Трелль сидел на ящике; свои пожитки, как выяснилось, он уже собрал: гамак, доспехи, оружие – все набито в один мешок, перехваченный кожаным шнуром.
– Баратол, ты хотел о чем-то поговорить? – спросил Маппо, поднимая взгляд на кузнеца.
– Злоба сказала, что треллей давным-давно выгнали с этого материка.
Маппо повел широкими плечами.
– Мой народ подвергается гонениям уже тысячи лет. Видать, мы настолько уродливы, что все нас на дух не переносят.
– Тебя ожидает долгий путь. Я тут подумал…
Маппо жестом прервал его.
– Нет, друг мой. Я должен отправиться в одиночку.
– Пересечь весь материк, где каждый тебя ненавидит? Маппо, кто-то должен прикрывать тебе спину.
Темные, глубоко посаженные глаза некоторое время смотрели не мигая.
– Баратол Мехар, мы хорошо узнали друг друга за этот поход. Нет никого, кому бы я еще доверил защищать мой тыл. – Трелль опустил голову. – Я не собираюсь идти через весь материк. Есть… иные тропы. Они, возможно, еще опаснее, но, уверяю тебя, меня не так-то просто убить. Я потерпел неудачу, а значит, только мне под силу все исправить. Я не могу – и не стану! – подвергать опасности других. Ни тебя, мой друг, ни блаженного Чаура. Прошу, дай мне уйти.
– Тогда ты ставишь меня перед более ужасным выбором. – Баратол вздохнул и кисло усмехнулся. – Заставляешь решать, что дальше делать со своей жизнью.
Маппо гоготнул.
– Ну, я бы его ужасным не назвал.
– Я знаю, что значит иметь цель. Пожалуй, это все, что я знаю наверняка. Там, в Семи Городах, я почти убедил себя, что нашел свое место, но то был обман. Мне кажется, есть люди, для которых уйти на покой… сродни позору.
– Ты ведь был кузнецом…
– От безысходности. Так я солдат, Маппо. Из Красных Клинков.
– И все равно, ковать железо – занятие благородное. Пускай ты привык быть солдатом, но сложить оружие и найти себе другое дело не позор. Однако если тебя это беспокоит, думаю, здесь полно богачей, которые с радостью наймут столь опытного телохранителя. А еще купеческие караваны и городской гарнизон – воины нужны всем и везде, без работы они не останутся.
– Печальная истина, Маппо.
Трелль снова пожал плечами.
– Знаешь, Баратол, если кто-то и нуждается в защите, так это Резчик.
Кузнец шумно выдохнул.
– Он никого не посвящает в свои планы. Кроме того, это ведь его город. Здесь наверняка найдутся те, кому под силу защитить парня. И знаешь, я видел, как он упражняется со своими ножами – думаю, это Даруджистану стоит опасаться его возвращения.
– Он слишком не сдержан.
– Надеюсь, Скиллара сможет его обуздать.
– Что ж, Баратол, пора нам расстаться. Скоро я покину вас.
– Хочешь сказать, я за этим сюда спускался?
– Я не умею прощаться.
Маппо отвел глаза.
– Что ж, тогда я передам остальным. Резчик… расстроится. Он знал тебя дольше всех из нас.
– Знаю. Мне жаль. Увы, я очень часто веду себя как трус.
Но Баратол все понял. Нет, это не трусость, а своего рода стыд, настолько глубокий, что лишен всякого смысла и оправдания. Рана от утраты Икария по-прежнему свежа и неизлечима, боль от нее сметает все на своем пути. Друзей, привязанности, жизни и истории. Маппо не в силах бороться с течением, которое несет его к предрешенному исходу. И в осознании этого Баратолу открылось неизмеримой глубины горе.
Гнев Похитителя Жизни может выплеснуться в любую минуту, и Маппо не сумеет этому помешать. Увы, как ни тяжело было попрощаться с треллем и бросить его на произвол судьбы, Баратол не мог пойти наперекор желаниям друга.
– Что ж, Маппо… твои тропы ждут тебя. Желаю всего наилучшего: спокойной дороги и удачного завершения.
– Благодарю, друг. Надеюсь, Даруджистан будет тебе достойным домом.
Он поднялся, пожал руку кузнецу, шагнул навстречу Чауру, чтобы обнять. Тот радостно засмеялся и хотел было пуститься в пляс, но Маппо с грустным лицом остановил его.
– Прощай, Чаур. Береги Баратола.
