— Папа, ты всегда любил порассказать, какой ты крутой. Дананг, Ханой и еще дюжина мест с непроизносимыми названиями. И сейчас, когда в твоей жизни остается одно-единственное важное дело, ты собираешься просто так взять и заснуть? Мы доверяли тебе, а ты отправился прямиком в тот магазин и позволил себя укусить, потому что отвлекся на Арчи Банкера? Захотелось посмеяться? Папа, я считала, на тебя можно положиться.

Сонливость как рукой сняло, и Джо Дэвис почувствовал себя по-настоящему бодрым. Последний раз в жизни.

— Слушай внимательно! — сказал он Кендрику. — Пикап я оставить тебе не могу. Я знаю, ты учился водить, но можешь сделать что-нибудь не так и покалечиться. Лучше иди пешком.

С лица Кендрика исчезла злость, сменившись удивлением, страхом, — словно беспомощного младенца оставили нагишом среди метели. У него задрожали губы.

— Нет, дедушка Джо, — прошептал он. — Ты просто не засыпай.

— Достань рюкзак из-под сиденья. Там компас, вода, солонина и фонарь. Рюкзак тяжелый, но тебе все это понадобится. Возьми свой ремингтон. Под твоим сиденьем патроны к нему. Положи патроны в рюкзак. Прямо сейчас положи!

Кендрик всхлипнул, потянулся к дедушкиной руке.

— Пожалуйста, дедушка…

— Кончай хныкать! — рявкнул Джо, и напуганный Кендрик замолчал, снова отпрянул, прижался к дверце.

Бедняга, наверное, подумал, что дед уже стал одним из этих.

Джо вздохнул как мог глубоко: накатила новая волна дурноты, голова качнулась, пикап дернулся. Боль утихала, голова сделалась легкой, словно ему вкатили наркоз. А ведь отъехали совсем немного, сыновья Майка очень близко. И еще столько всего нужно сказать!

— Слушай… Были всего два человека, которые держались лучше меня. Это твои папа и мама, — продолжал Джо, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно. — Но и они не смогли выдержать, даже ради тебя. Значит, и я не смогу, понимаешь?

Кендрик вдруг перестал плакать и кивнул.

«Читайте Апокалипсис!» — требовал намалеванный красной краской лозунг на рекламном щите в пятидесяти ярдах. А перед щитом дорога раздваивалась. Спасибо тебе, Господи!

— Я заглушу мотор за знаком, у развилки, — из последних сил еле слышно шептал Джо. — Когда пикап остановится, выскакивай и беги — беги со все ног. Что бы ты ни слышал позади, не оборачивайся. И не останавливайся. Беги прямо на юг, до Централии двадцать миль. Там Национальная гвардия, лагерь беженцев. Скажи им, что собрался на Девилз-Уэйк. Я туда подумывал ехать. Когда бежать будешь, держись поблизости от дороги, но прячься. Если увидишь кого до Централии, не показывайся. Если тебя заметят, скажи, что будешь стрелять. Если пойдут к тебе — стреляй. И не ложись спать, пока не дойдешь до Централии. Не позволяй никому застать тебя врасплох.

— Да, сэр, — с тоской отозвался Кендрик, но слышно было, что он рад совету и готов ему последовать.

Пикап ехал уже сам по себе, едва держась на дороге. Подскочил, съезжая на обочину, затрясся, покатился вниз по склону. Онемевшая нога Джо больше не давила на газ, и автомобиль потихоньку замедлил ход, остановился, уткнувшись бампером в пригорок, среди густой высокой травы. Рук Джо тоже почти не чувствовал.

— Дедушка Джо, я тебя люблю! — послышалось рядом.

Или опять мерещится?

— Солдатик, я тебя тоже люблю, — ответил он, осознавая, что еще жив. — А теперь беги! Быстрей беги!

Его слова прервал лязг открывшейся дверцы.

Он повернул голову, чтобы посмотреть, как Солдатик исполняет приказ. Кендрик ковылял вниз по склону, с рюкзаком на спине и ружьем в руках, прочь от дороги. Оглянулся, увидел, как Джо машет ему вслед, и скрылся в придорожных кустах.

Дрожащими пальцами Джо открыл бардачок, вытащил короткорылый револьвер тридцать восьмого калибра — любимое оружие. Сунул ствол в рот, ощутил губами холод металла. Он никак не мог надышаться, втянуть воздух поглубже: то ли яд действовал, то ли нервы. Снова посмотрел в ту сторону, куда убежал Кендрик, но мальчика не увидел.

«Давай. Не тяни!» — Казалось, собственный голос Джо шептал ему на ухо.

