Сестру-близняшку Джейми звали Терри Алекто. Она сидела справа. Высокооплачиваемая проститутка Терри «зарабатывала» раза в три больше денег, чем Джейми. За ночь ей платили 500 долларов. Как и сестра, она жила сама по себе. Ее мужа посадили на девять лет за то, что он «склонял» свою жену к проституции. (Во время ареста «милого» Терри еще не бросила колледж.) Молодая женщина не испытывала ни малейшего беспокойства по поводу того, чем занимается. Она считала, что работает в сфере услуг, подобно парикмахерше или маникюрше. Со времени появления первых признаков заболевания Терри уже трижды продавала свое тело.

Между близнецами сидела шестидесятипятилетняя Патриция Демюле-Росс Тисифон.

Патриция родилась в семье алкоголиков. В семнадцать лет она вышла замуж. Тридцать девять лет женщина прожила в страхе перед своим мужем. После самоубийства ее мужа, дочь пристрастилась к болеутоляющим таблеткам. Сестра Мэрион переехала жить к Патриции после развода с алкоголиком-мужем, который также всю жизнь издевался над женой. Две пожилые женщины сдавали квартиру близняшкам, «удочерив», а скорее, став для них кем-то вроде «бабушек».

К трем часам дня все женщины заболели бубонной чумой.

Их мучила лихорадка. Лимфатические узлы болели. Они харкали кровью. Четыре женщины направились в Центральный парк, чтобы «умереть на лоне природы». Мэрион угасла первой. Она умерла, скрючившись на земле, перед ангелом на верхушке фонтана Бетесда.

Патриция и близняшки легли подле нее, обнявшись. Они дрожали от холода и боли, но страха не ощущали.

Пастор Джереми Райт, держась на безопасном расстоянии, как раз правил по ним заупокойную службу, когда бывший байкер увидел приближающуюся к ним одетую в белое женщину. Таинственная незнакомка встала на колени возле лежащих неподвижно больных и крепко поцеловала их прямо в губы. Те отведали ее «слюну» и… возродились.

Через несколько минут умирающие, словно заново родившись, приподнялись с земли.

Видевший чудо пастор Райт подошел к женщине в белом.

— Кто вы такая? Как вас зовут? — спросил он у незнакомки.

— Я Дева Мария, родившая нового Иисуса. Собирайте свою паству. Настал день апокалипсиса.

Весть о явленном чуде быстро распространилась по прилегающим кварталам. К наступлению ночи десятки тысяч оставленных властями умирать ньюйоркцев стекались к Центральному парку в поисках спасения.

— Каждый из вас должен поклониться фуриям, а они определят, достойны ли вы вознесения. Называйте свое имя и род занятия.

Стройная, высокая женщина склонила голову.

— Линда Бом. Я приехала в Нью-Йорк из Калифорнии. Я работаю помощницей закупщика в книгоиздательской компании «Барнес-энд-Нобл»…

— Зачем ты приехала сюда? — сказала старшая фурия.

— Я приехала в гости к подруге на автобусе. Один из пассажиров начал сильно кашлять. Тогда еще никто не знал о чуме и…

— Ты вошла в Гадес?

Женщина кивнула, смахивая с глаз слезы.

— Может Дева меня излечить? — спросила она.

— Да.

— Извини, но я не согласна, — произнесла сестра-близнец справа, поглаживая рукой свои длинные волнистые каштановые волосы. — Бом — это еврейская фамилия. Линда не верит в Девственную матерь, поэтому она — еретичка. Девственная матерь приказала нам очищать всех еретиков на арене.

— Ты еврейка? — спросила сестра-близнец слева.

— Нет. Я… прихожанка англиканской церкви.

— Она лжет… Матушка Патриция?

Пожилая женщина пристально разглядывала испуганную туристку.

— Трудно принять решение. Думаю, будет лучше, если мы перестрахуемся. Бросьте еретичку в огонь.

Глаза Шепа округлились от ужаса, когда двое охранников в оранжевых жилетах потащили визжащую калифорнийку к амфитеатру. Прежде чем ветеран смог что-либо сделать, третий охранник облил ее бензином и толкнул в разложенный посреди театра гигантский костер. Тело Линды Бом охватило пламя.

Шеп чуть было не лишился чувств. Ему привиделся черный дым, поднимающийся из трубы крематория. Он увидел кирпичное здание, окруженное деревянными бараками. За колючей проволокой ограждения стоят живые скелеты в полосатой одежде.

