Литмир - Электронная Библиотека

Не удовлетворяясь химизацией и массовостью так называемых противосаранчовых кампаний, Киров предложил истреблять вредителей прежде, нем они заберутся в пределы республики. Саранча прилетала с юга, из Ирана. С иранским правительством заключили договор, и советские агрономы, химики морили вредителей на полях и в болотах соседней страны. Эффект это дало исключительный. Уже в 1924 и 1925 годах саранча почти никакого ущерба не нанесла азербайджанским крестьянам.

По возделыванию хлопка республика в 1924 году намного превысила довоенный уровень. Посевы кукурузы увеличились в три раза, посадки картофеля — в полтора раза. Из года в год уменьшалась надобность в завозном хлебе.

В селениях и аулах строились электростанции, водокачки, школы, больницы. В быт деревни входили телеграф и телефон. Михаил Васильевич Фрунзе, побывав в Азербайджане, рассказал в газетном интервью:

— Я был поражен в Закатальском, Ганджинском и отчасти Нахичеванском уездах наличием телефонной связи уездных центров не только с волостными участками, но даже с отдельными деревнями. Очень большие успехи наблюдаются в области электрификации. Так, Ганджа предполагает через полгода осветить электричеством большинство селений. Уезды Азербайджана оставили далеко позади наши русские и украинские деревни.

Сельскохозяйственное производство республики, хотя и хорошо развивалось, перешагнуло всего лишь скудный уровень царской России. Киров поэтому предостерегал от самоуспокоения:

— Можно произносить много красивых речей, можно сколько угодно хвалить свою работу, но до тех пор, пока мы не выведем крестьян из нынешней обстановки сельского хозяйства, наша работа не достигнет настоящих успехов.

Путь к настоящим успехам он видел в машинизации, в коллективизации. Это отразилось в постановлении очередного съезда Компартии Азербайджана, происходившего незадолго до того, как Сергея Мироновича перевели в Ленинград:

«Энергично содействовать возникновению коллективных хозяйств среди маломощного и середняцкого крестьянства, оказывая им льготы и предоставляя особо льготные условия приобретения сельскохозяйственных машин. Наряду с этим способствовать развитию простейших видов коллективизации, как-то: машинных товариществ, товариществ по совместной обработке земли, супряжничества и т. д.».

Азербайджанское крестьянство сворачивало на социалистический путь коллективного труда.

6

Орджоникидзе никогда не мог забыть страшное наследие мусаватистов — то, что он застал в Азербайджане весной 1920 года. Города и села, разрушенные во время азербайджано-армянских столкновений. Редкие уцелевшие дома, где никто не откликается на зов: их обитатели погибли или бежали. Даже спустя полтора десятилетия Серго рассказывал, что все еще с ужасом вспоминает картину, которую увидел в Шуше. Красивейший город, населенный армянами, был разгромлен, в колодцах находили трупы детей и женщин. Тот же разгром, разорение в азербайджанских деревнях.

Мусаватский яд национальной розни отравил сознание многих азербайджанцев. Самая отсталая часть населения, сплошь неграмотная, скованная невежеством, обуреваемая религиозным фанатизмом, не ожидала, что может наступить межнациональный мир, да вряд ли и хотела его. А компартия, выступая перед отсталыми слоями населения, особенно ’ в деревне, была чрезвычайно ограничена в своих возможностях, почти не имея квалифицированных азербайджанских агитаторов и пропагандистов.

По совету Кирова поступали так. В ЦК Компартии Азербайджана собирали десять-пятнадцать грамотных, толковых людей и помогали им изучить одну-единственную тему, касающуюся подлинных причин национальной вражды и подсказывающую, как нужна дружба народам Закавказья, всей бывшей царской России. Разъезжая по уездам, эти коммунисты проводили беседы в красных уголках, в кружках, на собраниях. Через некоторое время начинающие агитаторы изучали в Баку вторую тему, третью. Всего-навсего кустари от агитации, они вместе с тем были подвижниками, смелыми и скромными сеятелями ленинского интернационализма, переоценить которых невозможно. В 1922–1923 годах удалось создать первые в республике пять партшкол, в которых преподавание велось на азербайджанском языке.

