"Куда ни взгляните, высшая раса вытесняется низшей…" – так в русской публицистике до Меньшикова не говорил никто. Объективно М. Меньшиков, решительно выступивший с расовых позиций, отверг Евразийский Проект. Кровь – вот символ веры М. Меньшикова, сбросившего духовный гнет византизма и, таким образом, совершившего освободительную революцию в русской мысли. В отличие от православно-монархических идеологов, считавших, что религия и государство создают народ, М. Меньшиков утверждал: "Власть может почитаться самодержавной и в то же время быть бессильной (явный намек на императора Николая II – А.Ш.), чтобы справиться с анархией умов и воль и упадком духа народного, того, что французы называют гением расы. И православие, и самодержавие не создают этого гения, а сами черпают из него свою силу, свою истину и красоту" (1911). То есть народ творит веру и государство, а не наоборот. Можно, конечно, спорить о том, в какой степени именно русский народ явился творцом православия и самодержавия, но несомненно, что все истинное и прекрасное в них идет от арийского расового корня.

М. Меньшиков решительно выступал против политики т.н. русификации, справедливо полагая, что такой псевдоимпериализм ведет к дальнейшему подрыву расовых основ русского народа. Используя свой излюбленный образ, он писал: "Обрусить все нерусское" значит разрусить Россию, сделать ее страной ублюдков, растворить благородный металл расы в дешевых сплавах (собственно, это и есть конечная цель Проекта – А.Ш.)" (1912). В связи с языковым аспектом русификации уместно вновь обратиться к Л. Вольтману (с его книгой "Политическая антропология", вышедшей в России в 1905 году, М. Меньшиков, скорее всего, был знаком): "…навязывание языка может, однако, вести и к гибели нации, когда посредством его в культурное и кровное общение вводятся малоценные расовые элементы и путем более сильного размножения вытесняют более благородную расовую ветвь. Этим объясняется замечательный исторический факт, что язык может сохраниться, между тем как раса, говорившая на нем первоначально, поредела или совсем погибла". Яркой иллюстрацией к этим словам служит современная Москва – почти сплошь "обдорско"-ублюдочная, но при этом русскоговорящая, зачастую даже без акцента. Благодаря русскоязычности, распространенной "от Москвы до самых до окраин", любой "обдор" может объявить себя русским – и это не вызовет возражений. Поголовное русскоязычие объективно способствует размыванию русской этничности. Вот и известный еврей Лев Новоженов не хочет ехать в Израиль, "на родину предков", поскольку уверен, что "родина человека – это язык…" (Вестник ЕАР, №5, январь 1999).

М. Меньшиков, в отличие от других правых, не выступал против идеи автономии Финляндии, Грузии, Армении, Бухары и пр.; напротив, он ратовал за такую автономию, дабы расово чуждая стихия была в ней локализована. Великий публицист сознавал, что Россия, по существу, не Империя, а Антиимперия, поскольку в ней попран базовый имперский принцип: господство высшей расы на основе разделения, т.е. апартеида. "Метрополия и колония – были одно и тоже. Нельзя было отличить, где кончается метрополия и начинается колония", – пишет о Российской империи профессор Лондонского университета Д. Хоскинг. На отсутствие в России "четкой границы между метрополией и колонией" указывает и Д. Галковский. Остается лишь добавить, что эта смазанность – не изъян Проекта, а один из его базовых евразийских параметров, позволяющий всевозможным "обдорам" веками господствовать над русскими и паразитировать на них. "Покорив враждебные племена, – пишет М. Меньшиков, – мы, вместо того, чтобы взять с них дань, сами начали платить им дань, каковая под разными видами выплачивается досель. Инородческие окраины наши вместо того, чтобы приносить доход, вызывают огромные расходы. Рамка поглощает картину, окраины поглощают постепенно центр… Англичане, покорив Индию, питались ею (естественно, ведь основа британского имперского проекта не евразийская, а арийско-расовая – А.Ш.), а мы, покорив наши окраины, отдали себя им на съедение. Мы поставили Россию в роль обширной колонии для покоренных инородцев – и удивляемся, что Россия гибнет! (В действительности гибнет не Россия, а русские, обреченные Проектом "на съедение" – А.Ш.)".

