— Я больше склоняюсь к первому вашему предположению. — Разбираться в чувствах он умел, она в этом убедилась.
— Значит ультрамарин ? — На радостях сказал сноб.
— Я думаю он.
На этом они разбежались. А вот в следующее утро встретились вновь и теперь завтракали в большой гостиной.
— Катализатором наших отношений стал тот вечер модных изысков. — Напомнила она.
— Всё верно. Я верю в судьбу. — Довольно замечал принц накладывая себе кашки в тарелочку.
Их сближение на романтической волне произошло вчерашним днём, и именно тогда они определились в том, какие кто играет роли, и кем являются друг другу. Он — её любимым. Она — его любимой.
— Я уважаю принцесок, которые хоть каких-то норм приличия придерживаются. — Принц пытался поддерживать их разговор, когда заканчивалась тема.
— Я знаю, вы обо мне.
Они смеялись. Он говорил конечно же о ней, за этим раздавая комплименты. Любил он этим заниматься, когда любил ту самую, единственную и неповторимую.
У Андриано в руках имелась бонбоньерка предназначенная в королевстве для шоколада, конфет, печенья, мармелада : а сейчас там местился вкуснейший чёрный шоколад, и его он планировал вручить принцессе.
— Это вам. — Он протянул его ей.
— Мне ?
— Да, да вам, принцеска Гарибальди…надеюсь, хотябы это вы примите из моих рук.
Амадеуска не стала на сей раз противиться и переняла из рук любимого небольшой подарочек, наполненный различными вкусностями. Любая сладость — являлась её слабостью. Затем они направились в “Зимний сад”, дабы провести свободное от всяких обязательств время в полном уединение. Зима — это царство снега и мороза. И одна из его великолепнейших картин — это зимнее утро. То, что возникло между ними, нечто чистое, светлое, незыблемое, — думается любовь. И она разрасталась и разрасталась с каждым новым днём, посему всё это только забавляло их…
Батлер и его четверостишия.
У себя в крохотном деревянном домике, что обитал в захолустном райончике и звался Барбонже в Знойном крае, жил-был принц Батлер. Он был необычным принцем, как бы прирождённым поэтом, и умел общаться только стихотворным языком. Строить предложения верным способом, как любому амадеусу ему не удавалось, и с жителями королевства приходилось переговаривать по необычному, вот так нестандартно, поэтично, в стиле прозы. Oн единственный амадеус во всём принцевом королевстве, который умеeт излагать свои мысли с помощью двустиший или четверостиший. С самого рождения сей дар, или наказание, скорее всего одно и второе вместе достались ему в качестве сомнительной награды. В данный момент времени он трепетно поливал специальным маленьким кувшинчиком три горшка своих любимых растений — колючие зелёные кактусы. Аккуратно полевая водичкой привередливые растения, один за другим он выговаривал в своей манере.
— Люблю тебя колючий мой зелёный.
За то, что разделяешь со мной грусть.
Люблю тебя колючий мой зелёный.
За то, что радуешь присутствием своим.
Батлер любил разговаривать со своими единственными на всём белом свете друзьями, в роли которых выступали кактусы, и в замен получать от них ни то чтобы ответные четверостишия, но позитивную энергию, одним своим присутствием. Но бывало когда он наполнялся негативом, вспоминая злостных принцев, тех кто причиняли ему озоновые раны на душe, видя в нём ранимую натуру.
— Я сыт по горло, вашими укорами.
Поймите, вы этим самым упраздняете меня.
Ну что ж, поверьте, я сумею...
Сумею заступиться за себя.
Поприговаривал уж очень сентиментальный принц в пустоту. Hо слова эти, обращались к амадеусам недругам, которые при встрече с ним, старались его как можно больнее уколоть, либо в чём-то укорить. Таким тонким душам как у него в королевстве было туго, и если им и удавалось как-то обороняться, то одним скудным заступничеством за себя, и то, не везде, а где приходилось.
