Он покачал головой. Карса пожал плечами.

– Сомы были хуже, – заметил он. – Сомы мне не понравились.

– Предлагаю, – громко объявил Сильгар, – немного поспать. На рассвете разведаем всё, что можно разведать. Пока же возблагодарим Маэля за то, что по-прежнему живы.

– Уж прости, – проворчал Торвальд, – но я лучше возблагодарю какого-нибудь упрямого теблора, чем морского бога.

– Значит, вера твоя печальнейшим образом ослабла, – насмешливо бросил работорговец и отвернулся.

Торвальд медленно встал.

– Карса, – прошептал он, – учти, что избранный морской зверь Маэля – акула. Так что не сомневаюсь: всё это время Сильгар неустанно молился…

– Не важно, – ответил Карса. Он глубоко вдохнул воздух, наполненный запахами джунглей, и медленно выдохнул. – Я на суше, и я свободен. Потому сейчас я пройдусь по берегу – испробую эту новую землю.

– Я с тобой, друг. По-моему, я видел свет где-то справа, чуть выше этого пляжа. Хочу там осмотреться.

– Как пожелаешь, Торвальд Ном.

Оба зашагали вдоль берега.

– Карса, ни у Сильгара, ни у Дамиска нет ни капли совести. А у меня есть. Ровно капля, не спорю, но всё же есть. И поэтому – спасибо тебе.

– Мы спасали друг другу жизнь, Торвальд Ном, и я рад назвать тебя другом и считать тебя воином. Не теблоским воином, конечно, но всё же воином.

Даруджиец долго молчал. Они уже давно потеряли из виду Сильгара и Дамиска. Берег по правую руку от них вздымался огромными ступенями бледного камня, вымытую волнами скалу покрывали ползучие побеги, спустившиеся по скале из густого леса наверху. Из разрыва в тучах струился призрачный звёздный свет, отражался на идеально ровной глади воды слева. Песок под ногами уступил место гладкому, волнистому камню.

Торвальд коснулся руки Карсы и остановился, указывая на верхнюю часть склона.

– Там! – прошептал даруджиец.

Теблор тихо хмыкнул. Над спутанными кустами возвышалась приземистая, уродливая башня. Прямоугольное, резко сужающееся кверху строение нависало над берегом шишковатой чёрной тенью. На третьей четверти её общей высоты, в обращённой к морю стене виднелось глубоко посаженное треугольное окно. Тусклый жёлтый свет бежал по краям закрытых ставней.

К берегу сбегала узенькая тропа, а рядом – в пяти шагах от линии прилива – лежали обломки рыбацкой лодки, выгнутые рёбра каркаса оплели водоросли и выбелил птичий помёт.

– Заглянем на огонёк? – поинтересовался Торвальд.

– Да, – ответил Карса и зашагал к тропинке.

Даруджиец быстро догнал его.

– Только трофеев брать не будем, ладно?

Пожав плечами, теблор сказал:

– Зависит от того, как нас примут.

– Чужаки на пустынном берегу, один из них – великан с мечом длиной почти в мой рост… Среди ночи. Стучатся в двери. Если нас примут с распростёртыми объятьями, это будет чудо. Хуже того, вряд ли мы поймём язык друг друга…

– Слишком много слов, – перебил его Карса.

Спутники поднялись к основанию башни. С обращённой к морю стороны входа не оказалось. Хорошо вытоптанная, покрытая известняковой пылью тропинка уводила за угол, на другую сторону. Вокруг лежали грудами крупные глыбы желтоватого камня: многие из них явно приволокли издалека, на других виднелись следы зубила. Сама башня была выстроена из того же материала, однако шишковатая форма оставалась загадкой, пока Карса и Торвальд не подошли ближе.

Даруджиец протянул руку и провёл пальцами по одному из угловых камней.

– Эта башня сложена из окаменелостей! – прошептал он.

– Что такое окаменелости? – спросил Карса, разглядывая странные узоры, выдавленные в камне.

– Древняя жизнь, обратившаяся в камень. Думаю, учёные мужи уже придумали объяснение тому, как такое превращение могло произойти. Увы, образование я получил несистемное и… хм, получил неохотно. Смотри, вот – какая-то здоровенная раковина. А вот это похоже на позвоночник какой-то странной змеи…

– Это просто резьба, – заключил Карса.

