В зале, где должна была состояться пресс-конференция, сидели, несмотря на жару, свыше сотни репортеров и фотографов. Всех их внезапно оторвали от бейсбольной игры и семейных пикников или вытащили из бассейнов и заставили приехать в офис Salomon. И единственное зрелище, которым они могли заполнить свой испорченный выходной, представляло собой окровавленных гладиаторов Salomon, сражающихся на их глазах на песке Колизея.
«Толпа сидела в ожидании важных новостей. А я вспоминал старый анекдот о репортере, которого попросили сделать репортаж о свадьбе. Вернувшись в газету, он сообщил редактору: “Писать не о чем — жених не пришел”. Именно в этом настроении пребывали большинство репортеров, собравшихся в зале».
Прошло еще несколько минут, и приехал бледный и трясущийся Мэриуэзер. Ему было дано поручение встретиться с Диком Бриденом, председателем SEC, и попросить его о помощи. Мэриуэзер сообщил, что Бриден отнесся к нему без всякого дружелюбия. Дважды в ходе беседы Бриден сказал, что Salomon «прогнила до сердцевины».
«Прогнила до сердцевины, — повторял Мэриуэзер в полном шоке, — прогнила до сердцевины». Внезапно все поняли, что решение Министерства финансов было согласовано с ФРС и SEC, а их внезапное осуждение действий Salomon стало драматической расплатой за годы славы и высокомерия.
Назначенное для начала пресс-конференции время уже прошло, и репортеры начали ерзать и проявлять раздражение. Брэди так и не перезвонил. Лампочка на телефоне не загорелась.
Наконец раздался звонок от Джерома Пауэлла, помощника министра финансов. Он сказал, что министерство не собирается полностью отменять своего решения. Salomon не могла участвовать в аукционах от имени своих клиентов. Однако министерство пошло на значительную уступку — оно разрешило компании выставлять заявки за счет собственных средств.
«Это вам поможет?» — спросил Пауэлл.
«Думаю, что да», — ответил Баффет.
Он направился в комнату к членам правления и сообщил им новости. Все собравшиеся в комнате облегченно и радостно выдохнули. Говоря с невероятной скоростью, Баффет провел голосование по избранию себя временным председателем правления, а Дерика Мохана — директором и главой по операционным вопросам компании Salomon Brothers. Примерно без пятнадцати три он вышел из зала и попросил кого-то позвонить в трейдинговый зал.
Мохан сидел там в окружении трейдеров, внимательно глядя на часы. Рядом с ним команда Джона Макфарлейна потела над планом чрезвычайных мероприятий по спасению активов в Японии — они работали так быстро, как только позволяла скорость телефонных соединений. Кто-то позвонил сверху и попросил Мохана встретиться с Баффетом у лифтов. Мохан не был уверен, что именно он услышит — что он сам стал боссом или что ему придется слушаться кого-то еще. Он подошел к лифту. Открылась дверь, и он увидел стоявшего внутри лифта Баффета. «Ты в игре», — произнес Баффет и жестом пригласил Мохана войти в лифт. Вместо того чтобы подняться обратно в комнату, где заседало правления, они спустились еще на два этажа — прямо в челюсти ждавшей их прессы81.
«Журналисты уже не просто волновались. Они вели себя как животные. Каждый заданный ими вопрос таил в себе подвох. Скандал и без того уже был большим, а они хотели раздуть его еще сильнее. У них появился шанс блеснуть. Особенно нагло вели себя телевизионщики. Они хотели успеть смонтировать репортаж для пятичасового или шестичасового выпуска новостей, а я совершено не собирался помогать им в этом. Я мог легко описать их чувства. Я должен был упасть на колени. Я должен был разоблачить мошенников. Они страстно хотели, чтобы история приобрела именно такой оборот. Историй такого рода можно было найти множество, но каким-то образом на месте преступления была поймана только компания Salomon».
Сидевший на возвышении Баффет скрестил руки на груди. Он выглядел крайне уставшим. Мохан с аккуратно причесанными русыми волосами во все глаза смотрел на толпу, как олень, застигнутый светом фар. Оба они были облачены в темно-синие костюмы, белые рубашки и похоронно-черные галстуки. «Я был совершенно не готов к этому, — вспоминает Мохан. — Все мои инструкции заключались в словах: “Ты в игре”». Он совершенно не представлял себе, что происходило на верхних этажах начиная с раннего утра. Они начали пресс-конференцию.
