзы, Колина, и бабушки Эльзы, Руби. Пол бара был посыпан опилками, в углу стояла плевательница. Бар был полон посетителей, и большинство из них уже находились в изрядном подпитии. Скрытый от любопытных глаз пианист наяривал «Где-то над радугой», до упора прижав ногой педаль громкости.

Эльза была той девушкой, что подавала завтрак в «Святом Джуде», она также убирала комнаты и заправляла постели, как узнала Фиона, прожив в гостинице несколько дней.

— Мне надо найти какое-нибудь жилье, — призналась она Эльзе несколько дней назад, когда от денег Горация Флинна осталась половина. — Не посоветуете ли чего-нибудь?

Они уже начали болтать друг с другом, пока Эльза убирала остатки завтрака. Фиона рассказала девушке, что ушла из дома (не «убежала» — в ее возрасте это выглядело бы довольно глупо).

Гостиница была переполнена, большинство жильцов составляли коммивояжеры — один подарил Фионе складывающуюся одежную щетку и кожаный ремешок.

— Я поспрашиваю, дорогая, — пообещала Эльза. — Вам нужна комната, сдаваемая внаем, или место, где вы сами будете ухаживать за собой?

— А что дешевле?

— Комната. В стоимость найма входят завтрак и ужин.

— Тогда пусть будет комната. Вообще-то я предпочла бы квартиру, но придется подождать, пока у меня все не устроится с работой.

— С какой работой?

— Пока не знаю. — Фиона поморщилась. — Любая работа, лишь бы не в парикмахерской.

— Эльза, дорогуша! — донесся из кухни возглас миссис Флауэрз. Она всегда была мила с Эльзой. Сначала Фиона удивилась этому, но потом поняла, что Эльза была очень добросовестной, надежной и трудолюбивой работницей.

— Увидимся завтра, — сказала девушка.

Фиона допила чай, положила в сумочку оставшиеся гренки, чтобы съесть их попозже, и отправилась на очередную экскурсию по городу. Она намеревалась не истратить больше ни пенни без крайней надобности и как можно на дольше растянуть оставшиеся деньги. Это значило, что походы в кино отменяются, и это было очень огорчительно, поскольку теперь ей придется ломать голову над тем, чем занять себя по вечерам. Вчера она смотрела «Семь невест для семи братьев» и влюбилась в Говарда Киля, позавчера… «И Бог создал женщину» с Брижит Бардо.

Погода стояла по-прежнему прекрасная, и шумные улицы Лондона заливал солнечный свет. Фиона смешалась с толпой туристов и покупателей, клерков и продавцов и почувствовала себя совершенно счастливой. К часу дня она добралась до Пикадилли-серкус, купила кофе в картонном стаканчике и уселась на ступеньках под Эросом, поедая гренки и ощущая себя на вершине блаженства.

В «Золотом ягненке» Руби Литтлмор поинтересовалась:

— Как ваша берлога, дорогуша? — Руби уже слегка осовела от пива «Гинесс». У нее были угольно-черные волосы с жесткой перманентной завивкой, ярко накрашенные губы и чрезмерное количество туши на ресницах. Для бабушки Эльзы она была слишком молода, ей исполнилось пятьдесят семь, но и отцу Эльзы, Колину, сравнялось только тридцать восемь, и он скорее походил на ее брата.

— Не так уж плохо, — отозвалась Фиона. — Комната маловата и не слишком чистая, а к чаю подают потроха с луком, которые я терпеть не могу. Миссис Напье выглядела обескураженной, когда я отказалась от них — по-моему, она больше ничего не умеет готовить.

— Что-нибудь придумает, — сказала Руби. — Чтоб мне провалиться, не нужно иметь много мозгов, чтобы изобразить сосиски с картофельным пюре. Вы голодны, дорогуша? — озабоченно спросила она. — Загляните к нам попозже, и я угощу вас чем-нибудь.

— Спасибо, но по дороге я съела кусочек мясного пирога. Он оказался потрясающе вкусным.

— Все равно приходите завтра на обед. В субботу я всегда готовлю бифштекс. Эльза не работает по субботам. Не знаю, говорила ли она вам об этом.

— Да, мы с ней идем в Кэмден-маркет, чтобы купить какую-нибудь дешевую одежду. Того, что я привезла с собой, не хватает. А завтра вечером мы отправляемся на танцы в Хаммерсмит-пэлэс. Перед этим я подстригу ее. Спасибо за приглашение на ужин, непременно приду. — Обеды не входили в перечень услуг, предоставляемых миссис Напье за тридцать пять шиллингов в неделю.

— Эльза говорит, что с понедельника вы приступаете к работе. — Колина Литтлмора, сидящего по другую сторону от Фионы, при всем желании нельзя было назвать привлекательным. Он был устрашающе худ, с впалыми щеками и мягким, безвольным ртом; в его карих глазах притаилось какое-то загнанное выражение. Тем не менее Фиона считала его едва ли не писаным красавцем, уж во всяком случае намного симпатичнее Нейла Грини, в чертах лица которого она не находила никаких признаков характера. Фиона подумала: как странно, что она не замечала этого раньше. Во время войны Колин попал в плен к японцам и его отправили на строительство железной дороги. Он умудрился выжить, но вернулся домой инвалидом, неспособным ни к какой работе, его здоровье было окончательно подорвано. У Колина были какие-то проблемы с легкими, он не мог нормально дышать и ел только тщательно измельченную пищу. Сейчас перед ним стоял нетронутый стакан апельсинового сока. Жена Колина, мать Эльзы, погибла во время войны при бомбежке фабрики, на которой она работала.