— Расскажешь?

Патрик смотрел на собак. Воспоминания крутились в его голове.

— Это было в Ираке… Во второй раз меня определили системным администратором в тюрьму Абу-Грейб. Я там должен был сидеть за компьютером и наблюдать. Новеньких обычно ставили в ночные смены, а там много чего нехорошего происходило…

— Ты имеешь в виду пытки?

Шеп утвердительно кивнул головой.

— Меня заставляли принимать в этом участие. Когда я пожаловался, то мне сказали заткнуться и выполнять свою работу. Дела пошли совсем гадко, когда из Гуантанамо прибыли секретные агенты. Не поверишь, но это были психически больные люди. Они не давали заключенным спать и сутки напролет читали им детские стишки. Это сводило арестантов с ума. Иногда эти придурки подвешивали заключенных в наручниках и оставляли на несколько часов. Сам я этого никогда не видел, но слышал, что заключенных пытали, опуская головой в воду. Иногда агенты заходили слишком далеко и по-настоящему топили арестантов. Когда такое случалось, они помещали тело в мешок для трупа и приказывали нам избавиться от него ночью.

— Но ведь не это тревожит тебя? — спросил Вирджил.

Шеп отрицательно замотал головой. Взгляд его затуманился.

— У нас содержался иракский контр-адмирал Хамид Забар. Чтобы заставить адмирала говорить, секретные агенты привели его шестнадцатилетнего сына и пытали на глаза у отца… Мне тоже пришлось присутствовать при этом…

Патрик немного успокоился.

— Я работал в тюрьме полгода. Кое-кто из нас смог передать сведения о творимом там произволе в средства массовой информации. Началось официальное расследование. Я как раз вернулся в Нью-Йорк и сообщил в соответствующие органы о своем желании дать показания, но меня даже слушать не захотели. Расследование оказалось сплошной фикцией, рассчитанной на то, чтобы успокоить общественное мнение и американскую прессу. Вину за пытки возложили на нескольких офицеров низших чинов, назвав их «гнилыми яблоками», затесавшимися среди морально-здорового коллектива. И ни слова не сказали о нашем начальнике, который лично давал приказы пытать заключенных. Рамсфелд несет ответственность за жестокое обращение с заключенными. Его правая рука Пол Вольфовиц лично руководил экзекуциями… А был еще генерал-майор Джеффри Миллер. Рамсфелд послал его в Абу-Грейб, и он превратил тюрьму в Восточное Гуантанамо. Никто из виновных не был осужден и даже не получил дисциплинарные взыскания. Только тупицы вроде меня получили по шапке. За согласие давать свидетельские показания нам вначале уменьшили категорию по денежному содержанию, а затем тайно внесли в список «вечных возвращенцев». Через восемь месяцев я снова оказался в Ираке.

— А кем были эти заключенные? — спросил Вирджил.

— В том-то и дело! Большинство из них — случайные люди. Их хватали во время облав. Некоторых оговаривали местные сексоты, которым за их услуги платили немалые деньги. Их держали, не заводя никаких дел, даже не интересуясь, кто они такие…

— И ты ничего не сделал, чтобы этому помешать? — задал вопрос Вирджил.

— Я же тебе говорил! Я писал рапорты. Что еще мне оставалось делать?

— Эй, вы двое! Чего опаздываете?

Они повернулись на звук голоса. Мужчина в форменной одежде черного цвета, на лице — маска ребризера, указывал им дулом автомата на ведущие вниз бетонные ступени лестницы.

— Поживей, придурки. Баржа будет здесь с минуты на минуту. — И мужчина в черном оттащил свору за поводки.

Воспользовавшись моментом, Патрик и Вирджил без лишних вопросов зашагали вниз по лестницы в непроницаемой тьме.

Причал «А»

Район Бэттери-парка

22:11

Строительство причала «А» на юго-западной оконечности Финансового квартала, на территории Бэттери-парка, завершили в 1875 году. Сложенный из природного камня пирс 285 футов в длину и 45 футов в ширину выступал далеко в реку Гудзон. Возле причала возвышалось старое трехэтажное здание. Его окрашенные белой и зеленой краской рамы окон с арками и выдержанная в викторианском стиле башня с часами, расположенная в ближней к воде части строения, производили благоприятное впечатление.

