– О чем? – Кирилл посмотрел на часы.
Завтрак затягивался неожиданным заявлением, и время потихоньку поджимало.
– О том, что мы с Максом все каникулы проводим у мамы. Нам уже совсем не интересно торчать в Англии по два месяца, хотим и с тобой отдыхать!
– Я не отдыхаю, – машинально возразил отец, мысленно переключаясь на работу.
– Вот именно! – обменявшись с братом заговорщицкими взглядами, с нажимом произнесла она. – Мы, конечно, скучаем по маме и рады с ней встретиться, но хотим хоть раз съездить куда-нибудь с тобой! Скажем, зимой на горные лыжи на курорт какой-нибудь!
– Я не катаюсь на лыжах, Соня, ты же знаешь, – заставил себя вернуться в разговор с детьми Бойцов.
– Ну, не на лыжах! Вот сейчас лето, могли бы махнуть втроем на море.
– Дети, по-моему, вы больше всех в курсе, что летом у меня самая запарка.
– Тогда зимой, в Египет, да хоть куда к морю! Но вместе!
Он возражал весело, так, для проформы, воспитательной направленности.
Неожиданно почувствовал приятное, странное тепло в груди, окатившее мягкой волной от Сониных настойчивых уговоров.
Он ни разу, никогда не проводил с детьми отпуск. Да какой отпуск, мало-мальскую неделю отдыха вместе! Каждые каникулы, от самых маленьких, в недельный срок, до больших летних, дети, по обоюдному уговору с Лилей, проводили с ней. Сначала возил сам, передавая с рук на руки матери, а когда подросли, стали летать самостоятельно. И никто до поры не спорил с такой жизненной установкой.
А тут вдруг…
– Па, мы давно об этом думаем, – подхватил инициативу разговора Максим. – К маме, ясный перец, летать будем. Но то, что я сейчас на два месяца, последний раз!
– Ультиматум? – улыбнулся отец.
Брат с сестрицей переглянулись, и мальчик кивнул утвердительно.
– Ну, что-то типа. Нам там неинтересно. У мамы своя жизнь, Костя, конечно, классный мужик, но они в делах, заморочках, у них работа и разговоры только о ней. Они же не перестают трудиться, когда мы приезжаем. И Лена с Лариской нормальные девчонки, но старше нас, со своими понтами. Когда пересекаемся, все время пытаются нами руководить. А нам неинтересно. Мы с тобой хотим. И тебе, вот сто пудово, давным-давно пора научиться отдыхать, хоть иногда! И мы научим! Вместе классно будет, вот увидишь!
Дети всегда так действовали – долго обсуждали что-то, шушукались, а решив, приступали к моральному штурму отца. Начинала младшая, Соня, Макс поддакивал, они переглядывались, поддерживая друг друга, окончательный вердикт подводил сын, излагая полную версию совместно придуманных и принятых решений.
– Так, – перешел к начальственному тону Кирилл. – С аргументами согласен, где, как и когда можем отдохнуть вместе, обсудим потом. Соня, разрешение на работу дам, но только после того, как вместе съездим в эту булочную и я лично поговорю с администратором. Все! Я на работу!
И встав из-за стола, отец коротко поцеловал детей по очереди в макушки.
– Так вы не доели, – искренне расстроилась домработница.
– А вот скажи мне, Валентина, ты-то чего затихорилась? Слова не вставила и почему не проболталась раньше? Ты ж наверняка знала про Сонино: «в народ – работать»? – вкрадчиво-пугающе поинтересовался господин Бойцов.
– Кудась? – уточнила спрашиваемая.
– Куда! – хором поправили дети.
– В народ! – засмеялся Кирилл – Ну, во французский народ! Работать!
– Так Соня сказала, что наваляет, если проболтаюсь! – отрапортовала женщина.
– Что-что?
И расхохотался вовсю, до слез.
