В конце апреля на собрании ТФБП присутствовало лишь человек двадцать. Но не только посещаемость упала. Ощущение было такое, будто находишься в летнем лагере в конце сезона. Собравшиеся громко разговаривали, чтобы заполнить пустоту помещения. Люди собирались по углам маленькими группками, чтобы обсудить запретную тему.

Присутствовавшие раскололись надвое и в зависимости от своих убеждений объединились в неравные группировки. С одной стороны находились вновь принятые члены и активисты, которые отвергли приглашение «Перрико», с другой — подопытные кролики. Но их разделяла не только философия. Женщины, включившиеся в программу с использованием препарата, изменились. Было такое впечатление, что все они похудели, хотя некоторые, возможно, тщательно продумали, что надеть, другие сделали новую прическу или макияж. Сестринский союз разбился на два лагеря — «они» и «мы».

Когда вошла Марина, тишина вирусом расползлась по комнате. Ее похудевшая фигура казалась обвинением враждебной аудитории. Ее неумолимо потянуло к соратницам по эксперименту «Перрико». Глядя на сияющих соратниц, которые явно стали следовать советам по уходу за собой, предлагаемым женскими журналами, она тотчас увидела разницу между собой и остальными.

Впервые в жизни Марина сознательно надела длинное. Никогда раньше она так долго не выбирала одежду. Если бы она так не нервничала, то рассмеялась бы над своими лихорадочными попытками выбрать одеяние, которое скрыло бы ее начинающую вырисовываться фигуру. Да зачем я это делаю? — спросила она сама себя, утонув в парашюте из синтетического шелка. Она даже смочила свои фирменные кудряшки и, выпрямив их, точно старая дева, собрала волосы на затылке в пучок. Макияж призван был сообщить ей деловой вид. Ей даже удалось прибрать скулы, которые торчали чуть ли не вызывающе. Не раздумывая слишком долго над тем, какое впечатление она производит, Марина вышла из квартиры, слишком занятая другими мыслями, чтобы анализировать свое странное поведение.

В действительности ее смущала та женщина, в которую она превращалась. Ненужное приподнятое настроение, теплом разливавшееся по телу, вызывало у нее отторжение, и это случалось всякий раз, когда она становилась на только что купленные суперсовременные цифровые весы и фиксировала очередное снижение веса. Щеголяя своей женственностью, как девушка, вступающая в период половой зрелости, она ощущала пустоту и неудовлетворенность. Ей хотелось повесить плакат себе на шею, чтобы всем встречным было ясно, что она не на диете, что усадку дает ради науки, а не ради красоты. Всю жизнь Марина думала только о том, как бы похудеть. Теперь она поняла, что, по сути, всерьез даже и не помышляла об этом. Пока это не стало реальностью.

И вот теперь это происходит, но она не готова. Поэтому и пытается скрыть свои намерения. К несчастью, у нее ничего не вышло. И вот она оказалась в царстве женщин, где похудевшее на дюйм бедро с точностью радара вычисляется с расстояния в сотню ярдов. Когда она шла по комнате, очертания фигуры едва заметно прорисовывались сквозь тонкую ткань, окутавшую ее тело, так что у смотревших на нее не оставалось никаких сомнений насчет того, что Марины стало меньше.

Члены группировки спускавших жиры приветствовали ее появление в своих рядах с разной степенью теплоты. В то время как все они с облегчением воспринимали то, что объемы их одежды увеличиваются, позволяя отогнать волну негодования, поднимающуюся на другом конце комнаты, каждая вместе с тем ловила себя на том, что нервно оценивает масштаб Марининого похудения и сравнивает его с собственным. Женщины принялись втягивать животы и придавать лицам томные выражения, лишь бы казаться тоньше других.

— Тереза, какое счастье, что ты здесь!

Марина схватила Терезу за руку и увела ее в сторону. Тереза была рада этому, особенно потому, что, по ее расчетам, она сбросила по меньшей мере на полстоуна больше, чем ее подруга.

— Марина, ты ужасно выглядишь! Кто-то умер?

Несколько секунд Марина обдумывала это критическое замечание.

— Да нет, просто сюда торопилась. Задержалась на работе и домой пришла в последнюю минуту.

Да я стала законченной лгуньей! И сама во все это верю.