— Что случилось? — хотели узнать репортеры прежде всего.
Баффет, глубоко севший в кресле так, что воротник костюма поднялся до уровня его ушей, объяснил:
— С моей точки зрения, неспособность сообщить о нарушениях является необъяснимой и непростительной ошибкой. Я сталкивался с подобными глупыми шагами и раньше, в других своих предприятиях, но никогда прежде это не приводило к столь значительным последствиям.
— Каким образом скандал спровоцировала культура компании?
— Не думаю, что подобные вещи могли бы произойти в монастыре, — ответил Баффет.
Кто-то задал вопрос о размере его зарплаты.
— Я буду работать за один доллар, — ответил он. Члены правления, сидевшие в зале, застыли в недоумении. Эту новость они услышали впервые.
Однако репортеры не успокоились. Были ли записи подделаны? Кто это сделал? Предпринимались ли попытки скрыть правонарушение? Кто участвовал в этом?
— Да, некоторые записи были подделаны. В компании предпринимались действия, напоминавшие попытки скрыть правонарушение.
В этот момент напряжение перешло на новый уровень, и вопросы начали звучать еще громче и быстрее. Репортеры почти настигли обессилевшее животное и были готовы разорвать его на части своими острыми зубами. Однако они были вынуждены прекратить погоню, когда поняли, что в попытках сокрытия информации не участвовал никто, кроме тех, кто уже понес за это наказание.
Кто-то из сотрудников вышел на сцену и сообщил Баффету, что ему звонят из Министерства финансов. Баффет торопливо вышел из зала, предоставив ошеломленному Мохану в одиночку бороться с порывами ветра. Несмотря на это, Мохан умудрился ответить на несколько вопросов идеально монотонным голосом, напоминавшим комментатора ВВС, рассказывающего в документальном фильме о брачных обрядах диких пчел.
Баффет вернулся с пресс-релизом Министерства финансов, объявлявшим, что Salomon вернула себе часть прежнего доверия. Однако журналисты не смягчились, а продолжали давить.
Ушли ли прежние руководители в отставку добровольно или в результате выкручивания рук? Баффет несколько раз заверил их в том, что Гутфрейнд, Страусс и Мэ-риуэзер ушли в отставку добровольно. Получили ли бывшие руководители какую-либо особую компенсацию? Оплачивала ли Salomon их юридические расходы? В какую сумму обошлись компании незаконные действия?
Примерно через час один из директоров, сидевших рядом с Мангером, наклонился к нему и спросил:
— А что, Уоррен вообще не собирается завершать это мероприятие?
— Может быть, он этого и не хочет, — ответил Мангер. — Уоррен знает, что делает82.
В какую сумму обошлись мошеннические действия правительству? Сколько клиентов Salomon сообщили компании, что больше не собираются иметь с ней дело? Почему юристы из Wachtell, Lipton не отнеслись к ситуации более серьезно? В чем заключались детали странной и напоминавшей мошенничество сделки, обнаруженной следователями и названной в пресс-релизе «розыгрышем на миллиард долларов»?
— Это не розыгрыш. Я думаю, что если характеризовать эту сделку правильным образом... — начал Баффет.
— Но это были ваши слова в пресс-релизе, — перебил его репортер.
— Это были не мои слова. Это действительно было в пресс-релизе. Но моего имени нет среди тех, кто подписал пресс-релиз. Это можно считать ужасным несчастным случаем. Я считаю розыгрышем действия, после которых участники могут посмеяться. Но я не считаю случившееся смешным ни на йоту.
Репортеры, большинство которых читали книгу «Покер лжецов», потребовали объяснений. Они знали, что Salomon славится своими жестокими розыгрышами. Трейдеры постоянно крали одежду из чемоданов друг друга, заменяя ее мокрыми бумажными полотенцами или розовыми шелковыми трусиками. Самый популярный розыгрыш в Salomon был связан с игрой в покер, когда, по слухам, Гутфрейнд однажды предложил Мэриуэзеру сыграть в покер — без открытия карт на руках, одну партию и по ставке в миллион долларов. Мэриуэзер моментально ответил ставкой в 10 миллионов долларов, чем вынудил Гутфрейнда сдаться. Хотя сама эта история звучала скорее легендой, но в любом случае предельный размер любого розыгрыша в компании никогда не превышал миллионов долларов — даже в самых смелых фантазиях. Однако миллиард долларов — это была слишком большая сумма для любого розыгрыша.