Валентина являла собой чудо природы, оду былинной русской богатырше – имела рост под метр девяносто, монументальное телосложение – широкая кость, сплошные мышцы и выдающийся, вызывающий трепетное уважение бюст впечатляющего размера. С такими «дарами» природы совершенно диссонировало кристальной воды простодушие, навевающее подозрение в идиотизме. Она патологически не умела хитрить, изворачиваться, говорить неправду, понимая все буквально, или просто умалчивать что-либо. Но Кирилл давно убедился, что внутренняя народная мудрость у нее врожденная, и, когда дело касалось чего-то серьезного, Валентина умела вовремя вмешаться, выслушать, промолчать до поры. А вот детские секреты сдавала враз, искренне не понимая: «А чо такого? Так от отца-то какие секреты!» Не действовали никакие страшные предупреждения и обещания последствий не менее «страшных».
Как в этот раз удержалась?
Ах да! Дочка обещала «навалять», еще наверняка страшные глаза делала.
Субтильную Соню, пятнадцати годов, росточком метр пятьдесят пять, Валентина в легкую могла проносить весь день на одной руке и не запариться. Посему заявка на применение физических действий имела гротескный характер, но понимавшая почти все буквально домработница к угрозе прислушалась.
– Она пошутила, – успокоил Кирилл.
– Та, я тоже так думаю, – призналась Валентина, с сомнением посмотрев на девочку Соню, изобразившую невинный взгляд.
Бойцов ехал на работу, думал о детях и улыбался.
Он обожал их, любил до щемящей, физически ощущаемой нежности. То, что они поставили сегодня ультиматум, явилось неожиданным и самым большим подарком и оттого невероятно значимым.
Они договорились с Лилей, когда та собралась замуж за Константина, что дети остаются с ним, с отцом, но все каникулы проводят у нее. Каждый раз, когда он отправлял детей к матери, улыбался, шутил, подбадривал их, а больше себя, стараясь придать легкость и непринужденность расставанию. Но чувствовал такую тоску, стискивающую сердце, и немного обиду, что они так легко и радостно торопятся улететь.
Несколько дней после расставания старался приезжать домой как можно позже и бродил по опустевшей, притихшей квартире из комнаты в комнату, как волк-одиночка, проживая всем существом чувство собственного одиночества, брошенности, пусть временной, но ненужности. Все эти восемь долгих лет, каждый раз одинаково мучаясь расставанием с детьми.
С Лилей они поженились очень рано.
Он окончил четвертый курс института, она – второй. Такая вот любовь накатила, ударив гормонами в голову, вызвав желание объявить официально государству, что они спят вместе, прекратив вечный судорожный поиск мест, где можно заняться любовью, перенеся данные упражнения в супружескую кровать.
Но на молодую семью сразу же свалились несчастья и испытания одно труднее другого, буквально через месяц после развеселой студенческой свадьбы. Если придерживаться точных формулировок, то свалился Кирилл, в прямом смысле, со строительных лесов, став испытанием для всех родных, особенно для молодой, восемнадцатилетней, жены Лили.
Год тяжелейшей реабилитации, параллельно с учебой, его дипломом и, чтобы мало не показалось, «нечаянная» беременность, рождение Максима.
Да. Не самым радужным образом началась семейная жизнь. И оба чувствовали, как что-то надломилось в них, с самого этого злосчастного падения надломилось!
Ну, еще бы! Когда вместо ожидаемого секса-секса-секса, радости-радости-радости, любви-любви-любви – больницы, безысходность, диагноз, как приговор, борьба за полноценную жизнь, безденежье, развал страны и будущего, грудной ребенок, как водится, в самый неподходящий момент, и – куда же без него! – извечный квартирный вопрос!
Наверное, надо уж очень сильно, по-настоящему, искренне любить, чтобы, пройдя через все это, только закалиться, стать ближе, роднее, опорой, поддержкой и самыми необходимыми друг другу.
Наверное, у них не было такого глубокого истинного чувства – ну, любили, хотели друг друга, и жизнь вместе прожить, и детей родить, но это было чувство не той силы и красоты, которое, закаляясь, становится глубже и прекраснее.
А-а-а! Да что там…
Вы много семей знаете, где есть такая любовь и поддержка при любых обстоятельствах? Ну, вот именно!
В стране творился полный амбец, но либо судьба смилостивилась, либо устала тюкать его по голове, так как Кириллу повезло, если, конечно, можно назвать везением точный расчет профессионала, неимоверный риск с туманной перспективой, больше склоняющийся к потере всего! Бог его знает, что это было, но он рискнул!