— Тогда рассказывай, как там Нью-Йорк? Хотела позвонить тебе вчера вечером, но была в спортзале.

— С каких это пор ты стала ходить в спортзал? Разве Дэвид Сэндхерст не говорил, что мы должны вести нормальный образ жизни и не предпринимать ничего нового?

— Все это мне известно, но дело в том, что он должен согласиться, что раз уж теряешь вес, то появляются новые возможности. Раньше я физически не могла ходить в спортзал, но теперь у меня появилась дополнительная энергия, и я не знаю, куда ее деть.

Марина внимательно посмотрела на Терезу. У нее появился какой-то особенный блеск в глазах, улучшился цвет лица, и румяна тут ни при чем. Она неловко жестикулировала, вероятно затем, чтобы скрыть, как трясутся руки, что было заметно. В целом она выглядела как одна из этих раскрашенных актрис в «Долине кукол»[27], демонстрируя стереотип поведения под воздействием наркотиков. Да о чем это я? Разумеется, она демонстрирует эффект воздействия наркотиков. Она принимает наркотики. Как и все мы. Марина покачала головой, рассердившись на то, что мозг ее не работает как обычно. В механизмах обработки информации произошло короткое замыкание, а способность рассуждать дала трещину.

— Но выглядишь ты фантастически, — призналась Марина.

— Спасибо! Я и чувствую себя фантастически. Это невероятно. Вся моя старая одежда стала слишком велика, я опять влезла в джинсы шестнадцатого размера, и на поясе они немного широковаты. Потрясающие таблетки!

— И как Род воспринял все эти изменения?

Воодушевление Терезы на мгновение поблекло, но благодаря наркотику не угасло.

— Да ну его, этого зануду. Я, говорит, любил тебя такой, какой ты была раньше.

— А может, он и правда любил тебя такой, какой ты была? — осмелилась высказать предположение Марина.

— Ну хоть ты-то не начинай! Ты ведь знаешь, что это такое — быть толстой. Ты много встречала мужчин, которые находили тебя привлекательной?

Интересно, подумала Марина, я тоже буду становиться все более жестокой по мере похудения?

— Но судя по тому, что ты мне говорила, Род действительно любит тебя. Просто любопытно, можешь ли ты повернуться спиной к одному мужчине из миллиона, который не уличен в системе отбора по принципу «чем тоньше, тем лучше».

Тереза некрасиво фыркнула.

— Время покажет. Я гарантирую, что когда Род увидит меня вальсирующей по спальне в шелковой пижаме десятого размера, то тогда-то и обнаружатся его истинные чувства. И потом, ты опять начинаешь рассуждать, как Гейл. Ты чересчур серьезно все воспринимаешь. Почему бы тебе завтра не пойти со мною в спортзал? Ты станешь другой женщиной!

Не успела Марина придумать подходящий ответ, который не бросил бы несмываемую тень на их дружбу, как Гейл ворвалась в комнату, точно Боудикка[28]. Приветствие ее было отнюдь не сестринским:

— Рада, Марина, что тебе удалось втиснуть нас между занятиями аэробикой и косметическим массажем. Как тебе роль наблюдателя за весом? Спорю, точно так же, как и всегда. Подсчитываешь калории в губной помаде? Притворяешься, будто пастеризованный творог действительно очень вкусный? До самой последней минуты сидишь в туалете перед взвешиванием, чтобы выдавить из себя ну хотя бы еще один кубический сантиметр уродства? Ты уже купила юбку обязательного двенадцатого размера, в которую влезешь «в один прекрасный день»?

Марина ненавидела ее. Она ненавидела Гейл, потому что ей не хотелось, чтобы лицо было забрызгано ее слюной, и она ее ненавидела, потому что все, что Гейл говорила, было правдой. Разумеется, вес Марины уменьшался без каких-либо усилий с ее стороны. Она редко испытывала голод, равно как и навязчивые желания, благодаря которым оказалась в нынешнем положении. Но дело обстояло таким образом, что таблетки позволили появиться другому, более разумному человеку, который стал следить за тем, сколько пищи попадает в ее конкретное тело, тогда как другая самоубийственная Марина по-прежнему весила пятнадцать стоунов и мечтала о шоколадных медальках. То, что ее тело отделилось от ее невроза, начинало ее пугать. Она взяла себя в руки.