Ничто не ново. В начале перестройки, спустя почти сто лет после М. Меньшикова, патриотическая пресса много писала о всевозможных дотациях, а точнее, дани, выплачиваемой республикам Закавказья и Средней Азии за счет полумертвой русской деревни. На одном из съездов народных депутатов В. Распутин даже выступил с предложением о выходе РСФСР из СССР, чем, вероятно, поверг в ступор "обдорскую" часть аудитории. В сущности, наш писатель, чей антропологический тип, увы, отражает вековые евразийские эксперименты над русской породой, был в данном случае слепым орудием неубитой (все-таки!) Расы, выразителем ее воли к освобождению. Знаменательно, что в России Национал-социализм поднял голову именно после распада Советского Союза, когда южное "подбрюшье" превратилось в зарубежье. Казалось, самодовлеющая "рамка" сброшена…

Но вернемся в начало прошлого века. М. Меньшиков стал одним из основателей и ведущим идеологом Всероссийского национального союза (ВНС) – первой политической организации в российской истории, поднявшей на знамя лозунг господства русских по Крови. ВНС возник в 1908 году и уже вскоре имел фракцию в Государственной Думе. В отличие от монархистов, в частности, от Союза русского народа, по традиции ставившего народность после православия и самодержавия и, таким образом, остававшегося в рамках Проекта, националисты объявляли базовым принцип народности, т.е. Крови и тем самым объявляли Проекту войну. По сути, в лице ВНС промелькнула первая зарница Национал-социализма в российской истории. (Гораздо мощнее она полыхнула в культуре: в творчестве художников абрамцевского кружка, прежде всего М. Врубеля, пластически возрождавшего "язычество", на полотнах Н. Рериха, в арийских гимнах К. Бальмонта, в стихах Н. Гумилева, В. Хлебникова и С. Городецкого, в музыке Стравинского…)

По словам М. Меньшикова, к Всероссийскому национальному союзу "в последние годы склонялся" знаменитый премьер П. Столыпин. Расовому аналитику нельзя не упомянуть о его сельскохозяйственной реформе, конечные цели которой были гораздо масштабнее, чем просто экономический и социальный эффект. Будучи по крови Рюриковичем, Столыпин отлично понимал, сколь огромное значение для жизненности народа имеет отбор лучших, селекция. Видя, до какого состояния государство российское довело "господствующий" народ, Столыпин решил улучшать его базовый слой, выделяя из деревенской массы наиболее полноценных биологически, условно говоря, крестьянскую аристократию. Он разрушал общинную кабалу и саму идеологию уравниловки, распространившуюся среди части русских благодаря пролетарскому, по своей сути, христианству, а также – евразийскому геноциду бояр. Община – это отрыжка татаро-московского коллективизма, попытка заменить количеством утраченное качество. Как известно, частная собственность – это естественное продолжение личности, ее проекция на внешний мир; понятие же личности исторически связано с белой аристократией, с ее рыцарской "культурой чести". Таким образом, удар по боярству обесценил личность и собственность, породив в немалой части русского народа угрюмое недоверие к богатству, таящее в себе плебейскую нелюбовь к могуществу, мещанский страх перед избыточной полнотой бытия, а также босяцкое презрение к культуре труда и жизни. "Честная бедность", "нестяжание", приправленные "христианским смирением", у нас и по сей день нередко декорируют никчемность натуры и отсутствие самоуважения, т.е., по сути, биологическую неполноценность.

Очевидно, что Столыпин, чья реформа радикально улучшала расовое качество русских и их положение в России, вступил в глубинное противоречие с Проектом. И снова кровь рюриковича была пролита рукой азиата. Проект был спасен евреем Мордкой Богровым, который в сентябре 1911 года застрелил Столыпина. Отметим, что социалист Богров являлся к тому же агентом охранки, благодаря чему и приблизился к Столыпину почти вплотную. Кто же убил великого премьера: "борец" с государством российским или само это государство, рукой еврея отсекшее инородный русский элемент? Не Столыпин, а Богров был своим для этого государства, ибо отстоял его евразийскую суть. Не Столыпин, а Богров был государственником – не важно, сознавал он сам это или нет. Богров умер на эшафоте – так ведь и Темгрюковича Иван Грозный посадил-таки на кол… Казнив боярина Столыпина, Богров, по существу, совершил "опричное действие". Богров – это отголосок опричнины и прообраз ЧК в одном лице.