— Козел, — добавил он.

— Разрешите обратиться, сэр, — несмело подал голос военный полицейский. — По вашему приказанию я доставил капитана Кантора.

Начальник посмотрел на военного.

— Кого?

— Дэвида Кантора, сэр. Мы доставили его по воздуху из Нью-Джерси. Пациент доктора Нельсон…

— Врач… Точно. Извините, — офицер перевел взгляд на Дэвида и представился. — Джей Звава! Добро пожаловать в чистилище. Полковник Гамильтон ознакомил вас с сутью дела?

— Нет. Он только сказал, что это будет особо важная миссия.

— Ну, если спасение жизни нашего президента, не говоря уже о сотнях иностранных дипломатов, можно назвать «важной миссией», то да. О предотвращении всемирной пандемии этой заразы я умолчу, — отпустив военного, Джей Звава протянул Дэвиду папку с личным делом. — Человек, которого мы ищем, умудрился стащить единственное известное нам лекарство от биологического оружия, заразившего добрую половину жителей Манхэттена. По последним подсчетам количество умерших перевалило за четыреста тысяч человек. Так совпало, что наиболее разыскиваемый в стране беглец, — ваш друг.

Дэвид раскрыл папку и взглянул на фотографию трехлетней давности, сделанную в «зеленой зоне» американского контрольного пункта системы безопасности.

— Шеп! Вы ищете Шепа?

Капитан Звава подал рукой сигнал другому военному полицейскому, который подвел к ним низкорослую брюнетку в армейской парке, висевшей на ней мешком.

— Доктор Ли Нельсон. Доктор Дэвид Кантор, — представил он друг другу врачей. — Расскажите капитану о вашем больном.

— Семь часов назад, — начала женщина, — военные проводили излишне… жесткую операцию в ветеранском госпитале на Манхэттене. Патрик, забрав небольшую деревянную коробку с вакциной против чумы, сбежал на вертолете «медэвака». Вертолет сделал вынужденную посадку в парке Инвуд-Хилл. Я склонна считать, что сейчас он движется по Манхэттену на юг к Бэттери-парку.

— Откуда такая уверенность? Почему именно к Бэттери-парку?

— Из-за жены и дочери.

Дэвид закрыл папку и положил ее на стол. В голове царила полная сумятица.

— Это Шеп сказал вам, что его семья живет в этом районе?

— Нет. Я нашла их сегодня утром.

— Мы посылаем группу захвата, капитан, — объяснил Джей Звава. — Только мы не можем рисковать. Если ваш приятель выйдет из себя и уничтожит вакцину… Кантор! Вы меня слушаете?

Дэвид с усталым видом глянул на офицера.

— Вы хотите, чтобы я летел с вашей группой захвата? — спросил он.

— В самую точку.

— А что если его семьи нет на Манхэттене? Может, они успели уехать?

— Главное, что он верит в то, что его жена и дочь в Бэттери-парке. На этом построен весь наш план. Мы знаем, что сегодня он уже пытался связаться с ними. Ваш друг нам не нужен. Нам нужна вакцина.

Дэвид Кантор обошел стол и, встав у южной части карты, взглянул на Бэттери-парк.

«Оттуда рукой подать до школы Гави. Всего пару миль. Не выдай своего волнения. Покажи твердость».

— Одно условие… Я сыт по горло вашими передислокациями, заданиями и затыканием мною дыр. Мне сейчас же нужны полностью оформленные документы о том, что я снят с военного учета. Только при таком условии я полечу…

— Согласен… Доктор Нельсон! Будьте добры, принесите, пожалуйста, из столовой пару сэндвичей для нашего друга. Сейчас мы подберем ему бронежилет по размеру.

Финансовый квартал, Манхэттен

23:22

Первым проявлением болезни была усиливающаяся головная боль. Затем перед глазами плыли красные пятнышки. Человека знобило, потом бросало в жар. Воспаление лимфатических узлов снимало все сомнения. Красноватые припухлости размером с двадцатипятицентовую монету вырастали на шее или под мышками. Иногда они появлялись в паху. Через два часа припухлости приобретали темно-красный оттенок, набухая кровью и гноем. Жар усиливался, переходя в лихорадку. Глаза казались невидящими, словно остекленевшими. Больные обильно потели. От них отвратительно пахло. Их лица приобретали смертельно-бледный цвет. Когда бубоны увеличивались до размера головки репчатого лука, они чернели, созревали и прорывались, отравляя кровь «черной смертью».