Азербайджанцев, достаточно подготовленных для партийной, советской и хозяйственной работы, не хватало. Чтобы поскорее растить их, выдвигали азербайджанцев в республиканские и местные учреждения. Там, где руководителем был, скажем, русский или армянин, заместителем назначали азербайджанца. Азербайджанцев, в том числе крестьян, включали в коллегии наркоматов. Уже в 1923 году из тысячи ответственных работников, насчитывавшихся в республике, около пятисот были азербайджанцы.

Баку впитал в себя лучшие силы, но многим азербайджанцам не давали там засиживаться: их направляли в уезды, в деревню. В уездах создавали курсы для советских и хозяйственных работников. Местные кадры пополнялись и возвращающимися из армии бойцами. Они накануне демобилизации проходили специальные курсы по работе в деревне.

Культурный уровень населения оставлял желать лучшего и в Баку, а в некоторых уездах был ужасен. Киров говорил о том без прикрас:

— Принято думать, что половина населения Азербайджана снимает свою чадру. Это глубокая ошибка. Чадру носит не только половина населения Азербайджана… Девяносто процентов нашего населения до сих пор пребывает в чадре темноты, невежества, безграмотности и — надо сказать прямо — в культурном невежестве. Вот эту чадру нам и надо снять с гораздо большим рвением, с гораздо большей смелостью, чем те чадры, которые снимаются в женских клубах… Нужно добиться всеми средствами, силами и мерами, чего бы это ни стоило, чтобы «чадру» эту дальше не носили.

Школ ликвидации безграмотности было свыше тысячи. Их бесплатно снабжали учебниками, тетрадями, карандашами. В 1925 году эти школы для взрослых, к слову, израсходовали шестьдесят пудов грифельного мела — цифра, которая сама за себя говорит. Одолев грамоту, многие сельские жители закрепляли первые азы в крестьянских школах-передвижках: в них преподавали бакинские педагоги и лекторы. Кто хотел, учился дальше в стационарных учебных заведениях.

Киров, все коммунисты Азербайджана не упускали из виду и чадру без кавычек. В Баку славился «Клуб освобожденной азербайджанки». В его мастерских и кружках женщины получали образование и профессию. Первые азербайджанки, ставшие телеграфистками и машинистками, матросами и электромонтерами, обучались в этом клубе, как и многие акушерки, фельдшерицы, медицинские сестры. Там же обучали портновскому, сапожному, переплетному делу, ковроткачеству, лепке и выжиганию по дереву. Женских клубов действовало в республике несколько.

С каждым днем увеличивалось число женщин в нефтяной промышленности и на водном транспорте, а на многих табачных, швейных, шелкопрядильных, пищевых предприятиях и в кооперативных артелях уже в 1924–1925 годах женщин было большинство.

Женщин вовлекали в общественную, государственную работу. Вслед за народными заседательницами в суды пришли женщины-адвокаты по семейным и бытовым делам, так называемые правозаступницы. В 1924 году впервые избрали азербайджанок секретарями сельских и волостных Советов. Мужское самолюбие иных работников безумно страдало — рушились твердые, как булыжник, восточные и не только восточные каноны, казавшиеся незыблемыми, продиктованными навечно самой природой. Кое-кто трубил, что с выдвижением женщин надо повременить, пока они разовьются да наберутся опыта. Сергей Миронович высмеивал таких работников:

— В Одессе был один градоначальник в старые добрые времена. Появились первые автомобили в Одессе, и когда автомобили проходили по улицам, то лошади кидались в сторону оттого, что боялись этих машин. Градоначальник издал приказ: «Запретить езду на автомобилях, пока лошади не привыкнут к этой езде».

Киров говорил, что если уподобиться одесскому градоначальнику, женщины и через сто лет не овладеют высоким искусством управления государством.

59
{"b":"261344","o":1}