Аушвиц…

— Кто следующий? Эй ты… однорукий… Назови свое имя…

Выгнав из головы ужасное видение нацистского лагеря смерти, Патрик поймал себя на том, что с вожделением взирает на двух роскошных женщин…

Налетел сильный порыв ветра. Языки пламени гигантского костра метнулись в сторону…

Ветер сорвал одежу с Джейми Мегера и Терри Алекто. Близняшки зазывно улыбались ему у показывая свои пышные груди. Казалось, вот-вот и они закружат в танце…

— Подойди ближе, Патрик Шеперд.

— Да, Патрик. Подойди ближе, и мы попробуем, какой ты на вкус.

Мужчина сделал шаг вперед…

Гонимая ветром крупа обожгла ему лицо. На секунду Патрик ослеп.

Порыв ветра погасил многие факелы, прижал пламя огромного костра, к земле, отчего фурии вскочили со своих мест, ползком спасаясь от обжигающего огня.

В небе прогремел гром. За ним последовал трубный глас, разрезавший ночь, подобно скальпелю. Услышав призыв, сорок тысяч людей подались вперед и сгрудились у подножия Бельведерского замка.

Перекрикивая ветер, Вирджил проорал на ухо Паоло.

— Найди нам машину! Любая подойдет! Патрик и я позаботимся о твоей жене!

— Нет! Это второе пришествие Христа! Я должен быть здесь!

— Если мы останемся здесь, то твой сын никогда не увидит дневного света. Я ведь прав, Франческа?

Женщина прочла твердую уверенность в глазах старика.

— Паоло! Делай так, как он говорит!

— Франческа?!

— Иди! Мы найдем тебя у туннеля 79-й улицы.

Паоло неуверенно оглянулся, взял вещи и, протискиваясь сквозь толпу, вышел на полоску асфальта, которую называют Вест-драйв.

Луч света пронзил тьму над Большой лужайкой. Сначала Патрик испугался, решив, что военный вертолет вновь нашел их, но потом он понял, что прожектор установлен где-то в верхней части театра Делакорте. Луч осветил одинокую человеческую фигуру на балконе Бельведерского замка. Женщина была бледна как смерть и одета в белый балахон с опущенным на глаза капюшоном.

Заработали генераторы, и из громкоговорителей послышалось тихое потрескивание. Одетая в белое женщина взяла в руку микрофон. Толпа, собравшаяся на Большой лужайке, возликовала.

— А затем семь ангелов протрубили в семь труб. И треть населения Земли умерла от мора чумного. Но те, кто не умер, отказались отринуть дела свои неправедные, отказались покаяться в совершенных убийствах, воровстве и колдовстве.

Женщина в белом сбросила с головы капюшон, показав свое лицо верующим. Крик страха вырвался у тех, кто стоял ближе к замку. Через секунду вызывающее ужас и отвращение лицо появилось на большом экране театра. Грязные, спутанные рыжие волосы обрамляли мертвенно-бледную кожу. На кончике носа вскочил большой серовато-бордовый прыщ. Вокруг больших глаз темнели фиолетовые круги. Из-за действия «Косы» зубы женщины почернели, а десны загноились. Выражение лица больше подходило психопатке или одержимой дьяволом, чем пророчице.

Вирджил ближе придвинулся к Шеперду.

— Патрик! Я видел эту женщину раньше. Ее везли на носилках в изолятор ветеранского госпиталя.

— В изолятор… — повторил за ним Шеп.

Патрик смотрел на женщину, вспоминая, что говорила Ли Нельсон, когда тащила его вверх по лестнице на крышу госпиталя: «Одна из моих пациенток… рыжеволосая женщина… Она выпустила рукотворный штамм чумы в ООН».

Мэри Луиза Клипот встала на краешке балкона викторианской постройки. Толпа смолкла, вслушиваясь в слова женщины.

— Вавилон пал. Некогда великий город пал, потому что поверил соблазнам других народов. Вавилон великий стал ныне матерью проституции и порнографии, что распространяется отсюда по всему миру. Он стал пристанищем демонов и злых духов, гнездом грязных сквалыг, берлогой мерзких тварей. И правителям мира, что способствовали его моральному упадку, воздастся сторицей, когда дым поднимется от его обуглившихся останков. Еретики, которые хотели погубить Америку, сами познают Божью ярость.