Пока молодая женщина дрожащими руками вставляла ключ в замочную скважину, Тони вполголоса обменялся несколькими словами с охранником. Она вошла в квартиру и буквально столкнулась с няней, которая старалась открыть дверь изнутри. Няня училась в старшей школе, жила в том же квартале и была всего лет на семь моложе Шеннон. Но Шеннон казалось, что прошли века с тех пор, как она была студенткой педагогического колледжа.

Она заставила себя говорить спокойно:

– Кортни, где Колби?

Няня, смотревшая на нее с нескрываемым любопытством (и можно ли осуждать ее за это?), указала на гостиную в конце узенького коридорчика:

– Он спит на диване. Я решила, что лучше ему побыть рядом со мной. Вдруг появится какой-нибудь репортер. – Она накинула ремень сумочки на плечо. – Не думаю, что они высадят окна в его комнате, но кто знает.

– Спасибо, Кортни, ты правильно поступила.

Шеннон заглянула в гостиную. Ее трехлетний сынишка спал, свернувшись, на кожаном диване – одной из немногих вещей, не проданных ради уплаты долгов. Колби продырявил подлокотник дивана ручкой. Шеннон заклеила поврежденное место скотчем, радуясь про себя, что, начиная новую жизнь, придется покупать на один предмет мебели меньше. Каждый заработанный цент она откладывала на черный день.

Ее сладкий милый мальчик спал в своей любимой пижамке, натянув одеяло до самого носика. Светлые волосики еще не высохли после купания. Ей казалось, что она ощущает нежный запах детского крема.

Шеннон облегченно вздохнула, прислонилась к косяку двери и обернулась к Кортни:

– Я должна тебе заплатить.

Она взяла у Тони свою сумку и стала рыться в ней так поспешно, что уронила кошелек. Монеты рассыпались по полу.

Что подумает трехлетний малыш, увидев в новостях свою мать? Или Тони? Колби видел его всего несколько раз, но знал, что это – мамин друг. Шеннон подобрала несколько монет.

Тони положил руку ей на плечо:

– Я тут разберусь. Иди к сыну.

Она выпрямилась. Его слова стали напоминанием о том, что он предложил ей материальную помощь в прошлое воскресенье.

– Я сама оплачиваю свои расходы.

Тони поднял руки вверх и отступил на шаг:

– Хорошо, Шеннон. Я посижу с Колби.

Он взглядом предупредил женщину, что не следует говорить об отъезде.

Впрочем, это Тони планирует отъезд. Она не собирается жить под его диктовку, но чем меньше людей будут знать об их следующем шаге, тем легче спастись от прессы и от тех, кто намерен выслеживать их. Даже лучших друзей можно купить.

Кстати…

– Спасибо, что присмотрела за Колби. – Она дала няне еще несколько долларов и постаралась не моргнуть, мысленно отказываясь от мороженого в этом месяце.

Обычно Шеннон нанимала няню вместе с еще одной одинокой матерью из этого же подъезда. К помощи Кортни она прибегала в крайних случаях.

– Я тебе благодарна.

Кортни покачала головой, взяла то, что ей причиталось, а лишние деньги протянула Шеннон:

– Миссис Кроуфорд, я делала свою работу. И я не собираюсь болтать с репортерами или продавать вашу историю кому-либо.

– Кортни, – Шеннон торопливо положила деньги в руку девушки, – я хочу, чтобы ты это взяла.

В дверях появился Тони:

– Охранник проводит вас домой, мисс, на всякий случай. Если кому-нибудь вздумается вас побеспокоить.

– Спасибо, мистер Кастильо. То есть… ну… – Кортни положила деньги в карман, с любопытством оглядывая его с головы до ног. – Мистер Медина, сэр? Я не знаю, как вас называть.

– Кастильо сойдет.

– Да-да, до свидания. – Девушка покраснела и убежала.

Шеннон заперла дверь, задвинула засов, накинула цепочку. Потом повернулась и посмотрела на Тони. Свет дешевой лампы играл на его черных волосах.

Неудивительно, что Кортни смутилась. Он не просто принц, а еще и мужчина на все сто процентов: привлекательный, с сильными руками, которые умеют ласкать женское тело со сладостной нежностью, от одного воспоминания о которой у нее подкашиваются ноги. Неужели прошла только неделя с тех пор, как они занимались любовью в роскошном особняке Тони? Шеннон тосковала так, будто прошло много месяцев.

