— Учительница говорит, что я пишу лучше всех в классе.

Он погладил нежную щеку Кормака.

— Еще бы ей так не говорить, сынок.

Элис просунула голову в дверь.

— Я не знала, ушел ли ты. Я не слышала, как хлопнула дверь.

Джон опустил Кормака и потянулся за своим пальто.

— Я ухожу. Кстати, — угрюмо бросил он, — теперь можешь спать на кровати. Кушетка пусть останется мне.

В доках всегда царило оживление. Конторы торговых агентов, импортеров и экспортеров, были закрыты, и движение было не таким интенсивным, как днем. Но в семь часов вечера улицы вновь были полны рыбаков и моряков всех национальностей. Из-за высоких стен, огораживающих доки, доносился шум — крики и глухие удары, сопровождающие погрузку и разгрузку судов, пришедших со всего мира, залитых ярким светом прожекторов.

Резкий ветер, налетавший с реки Мерси, разносил снежную крупу, которая беспорядочно металась в воздухе и под ногами. Джон слышал, как тяжело ударяются волны в стены доков. Он потуже затянул шарф вокруг шеи.

Он подошел к «Аркадии», на ее ступеньках сидели маленькие мальчик и девочка, прижавшись друг к другу и дрожа от холода в легкой одежонке. Он дал им по монетке.

— Спасибо, мистер, — на удивление бодро произнес мальчик.

Клэр сидела за тем же столом, что и вчера, повернувшись к нему спиной. Сердце у Джона взволнованно забилось, и он начал протискиваться сквозь толпу. Он ждал этого момента весь день — день, когда впервые за долгое время он был в ладу с самим собой. Он опустился на скамью рядом с ней.

— Привет, красавица.

Девушка нахмурилась. Сначала он было подумал, что она недовольна его приходом, но потом догадался, что она просто не верит своим глазам. Щеки у нее порозовели, и Джон увидел, что она рада и польщена тем, что он вернулся.

Клэр усиленно закивала головой.

— Привет. — Она заколебалась, совсем как прошлой ночью, а потом взяла его за руку. — Рада, — прошептала она, — я рада, что ты здесь. — Она улыбнулась, и улыбка сделала ее лицо почти красивым.

Джон улыбнулся в ответ и подумал о том, что это просто чудо, что он встретил женщину, которая страдала от своей физической неполноценности так же, как и он, и что они могут заставить друг друга улыбаться.

Кора Лэйси вошла в парикмахерскую в конце первой рабочей недели. Элис уже собиралась закрывать салон. Фионнуала мыла раковины, а Кормак стоял на коленях в кресле у кассы перед большим денежным ящиком, и забавлялся тем, что пробивал чеки.

— Неделя была трудной? — поинтересовалась Кора.

— Совершенно сбилась с ног, если хочешь знать. — Элис обессиленно рухнула в кресло под одной из сушилок. — Слава Богу, сегодня суббота. Я только что послала Орлу и Маив за рыбой и жареной картошкой. У меня нет сил приготовить чай.

— Хорошо, — удовлетворенно заметила Кора. Значит, выручка будет приличной. — Подвинься, малыш. — Она легонько подтолкнула Кормака бедром, и тот неохотно сполз с кресла. — Это все, что есть? — Она с подозрением уставилась на свою невестку. — Ни одной банкноты?

— Они у меня дома, — объяснила Элис. — Я выбираю кассу каждый день. И у меня почти не бывает банкнот, если не считать оплаты за перманентную завивку. А сегодня я не сделала ни одной.

— Тогда я пойду с тобой домой, чтобы забрать свою долю.

Фионнуала бросила работать и прислушалась. Она зло уставилась на свою тетку, которую всегда недолюбливала:

— О чем она толкует, мам?

— Это тебя абсолютно не касается, дорогая.

— Почему она берет деньги из кассы? Это наш салон.

— Твоя тетя Кора вложила деньги в дело, — терпеливо объяснила Элис. Старшая дочь иногда доводила ее до белого каления. — Она имеет право на часть доходов.