Несколько часов назад причал паромной переправы у причала «А» гудел как пчелиный улей. Десятки тысяч человек стекались отовсюду в этот расположенный у реки парк. Большинство из них — гости Нью-Йорка, которые отчаянно искали способ вырваться с острова. Байдарку покупали за пять тысяч долларов. Гребные лодки обменивали на ключи от «мерседесов» и «ягуаров». К закату всякая посудина, которая держалась на воде, была продана, перегружена до предела людьми и отправлена через Гудзон.

Береговая охрана перехватывала утлые суденышки через пару минут после отплытия и безжалостно топила их. Оставшихся в живых пассажиров вынуждали плыть обратно в ледяной, до судорог, воде. Только немногие добирались до берега, а счастливцы шли ко дну.

Калитка, ведущая к огражденному цепями причалу «А», открывалась и закрывалась под порывами ветра. Холодный воздух, прилетевший с гавани, раскачивал строительные леса. Переносной генератор давал энергию шести лампочкам, которые тускло освещали помещение.

Здесь на лодочном прицепе стоял каютный круизер «Бейлайнер 2850 Контесса Седан Бридж», спущенный на воду в далеком 1982 году. Корпус длиной десять футов был сделан из стекловолокна и окрашен в голубые и кремовые цвета. Каютный круизер мог довольно комфортно разместить восемь пассажиров. Камбуз был оснащен кухонной плитой, работающей на спирту или электричестве. В носовой части — раковина для умывания, душ и портативный биотуалет. В кормовой части — три каюты.

Катер крепился с помощью каната к лебедке, закрепленной над люком, через который каютный круизер спускали на воду в северо-западной части причала.

Хит Шелби купил катер за шесть тысяч долларов у управляющего причалом. Двигатель работал нормально, а вот корпус протекал от пробоин, полученных несколько лет назад при столкновении. Ремонт судна сделали небрежно, поэтому катер едва держался на воде. В качестве дополнительной платы владелец судна согласился оставить его на причале «А» до тех пор, пока Шелби не закончит ремонт.

Хит Шелби лежал на пыльном деревянном полу, укрывшись одеждой Санта-Клауса. Все его тело горело лютым огнем. Через каждые пару минут он кашлял кровью с желчью. Опухоль размером с киви выскочила у него под мышкой слева.

Ему было страшно оставаться здесь одному, но еще больше он боялся заразить чумой жену и сына, поэтому Хит укрылся под катером, молясь только о том, чтобы пережить предстоящую ночь.

Мобильный телефон снова зазвонил. Слезящимися глазами Хит Шелби посмотрел на экран, чтобы увериться, что это не жена.

— Слушаю, — сказал он.

— Хит! Это ты?

— Паоло?

— Я только что разговаривал с сестрой. Она в отчаянии.

Находясь на грани бреда, Шелби приподнялся с пола.

— Дженни больна?

— Нет. Она ужасно волнуется из-за того, что ты не отвечаешь на ее звонки.

— Выдался тяжелый день на работе.

— Тяжелый день, — повторил за ним Паоло. — Хит! Манхэттен поражен чумой. Мы должны увезти наши семьи с острова.

Хит Шелби откинулся на полу, борясь с позывами к рвоте.

— Как?

— На катере, который мы отремонтировали для Колина. На нем мы переплывем через реку. Ты ведь заделал течь?

— Да… Нет… не помню… Паоло! Я в сарае для лодок… Я болен. Я не хочу никого заразить. Болезнь съедает меня изнутри.

— Чем я могу тебе помочь?

— Ничем, — сказал Хит Шелби. — Держись от меня подальше. Передай это и моей семье.

— Хит! Сейчас повсюду чума. К утру никто на острове не сможет чувствовать себя в безопасности. Твоя семья еще не заболела. Их можно спасти. Подготовь катер к плаванью через Гудзон. Мы с Франческой заберем Дженни и Колина из Бэттери-парка как только сможем. Я уверен, что смогу спасти их. Когда мы доберемся до Нью-Джерси, я постараюсь тебе помочь.

— Думаю, для меня уже все кончено. Бери катер. Я починю его и уйду отсюда подальше. Только сделай мне одно одолжение, Паоло. Передай Дженни, что я ее люблю. Скажи Колину, что его папа очень им гордится.