Да, мозг сопротивлялся, но ее тело жаждало его.

Тони хотел Шеннон.

Он хотел видеть ее в своих объятиях.

В своей постели.

А больше всего он хотел, чтобы она села в его машину и они вместе уехали отсюда. Надо использовать все доступные способы убеждения и заставить ее перебраться в его дом. Даже если газетчикам известен его адрес, им не пробраться мимо охраны. Но как уговорить Шеннон?

Когда он поинтересовался у Вернона, старикан ответил, что почти ничего о ней не знает, кроме того, что ее жулик-муж предпочел самоубийство суду присяжных. А Шеннон с сыном были брошены на произвол судьбы. Она полтора года работала в маленькой столовой, потом ее нанял Вернон. У Вернона доброе сердце.

Тони вспомнил, как увидел Шеннон в первый раз. Она подала ему ланч. Ее серо-голубые глаза напомнили ему небо над океаном, каким оно бывает перед бурей…

Шеннон направилась к нему деловой походкой. Никаких покачиваний бедрами. Просто шаги. Потом она сбросила туфли и ногой оттолкнула их к стене. Никаких туфель в доме. Она сказала об этом, когда дважды допустила Тони в свое жилище – не больше чем на пятнадцать минут. Они встречались в его доме на берегу или в гостиничном номере недалеко от ресторана. Да он и не рассчитывал, что может заниматься любовью с Шеннон здесь, рядом с ее сыном, даже если мальчик спит.

Судя по выражению ее лица, она собирается прогнать его. Пора брать быка за рога.

– Я побуду с твоим сыном, пока ты укладываешь вещи. – Тони снял обувь.

Шеннон поджала губы:

– Проблему укладывания вещей следует обсудить.

– Что тут обсуждать? – Они, конечно, еще не помирились, но в данных обстоятельствах надо в первую очередь решать проблемы, связанные с тем, что его инкогнито раскрыто. – К утру возле твоего дома яблоку негде будет упасть.

– Я переберусь в какую-нибудь гостиницу.

С двадцатью двумя долларами и пятьюдесятью двумя центами в кошельке? Тони надеялся, что у нее хватит ума не воспользоваться кредитной картой. Лучше уж прямо позвонить в местное агентство новостей.

– Давай решим, куда ты поедешь, после того как будут уложены вещи.

– Ты похож на испорченную пластинку, Тони.

– Считаешь меня упрямцем?

Их противостояние продолжалось, никто не хотел уступать, но Тони почему-то все время чувствовал ее тонкий аромат. И сама Шеннон, и весь ее дом пахли цветочным мылом. Этот запах одновременно и возбуждал, и успокаивал, и напоминал, как он держал ее в объятиях после умопомрачительной ночи любви. Шеннон никогда не оставалась до утра, но час-другой после секса дремала, прижавшись к его груди. А Тони вдыхал ее аромат, и свой, и соединение того и другого.

Он втянул носом воздух.

Зрачки Шеннон расширились. Она отступила назад и задышала чаще:

– Мне надо переодеться. Ты уверен, что можешь посидеть с Колби?

Дело было в том, что, когда Тони встречался с мальчиком, тот смотрел на него с недоверием. Не помогли ни мороженое, ни фокусы с монетами.

– Не волнуйся, я справлюсь. Не торопись.

– Спасибо. Но я только переоденусь. Вопрос о вещах мы обсудим позже, Тони, то есть Антонио.

– Я предпочел бы называться Тони.

Ему нравилось, как она произносит это имя.

– Хорошо, Тони.

Шеннон направилась в спальню.

На сей раз она шла так быстро, что невольно чуть покачивала обтянутыми узкой юбкой бедрами. Желанию снять эту юбку с ее прекрасного тела придется подождать, пока они не разберутся с первоочередной проблемой.

Как объяснить Шеннон, что он назывался Тони Кастильо чуть ли не дольше, чем помнил себя Антонио Мединой?

У него даже был документ, подтверждающий, что его имя – Кастильо. Создать новую личность оказалось не так сложно. Все было прекрасно, но кто-то каким-то образом сумел обнаружить имена, под которыми скрывались он и его братья. Кстати, надо связаться с братьями. Обычно они беседовали друг с другом пару раз в год. Но сейчас им нужно сообща выработать план действий.