— Но доходы появятся еще очень и очень не скоро, мам, — воскликнула Фиона. — Ты же сама так говорила, учитывая стоимость покраски и остального.

— Да, но… — Элис умолкла. Фиона была права. Ей не следовало одной нести все расходы по переделке помещения, нужно было разделить их с Корой. И зарплата — она подумала, имеет ли она право сама установить себе зарплату? О боже! Должно быть, она самая тупая женщина в мире, если проглядела очевидное.

Элис с трудом проглотила комок в горле — Кора всегда заставляла ее нервничать — и произнесла твердым голосом:

— Боюсь, что ты не можешь просто так прийти и взять, сколько тебе захочется. Сначала мне нужно самой во всем разобраться, каков приход, каков расход и все такое прочее.

— А какие еще были расходы, кроме нескольких банок краски? — удивилась Кора. Она рассчитывала унести домой в кармане несколько фунтов и теперь разозлилась, узнав, что ее надеждам не суждено сбыться.

Элис уже собралась было перечислить все, что она купила и собирается купить, когда вдруг вмешалась Фионнуала, заявив с вызовом:

— Она сказала, что все запишет, разве не так? Это наша парикмахерская. Мы не должны отчитываться перед вами в каждой своей покупке.

— Успокойся, дорогая. — Элис стиснула ладонь дочери.

Открылась дверь, и вошли Орла с Маив. У каждой в руках были рыба с жареной картошкой, завернутые в промасленные газеты.

— Может, нам отнести это домой и положить в духовку, мам? — спросила Орла.

— Пожалуйста, дорогая. Мы придем через минуту.

Взгляд блестящих и любопытных глаз Орлы скользнул от матери к тетке и остановился на раскрасневшемся, сердитом лице сестры.

— Что тут происходит?

— Ничего не происходит, дорогая. Лучше отнеси рыбу и картошку домой, пока они совсем не остыли.

— Мы подождем тебя. — Орла и Маив вошли в салон и стали по обеим сторонам от матери. Кормак прижался к материнскому бедру, и Элис рассеянно принялась перебирать его мягкие светлые кудри.

Увидев устремленные на нее враждебные взоры девочек, Кора вдруг поняла, что их бестолковая мать вовсе не будет для нее такой легкой добычей, как она себе представляла. Смущало и то, что против нее выступили единым фронтом, тогда как ей некого было привлечь на свою сторону. Она пожалела, что не взяла с собой Мориса, чтобы можно было гладить его по голове так, как это делала сейчас Элис с Кормаком, тогда она хотя бы не чувствовала себя такой одинокой.

— Я приду в понедельник за отчетом, — пробормотала она.

— Он может быть не готов, — ухмыльнулась Фионнуала. Она наслаждалась тем, что защищает мать от этой ужасной Коры. Ведь именно она напомнила маме, что парикмахерская еще не скоро начнет приносить доход, и это она придумала название салона. Она почувствовала раздражение и недовольство, когда мама снова потянула ее за рукав и сказала: «Ш-ш».

— Отчет будет готов у меня к понедельнику, — пообещала Элис.

Клэр сообщила ему, что появилась на свет, когда ее матери исполнилось сорок семь. К тому времени троим ее братьям было уже к тридцати; все они были женаты и жили в разных концах страны. Они редко приезжали домой. Брак ее родителей распался много лет назад. Джон поразился, узнав, что ее отец был, да и сейчас, наверное, остается клерком в адвокатской конторе.

«Мать говорила, что забеременела мной после того, как он изнасиловал ее. Она ненавидела меня с самого начала. — Девушка рассказала это с помощью жестов, оживленной мимики и блокнота. Полностью ее имя звучало как Клэр Фрэнсис Карлсон. — Они стыдились того, что люди знают, что я — их дочь».

Ее отправили в специальную школу-интернат, и домой она вернулась в возрасте четырнадцати лет, завершив свое образование. Через несколько месяцев она сбежала — они жили в Уиднесе, — но не смогла найти себе никакую другую работу, кроме уборки. «Людям не нравится это. — Она показала на свой рот, а потом приписала: «Они думают, что я недоразвитая».