«Нет, я выдержу. Я смогу. Я же спас весь мой чертов взвод. Я не поддамся этой дряни…»

Поочередно накатывались волны жара и озноба. Главное, не заснуть. Не заснуть!

Он, как наяву, слышал голос миссис Риде, старушки, преподававшей английский, когда он учился в шестом классе. Голоса Малютки Боба и Эдди Кевнера, стоявших рядом с ним в тот момент, когда взорвалась мина-лягушка. Потом увидел Кэсс в подвенечном платье: она украдкой поглядывала на него, будто спрашивая, все ли хорошо и можно ли ей произнести перед алтарем заветное «да»?

Затем образы нахлынули потоком, так что Джо уже не мог их различать. Нечто красное бесформенное плыло в холодной пустоте. Одновременно живое и неживое. Разумное, но не осознающее себя. Он ощущал их — закоченелые, вялые споры, плывущие к зелено-голубой планете, к воде и почве, проникающие сквозь атмосферу… Ищущие, укореняющиеся, растущие…

Очнулся он от карканья вороны. Но проснулся не тот Джо, что заснул недавно. Весь мир стал красным. Его глаза, мысли и желания — все сделалось оттенка крови. Какой-то чудом сохранившийся остаток прежнего Джо чувствовал: нечто чужое захватило тело и мозг, оно использует его же разум против него, туманит рассудок видениями, контролирует двигательные центры.

Хотелось схватить, разорвать… Не убить, не пожрать, еще нет. Есть дело важнее, и новый, не слышанный прежде голос твердил: «Кусай! Надо кусать!»

От ужаса на грани безумия Джо приказал себе: «Жми на спуск! Стреляй!»

Но сделать этого не мог. Вот-вот, еще одно усилие, но это последнее усилие оказалось недоступным. Слишком большая его часть не хотела умирать. Эта часть хотела жить, расти и размножаться.

Джо еще боролся с собой, хотя уже понимал, что обречен. Солдатик. Его нужно защитить. Нужно…

Нужно…

Нужно его найти!

Кендрик бежал минут десять, спотыкаясь, дрожа. Затем проснулся рассудок, едва не подавленный ужасом, и мальчик замедлил шаг. Теперь он уже не бежал, а еле плелся, почти не видя дороги из-за слез.

Дедушка склонился над баранкой, широко раскрыв глаза — так широко, что лицо изменилось почти до неузнаваемости. Никогда и ни на чьем лице Кендрик не видел такого отчаяния и безнадежности. Хотя, наверное, так выглядели лица мамы и папы, если бы он мог увидеть их там, возле каморки под лестницей.

Глупо было думать, что дедушка Джо сможет его спасти. Он всего лишь старик, живущий в лесу.

Кендрик бежал, ноги пылали, в горле пересохло. Он двигался, не теряя из виду дорогу, но не показывался из канавы, чтобы никто не мог его заметить.

Кендрик бежал целый час, бесконечный и невыносимый. Дедушка сказал, надо бежать на юг, нельзя останавливаться, нельзя спать.

Не забыть: Централия. Национальная гвардия. Девилз-Уэйк. Там спасение.

От усталости уже подкашивались ноги. Небо заволокли темные облака, потом и вовсе стемнело. Пышные зеленые деревья выцвели, стали черно-серыми. Здесь была глухомань, без тропинок, без следов, полная неведомых опасностей. Каждый звук, каждая тень несли угрозу.

Дрожа, Кендрик прополз сквозь стену папоротников, забрался в водосток под насыпью, прижимая свой маленький ремингтон к груди.

Теперь, когда он сидел неподвижно, горечь потери накрыла его словно одеяло. Кендрик заплакал. Дрожа и не в силах даже сидеть, упал и свернулся калачиком на мягкой земле. На мокрое лицо налипли листья, мелкий мусор. Мальчик рыдал во весь голос, но вдруг смолк, осознав, что это опасно.

Дедушка Джо лгал ему, когда обещал, что мама вернется. Она давно уже умерла. Он сам прострелил ей голову. И сказал об этом так спокойно, будто это пустяк.

Вдруг послышался треск сухих ветвей. По спине Кендрика продрало морозом.

Кто-то бежал. Быстро.

Плакать сразу расхотелось, будто ничего подобного с ним отроду не бывало. Кендрик выпрямился, упер приклад в согнутую ногу, уложил палец на спусковой крючок, прицелился. По правой руке пополз черный паучок с огромным яйцом на спине, — наверное, скоро оттуда вылупится сотня паучат, как в фильме про паутинку Шарлотты. Но Кендрик и пальцем не двинул, чтобы смахнуть паучка. Сидел тихо, стараясь не сопеть заложенным носом, дыша через рот. Затаился, выжидая.