Глубокий, рокочущий хохот заставил их обернуться. У поворота тропинки стоял мужчина – большой по нижеземским меркам, с очень тёмной, почти чёрной кожей. На нём не было рубахи, только изрядно проржавевшая кольчужная безрукавка. Мощные, напрочь лишённые жира мускулы вились по его рукам, плечам и торсу, точно крепкие канаты. Пояс поддерживал набедренную повязку из какого-то бесцветного материала. Голову нижеземца укрывала шапка, сделанная, похоже, из остатков капюшона, но Карса видел густую, посеребрённую сединой бороду.

Никакого оружия при незнакомце не было видно – даже ножа. Его зубы блеснули в улыбке.

– Сперва вопли с моря, а теперь парочка пришлых болтает по-даруджийски прямо под моей башней. – Мужчина чуть вздёрнул голову, чтобы посмотреть в лицо Карсе. – Я было подумал, что ты фенн, но ты ведь никакой не фенн, правда?

– Я – теблор…

– Теблор?! Ого, парень, далеко же ты забрался от дома!

Торвальд шагнул вперёд:

– Господин, ты прекрасно говоришь по-даруджийски, но я уверен, что слышу лёгкий малазанский акцент. Более того, по цвету кожи я бы предположил, что ты – напанец. Выходит, мы в Квон-Тали?

– А вы не знаете?

– Увы, господин, боюсь, не знаем.

Незнакомец хмыкнул, затем повернулся обратно к тропе:

– Резьба, ха!

Торвальд покосился на Карсу, затем пожал плечами и пошёл за напанцем.

Карса последовал за ними.

Дверь располагалась с противоположной стороны. Перед ней возникла развилка: одна тропа уходила к башне, а другая вела к насыпной дороге, которая отделяла побережье от тёмной полосы леса.

Напанец толчком открыл дверь и нырнул внутрь.

Торвальд и Карса невольно задержались на развилке, глядя на огромный каменный череп, который выполнял роль дверной перемычки. В длину он был в теблорский рост и протянулся от одного края стены до другого. Ряды похожих на кинжалы зубов заставили бы завидовать даже седого медведя.

Незнакомец вновь появился снаружи:

– Производит впечатление, да? Я собрал бо́льшую часть тела этого ублюдка. Должен был догадаться, что он окажется больше, чем я подумал сначала, но первыми нашлись предплечья, понимаете, а они такие крохотные, что я вообразил себе зверя не выше тебя, теблор, но с головой такого же размера. Ничего удивительного, что они вымерли, говорил я себе. Конечно, именно такие ошибки приучают человека к смирению и скромности, и – видит Худ – эта тварь меня посрамила от души. Входите – я чаю заварил.

Торвальд ухмыльнулся Карсе:

– Видишь, что бывает, если долго жить в одиночестве?

Оба вошли в башню.

И были ошарашены тем, что увидели внутри. Башня оказалась полой – только хлипкие леса тянулись к одинокому окошку в обращённой к морю стене. Пол хрустящим ковром покрывали каменные осколки. Со всех сторон протянулись под разными углами высохшие жерди, их соединяли перемычки и стягивали многочисленные верёвки. Эта конструкция окружала нижнюю часть каменного скелета: зверь стоял на толстых задних ногах, похожих на птичьи, но трёхпалых и с громадными когтями. Хвост вился по одной из стен цепью отдельных позвонков.

Напанец сидел под лесами, рядом с обложенным кирпичами очагом и помешивал что-то в одном из двух горшков на углях.

– Видите, в чём у меня проблема? Я выстроил башню, считая, что у меня будет полно места на реконструкцию этой твари. А потом я начал находить всё новые и новые рёбра, будь они неладны, – не могу даже лопатки приделать, не говоря уж о предплечьях, шее и голове. Я, конечно, и так, и эдак собирался разбирать башню, чтобы добраться до черепа. Но теперь все планы мои пошли прахом, потому что придётся поднимать и расширять крышу, а это дело хитрое. До Худа хитрое.

Карса подошёл ближе к очагу, наклонился и понюхал воздух над вторым горшком, в котором бурлила густая мыльная жидкость.

– Тебе не понравится, – заметил напанец. – Это чтобы кости друг к другу клеить. Когда застывает, становится крепче камня, а потом выдержит любой вес. – Незнакомец нашёл несколько глиняных чашек и принялся наливать в них травяной чай при помощи деревянной ложки. – И посуда из него ничего получается.