К горлу подкатывала тошнота. Не справившись с очередным спазмом, больной извергал из себя остатки последнего съеденного обеда вперемешку с кровью. Зубы и губы покрывались запекшейся кровью, но больной не обращал на это ни малейшего внимания. Все его тело болело. Боль, казалось, проникала в самые его кости. Мышцы ныли. Внутренние органы отказывали… Через четыре часа с момента заражения смерть казалась желанной избавительницей от страданий…

Ноги немели, затем леденели. Холод медленно полз вверх, пока не достигал паха. Сфинктер разжимался. Кишки выпускались наружу, лишая жертву остатков человеческого достоинства. Последний вздох сопровождался ужасным приступом боли. Холодная рука смерти сжимала сердце.

Душа покидала тело. Она неслась вверх по ярко освещенному, приятно теплому, успокаивающему всякую боль туннелю…

Чума тоже покидала мертвое тело. Ее ДНК побуждала бактерии искать следующую жертву. Это было просто. К заражению приводили прикосновение потного тела, непроизвольное чихание или кашель больного, вдыхание вредоносных бактерий, окровавленное полотенце, брошенное в гараже. Убитые горем родные и близкие не заботились о своей безопасности. Полная изоляция в многоквартирных высотных домах была просто невозможна.

Ужас и безысходность сложившегося положения усугублялись еще и тем, что после смерти члена семьи оставшиеся в живых понимали, что должны спешно избавиться от источника убийственной заразы.

Стенной шкаф? Зловоние проникало во все уголки квартиры. Общий коридор? А что скажут соседи?

«Коса» превратила Манхэттен в «Титаник» без спасательных шлюпок. Надежды на чудо не оставалось. Действительность была грубой до безобразия. Смерть неотступно приближалась, и не было от нее спасения.

Шелби Моррисон сидела на полу гостиной и допивала четвертую бутылку пива. Ароматическая свеча горела на кофейном столике. Дядя ее подруги сидел у окна. Рич Гудман преподавал в средней школе химию. Его жена Лори находилась сейчас в спальне вместе с двумя маленькими детьми.

Джейми Рамсон лежала в комнате для гостей. Позывы к тошноте сменялись у нее стонами.

Рич Гудман не сомневался, что его племянница умирает. Вопрос, который горел ярким факелом в голове дяди, заключался в том: сколько членов его семьи она возьмет с собой в могилу?

Ответ мог быть: всех… если, конечно, он не будет действовать расчетливо и решительно. Дилемма была непростой. На что можно решиться ради выживания?

«Моя душа за жизнь моих близких. Не мешкай. Сейчас не до самокопаний. Сперва подругу Джейми, а потом…»

Рич Гудман взял бронзовый канделябр, задул свечу и обрушил его на затылок Шелби Моррисон. Раздался треск проломленной черепной коробки тринадцатилетней девочки, которая сначала ударилась лбом об угол кофейного столика, а затем повалилась на пол. Темная кровь, похожая на кленовый сироп, который часто подают с оладьями, расплылась по линолеуму. В затылке образовалось отверстие, из которого, словно из дыхала кита, фонтанировала кровь. Струя обдала свитер и левую щеку Гудмана.

Мужчина снял с себя свитер и вымыл лицо водой с жидкостью для мытья посуды. Переступив через труп девочки, он подошел к кухонному окну. Полторы минуты ушло на то, чтобы открыть двойную щеколду. Кипя от ярости, Рич Гудман обеими руками вытаскивал шпингалеты из пазов. Наконец он распахнул покрытое морозными узорами окно настежь.

Ледяной ветер загулял по квартире, задувая свечи.

Гудман поднял тело девочки с пола. Повсюду капала кровь. Мужчина подбросил труп в воздух и перекинул его головой вперед через подоконник. Теперь половина тела свешивалась вниз, а половина оставалась в комнате. Схватив тело за лодыжки, Гудман приподнял его и выбросил из окна.

Тело пролетело десять этажей со скоростью тридцать два фута в секунду и с глухим ударом упало на асфальт.