Когда Чаур осознал, что больше не увидит Маппо, у него на глаза навернулись слезы. Было в его простом, по-детски наивном поведении нечто прекрасное. На всем свете не сыскать человека более искреннего, чем Чаур.
Баратол приобнял товарища за мускулистое плечо и улыбнулся Маппо.
– Он – это дар, которого я не достоин.
– Никто не достоин, – вздохнул трелль. – Что ж, а теперь мне хотелось бы побыть одному.
Баратол поклонился, затем повел Чаура назад к лестнице, приставленной к люку.
Искарал Прыщ забрался к себе на койку – среднюю из трех, прислоненных к борту, – почесал макушку о нижнюю часть верхнего яруса и вполголоса выругался. Затем выругался снова, ибо под подушкой его ждали отвратительные подношения бхок'аралов: тухлые рыбьи головы, чешуйчатые комки экскрементов, побрякушки из коллекции Злобы и треснувшая глиняная трубка, тиснутая у Скиллары. Искарал отшвырнул дары прочь, и они упали на доски прямо у копыт мула, который взял в привычку в самые неожиданные моменты появляться у койки, причем каждый раз исключительно не вовремя, как и подобает безмозглому, но искренне преданному животному.
Сверху донеслось фырканье.
– Люк маловат, знаешь ли. Это слишком явно, супруг.
– Так, может, «явно» – мое второе имя. Об этом ты не подумала?… Нет, конечно же. Она вообще не думает. У нее десять тысяч глаз, но все завешаны волосами из носа… Слушай внимательно, женщина. Всяк знает, что мул во всех отношениях лучше лошади. В том числе и в проходе через люки. Кроме того, мой благословенный слуга предпочитает пользоваться нужниками, нежели гадить у дороги. В нем есть достоинство и приличие, чего о тебе точно не скажешь.
– А ты разве не должен ковырять в носу? Твоя паства молится в ожидании знака вообще-то.
– У меня хотя бы есть паства. А ты их отпугиваешь. Ты всех отпугиваешь.
– Даже тебя?
– Нет, конечно же… Нижние боги, она приводит меня в ужас! Но лучше ей этого не знать. Надо бы что-то предпринять, да побыстрее. Может, открутить ей ноги? Да, хорошая мысль. Пусть лежит на спине, колотит воздух, издавая жалкие мяукающие звуки. Ах, прекрасная все-таки штука воображение!
– Ага, особенно когда больше ничего нет.
– Что значит больше ничего нет? Чушь какую-то мелешь!.. Поразительно. Она будто читает мои мысли. Нет-нет, уж на это она никак не способна.
– Погоди-ка… – прошипела Могора. – Мул был самцом! Самцом!
– Присматривала его для себя, а?
– Еще один подобный намек, супруг, и я прикончу тебя своими руками.
– Хи-хи-хи! Какой все-таки у тебя отвратительно-изощренный ум, супруга.
– Нет, на этот раз тебе меня с толку не сбить. Твой мул только что сменил пол, и зная тебя, я бы задумалась о сопернице, но знаешь что? Уходи к ней, пусть забирает. Да-да, я ее благословляю!
– Быть востребованным – это проклятие. – Искарал вытянулся на постели, заложив руки под голову и глядя на висящий сверху матрас. – Впрочем, ей-то откуда знать? Надо бы посетить местный храм, установить тираническую власть над послушниками, жрецами-фокусниками и жрицами. Да, жрицами! Может, среди них найдутся одна-две привлекательные. Как Верховный жрец я имею право выбора. Приносить жертвы Тени в тени между ее ног, о да…
– Ох я узна́ю, Прыщ! – рявкнула Могора и завозилась у себя на койке. – Ох узна́ю да как схвачу ножичек, и – чик-чик! – будешь ты у меня петь фальцетом и ходить по-маленькому под себя. Да никакая женщина или мул на тебя больше не посмотрит!
– Женщина, прочь из моей головы!
– Видишь ли, узнать, о чем ты думаешь, довольно просто.
– Это тебе так кажется!.. Она становится все опаснее, мне нужен развод. Не потому ли распадается большинство пар – из-за опасных женщин? Вероятно. Я уверен. Что ж, тогда я ведь буду свободен? Свободен!
Мул заржал.
Могора от смеха аж обмочилась – если судить по зловонным каплям, падавшим сверху.
Скиллара с Резчиком занимали койки у самой кормы, чтобы хоть как-то уединиться, – даже натянули поперек прохода кусок запасного паруса. И все равно сумасшедший хохот Могоры долетал до них. Резчик покачал головой.