Анненберг также разделял баффетовское увлечение СМИ и издательским делом. TV Guide был самым крупным активом Анненберга. Еженедельник обладал такой же Значимостью, как и Daily Racing Form, и имел намного более многочисленную аудиторию. Как только Баффет узнал, что Анненберг собирается его продавать, они с Томом Мерфи тут же вылетели в Лос-Анджелес, чтобы уговорить посла продать его им.
Но Анненберг хотел оплаты акциями, а не деньгами. «А мы не хотели отдавать наши акции, — говорил Мерфи. — Уоррен никогда не отдавал свои акции. Я тоже старался по возможности этого не делать. Если так делать, никогда не станешь богатым». Отдавая свои акции в обмен на TV Guide, Баффет как бы признавал, что в будущем акции Berkshire будут приносить меньше денег, чем акции журнала. В такой ситуации коммерсант фактически выражает презрение к собственному бизнесу, если, конечно, не платит переоцененными активами323. Учитывая то, как Мерфи и Баффет руководили своими компаниями и обходились со своими акционерами, было ясно, что они не сделают ничего противоречащего своим принципам, — и они действительно не купили TV Guide.
Тем не менее Баффет продолжал играть роль посредника между Анненбергом и Грэхем, дававшей Баффету уроки этикета и готовившей его к великим делам. Она постоянно звонила ему, делясь самыми незначительными событиями в своей жизни. А он часто приезжал к ней на остров Мартас-Виньярд, в дом, смотревший прямо на Ламбертс-Коув. Они вместе ездили на деловые встречи, а однажды шутки ради отправились посмотреть на Ниагарский водопад. Он показал ей один из своих тотемов — текстильную фабрику Berkshire. Кокетливую пятидесятидевятилетнюю Кей так часто видели в компании сорокашестилетнего Уоррена (на одном благотворительном мероприятии она даже бросила ему ключи от своего дома), что к началу 1977 года светские хроникеры наконец-то обратили на это внимание и, как выразилась Грэхем, «подскочили от удивления»12.
Друзья считали, что в их отношениях не было никакой так называемой «химии». И тем не менее Грэхем обсуждала возможность романа с некоторыми своими подругами13. Ее неуверенность в себе распространялась и на сексуальные отношения, но, как видно из ее мемуаров, она пыталась делать вид искушенной дамы324. Ее мать славилась постоянными, вызывающими, навязчивыми, но при этом платоническими отношениями со многими влиятельными мужчинами. Сам Баффет предпочитал романтическую дружбу с женщинами. Неважно, имелись ли в их отношениях с Кей какие-либо романтические проявления, — главным для обоих была дружба.
Но наличие таких слухов плохо влияло на хрупкое равновесие отношений между Сьюзи и Уорреном. Несмотря на все происходившее в ее жизни, она все еще заботилась о муже. Кроме того, Сьюзи были необходимы люди, которые нуждались бы в ней, а порой даже зависели от нее. Она чувствовала себя оскорбленной и опустошенной. И все же на людях она не позволяла себе быть похожей на отвергнутую Дейзи Мэй. Она продолжала гостить у Кей, когда ездила в Вашингтон, приветливо улыбалась независимо от того, как часто ее муж появлялся в обществе соперницы. Некоторые из ее друзей считали, что все происходящее ей безразлично. Другие думали, что она все понимает, но отношения Уоррена и Кей обеспечили прикрытие, благодаря которому она могла жить своей собственной жизнью. Однако Сьюзи однозначно дала понять некоторым своим друзьям, что разъярена и оскорблена. Она решила разобраться с этой проблемой, послав Грэхем письмо, в котором разрешала продолжать отношения с Уорреном — как будто Кей нужно было такое разрешение14. Кей показывала это письмо людям как своего рода индульгенцию15.