Странные эти заключения !
Через два дня доктор прибыл вновь для обследования уснувшего крепким сном малыша.Тщательно осмотрев его: измерив температуру, сердцебиение, давление, он заключил.
— У Данди Боя всё в норме. Пульс, температура, давление.
Возле кроватки ребёнка склонившись сидел на стульчике мужчина преклонного возраста, в белом халате. A рядом с ним, по правую сторону стоял Рик, и по левую Мерилин, наблюдая за всем происходящим. За два прошедших дня изменений в поведение уснувшего малыша не наблюдалось, он также крепко спал, не изменив позиции .Родители очень переживали за сына. Мерилин с того самого дня, как горе проникло в их небывало жизнерадостный семейный уголок свитый общими усилиями толком не ела, и плохо спала. Рик же, в свою очередь, имел аппетит, и нет-нет умудрялся поспать в отличие от своей любимой, но тоже страдал отсутствием родного ребёнка. Где тот замечательный детский смех заполнявший их квартирку, который он слышал возвращаясь с работы ? Где тот ребёнок, что радовал глаз частенько задавая глупенькие вопросы и совершая странные поступки ?- думал отец Данди.
— Доктор, это хорошо. А скажите пожалуйста ... — Говорила Мерилин, заметно пришедшая в себя по прошествии первых двух убийственных для неё дня. Не хотя того, ей приходилось мириться с посылaми судьбы. —... у моего сыночка не затечёт хрупкая спинка ? Он ведь не двигается вовсе.
— Со времени его неподвижного возлежания на кроватке прошёл небольшой срок, и переживать об этом рановато. И потом, вы ведь частенько массируете тельце собственного сына во избежания его окоченения.
— Да, это мы стараемся выполнять, как того требует вся процедура ухаживания за ним.
Доктор привстал.
Пришло время накормить малыша. Мерилин подкатила к кроватки Данди Боя капельницу с внутривенным вливанием. И с помощью мужчины в белом халате ей удалось воткнуть шприцовую иглу в одну из вен левой руки спящего малыша, тем самым возобновить подачу жидкого питания в младенческий организм. С самого первого дня крепкого сна он поддерживался с помощью такого способа кормления. За счёт этого, или благодаря этому Данди всё ещё был жив. Пока жена Рика следила за всем процессом : а именно, за переливанием питательной жидкости из специального прозрачного паке тa через вену внутрь её сына, сильные мира сего удалились в кухоньку дабы поговорить ещё кое о чём, не менее важном, наверняка имевшем прямое отношение к случившемуся с ребёнком. Но это всего навсего были только догадки Рика Фроста. Они уселись на металлические стулья. В этот самый момент зимний солнечный свет юрко проникал через окошко в кухоньку их квартиры освещая её изнутри. А свежий январский воздух залетая в приоткрытые форточки уничтожал духоту меняясь с нею местами.
— Рик, никаких фаз быстрого сна за два последних дня ?
— Никаких. Мы с женой, меняли друг друга когда один из нас хотел сильно спать. И как признаётся Мерилин...и как замечал я сам, ничего, что могло бы походить на то, о чём говорили вы доктор не произошло. Данди не волочился ни на секунду и не произнёс ни единого слова...пускай даже и нечленораздельного.
— Значит, пока верить в существование данного феномена не стоит.
— А во что верить ? — Рик умоляюще взглянул на доктора Фреда.
— Я вам уже говорил, не так ли ?
— Так, но может ведь вполне статься, что мой сын с таким же успехом и через десять лет решит проснуться, и через пятнадцать,а то и все тридцать...
— Или не проснуться...
Сказанное доктором заставило замереть и замолкнуть Рика, он поник.
— Но всё же, дети не такие как взрослые, вы со мной согласны, Рик ?
— Я то согласен, но толк в этом какой ? Мой малыш как спал так и спит.
— Толк, он есть и очень даже увесистый.
— Продолжайте... — Сказал отец малыша.