Сьюзи упорно строила карьеру певицы. В 1976 году она встретилась с владельцами ресторана French Cafe, располагавшегося в здании отремонтированного склада в старом районе Омахи, и предложила свои услуги. Она хотела петь в главном зале этого заведения. Владельцы ресторана были удивлены, но с удовольствием дали согласие на ее предложение. Сьюзи когда-то вела там благотворительное мероприятие в пользу жителей Африки — босиком, в рубашке в клетку и бандане16. Тот факт, что Сьюзан Баффет решила стать певицей, нашел свое отражение в рекламе ресторана. «Мне очень страшно, но, с другой стороны, я всегда хотела жить на полную катушку»17, — сказала она одному репортеру перед своей премьерой.
Сьюзи «испытывала крайнюю степень неуверенности», отмечал рецензент, но ее «стиль, напоминающий Энн-Маргрет325», «стилизованный джаз» и желание понравиться расположили к ней публику, которая в основном состояла из «некритически настроенных друзей» и людей, которые из чистого любопытства пришли посмотреть на артистку — жену богатого человека18. Через несколько недель Билл Руан сказал ей: «Я устроил вам прослушивание в Нью-Йорке». В течение трех недель она дебютировала в ряде бродвейских шоу — Yellow Brick Road, See Saw, Tramps и The Ballroom. В тот период она говорила: «Меня просили остаться, но я решила не ограничивать свою свободу. Может быть, я вернусь через годик. А сейчас планирую найти музыкального руководителя и сделать свою собственную программу. Теперь я знаю, что это трудно, но мне все равно нравится заниматься этим делом, поэтому я планирую, вернувшись, отработать полгода без перерыва»19. Она подписала контракт с актерским агентством Уильяма Морриса.
Тем летом Баффеты приехали в Нью-Йорк. Уоррен играл в бридж на квартире у Кей и приходил на концерты Сьюзи, восторженно глядя на нее из зала. Ее музыкальная карьера служила для супругов своего рода связующим звеном — он наслаждался ее успехом. Они думали, не купить ли им квартиру в Нью-Йорке в знаменитом доме неподалеку от Пятой авеню, но потом решили отказаться от этой идеи20.
Сьюзи действительно ценила свою свободу и осенью 1976 года решила не возвращаться в Нью-Йорк. В Лагуна-Бич она бывала чаще, чем Уоррен. Более того, «клиентура» в Омахе служила ей отдушиной. Там была Лейла, которая пичкала невестку историями о прекрасном времени жизни с Говардом. Там был Хоуи, который занимался своими экскаваторными работами. Там была Дотти, которая, казалось, вела совершенно пассивную жизнь — однажды она позвонила Сьюзи с сообщением, что у нее в доме пожар. Только повесив трубку, Сьюзи сообразила, что даже не спросила у сестры, звонила ли та в пожарную службу. Она набрала номер Дотти. Оказалось, что та никуда не обращалась, она подумала только о Сьюзи21. А помимо всех забот, связанных с семьей, были еще и «бродяги», которым Сьюзи симпатизировала, одинокие друзья и другие знакомые.
Весной 1977 года, вместо того чтобы согласиться петь в Нью-Йорке, она запланировала еще один круг выступлений в ресторане French Cafe в Омахе. В журнале, издававшемся Omaha World-Herald, решили напечатать статью о жене миллионера, которая в зрелом возрасте стала певицей кабаре. Журналист Эл Пейгл встретился с ее друзьями и расспросил о ее жизни. Он хотел знать, почему Сьюзи решила петь. Как и многие другие в Омахе, он, конечно, был в курсе слухов о романах Сьюзи на стороне22. Друзья защищали Сьюзи как могли. Юнис Дененберг ощетинилась и заявила: «Сьюзи — одна из тех старомодных хороших людей, которых, как кое-кому может показаться, уже не существует. Многие приписывают ей свои негативные черты, потому что им не нравится, что она такая, какая есть»23. Истинно верующие сплотились, чтобы защитить свою святыню. Пейгл признал, что после столкновений со столь агрессивными защитниками Сьюзи у него появилось подсознательное искушение поставить на белом вечернем платье миссис Баффет несколько жирных пятен24.
Для проведения интервью она пригласила его к себе домой. Они расположились в гостиной с камином, столом для настольного тенниса и плакатами на стенах, на которых красовались высказывания «Здесь живет любовь» и «Будь проклято все, кроме цирка». С первого взгляда она показалась ему легкоранимой.
