Всего за пару месяцев, к началу 1975 года, у него накопилось уже довольно много проблем. Чак Рикерсхаузер, партнер юридической компании Мангера, которая теперь называлась Munger, Tolies & Rickershauser, позвонил ему и Мангеру и сказал, что Комиссия по ценным бумагам и биржам собирается возбуждать против них дело о нарушении законов о ценных бумагах. Назревающая, но легко решаемая проблема теперь превратилась в полномасштабную катастрофу.

Рикерсхаузер уже работал на Баффета и Мангера во время сделки с Sees и имел большой опыт работы на рынке, но допустил промашку, посчитав звонок штатного адвоката SEC за совершенно рядовой. Он направил звонившего к главному бухгалтеру Berkshire Верну Маккензи.

Маккензи снял трубку и, к своему великому ужасу, услышал, что с ним хочет поговорить сам Стэнли Споркин, глава отдела контроля за соблюдением законодательства Комиссии по ценным бумагам и биржам, «плохой коп», перед которым трепетали все до единого.

Споркин выглядел так, как будто проводил все вечера, сгорбившись над своим столом и лично разрабатывая обвинения против крупных корпораций. Это заставляло многих из них, впервые в американской истории, дрожать перед SEC (при том что дела далеко не всегда доходили до суда)¹³. Он расспросил Маккензи о Wesco, и о Blue Chip, и о Berkshire, и о многом другом. Он говорил не очень дружелюбно, но, как понял Маккензи, это был его привычный стиль общения. С другой стороны, у Маккензи создалось впечатление, что, по мнению Споркина, если вы богаты, значит, обязательно в чем-то виноваты¹⁴.

Когда Рикерсхаузер узнал, что ему звонил не какой-нибудь штатный адвокат, а сам Споркин, его чуть не хватил сердечный приступ. Споркин был одним из самых известных людей в деловом мире Америки. В некотором смысле у него было больше власти, чем у его босса, председателя SEC.

Внимание Комиссии к Баффету и Мангеру привлек двухлетний проект — они изящно пытались распутать нити, связывавшие несколько принадлежавших им компаний. Сначала они попытались слить Diversified или хотя бы ее часть с Berkshire Hathaway. К 1973 году Diversified стала чем-то большим, чем просто средство для покупки акций Berkshire и Blue Chip. Но для такого слияния необходимо было разрешение Комиссии по ценным бумагам и биржам, а она затормозила сделку. Мангер успокоил Баффета, что ничего серьезного не происходит, и сказал Рикерсхаузеру, чтобы тот «направлял всех, у кого будут вопросы», непосредственно к нему, «если это ускорит работупо нашему делу»¹⁵.

Вместо этого следующие полгода сотрудники Комиссии присматривались к Blue Chip Stamps и другим инвестициям и пришли к выводу, что Баффет и Мангер сознательно сорвали сделку между Wesco и Santa Barbara, предложив более высокую цену за четверть актива с целью поглощения остальной части. По крайней мере, так видели ситуацию руководители Santa Barbara — скорее всего, именно они и сообщили об этом в SEC¹⁶.

И тут Уоррен и Чарли впервые осознали, что Blue Chip оказалась в беде¹⁷. Не успел еще Баффет до конца насладиться своим членством в правлении Post, как ему и Мангеру пришлось столкнуться с серьезными юридическими проблемами. К этому времени Рикерсхаузер уже испытал на собственной шкуре, что значит работать с Баффетом. Однажды он сказал коллеге: «Не нужно подходить слишком близко к солнцу, даже если оно яркое и теплое»¹⁸. Следующие пару лет он проверял то, что можно назвать Законом Термодинамики Рикерсхаузера.

В феврале 1975 года SEC инициировала повестку в суд и начала полноценное расследование покупки Wesco «по делу Blue Chip Stamps, Berkshire Hathaway Incorporated, Уоррена Баффета [sic], НО-784». Сотрудники комиссии предполагали, что Баффет и Мангер совершили ряд мошеннических действий: «Blue Chip, Berkshire, Баффет [sic], отдельно или совместно с другими... возможно, предпринимали действия, которые прямо или косвенно способствовали совершению мошенничества; или сделали ложное заявление относительно существенных аспектов деятельности; или упустили из виду значительные обстоятельства...»

Адвокаты Комиссии сосредоточились на том, что руководство Blue Chip с самого начала планировало поглотить Wesco Financial, но не разглашало этот факт. Покупка активов после провала сделки с Santa Barbara должна была считаться «тендерным предложением», не подлежащим регистрации в SEC³⁰⁰. Это обвинение было самым серьезным, а за ним могло последовать публичное и громкое обвинение в мошенничестве не только против Blue Chip, но также и против Баффета и Мангера лично.

Принимая решение относительно объекта обвинения, Споркин мог выбирать — привлекать его к ответственности или урегулировать дело мирным путем. Во втором случае объект обвинения мог принести извинения без признания собственной вины; он не подтверждал и не отрицал факт совершения мошенничества, но соглашался заплатить штраф. Также в этом случае SEC решала, разглашать ли имена участников соглашения или просто заключить сделку непосредственно с компанией, без упоминания каких-либо имен. Оглашение имен в подобной ситуации если и не ставило крест на карьере, то уж точно могло существенно подпортить репутацию. Поэтому Баффет, который поднялся на олимп благодаря Supermoney, Forbes и Washington Post, был вынужден отчаянно бороться за свое доброе имя.

Расследование продолжало набирать обороты, и Баффету пришлось представить все свои документы — а это была огромная коллекция материалов (как, впрочем, и все его коллекции). Вторгаясь в столь оберегаемую им частную жизнь, адвокаты из конторы Munger, Tolies просматривали бланки регистрации сделок, информацию о недавних покупках активов, записки банкирам, письма в Sees Candies, заметки Верну Маккензи и т. п. и отправляли их в Вашингтон на экспертизу. У Баффета было чувство, что его загнали в угол. Они с Мангером как будто жили в кошмаре, где за ними гнался огромный, громыхающий гигант, а им приходилось бежать со всех ног, чтобы выжить.

Обмен письмами между Munger, Tolies и SEC приобрел невероятные масштабы. Внешне оставаясь спокойным, внутренне Баффет невероятно страдал. Мангер же не скрывал своего беспокойства.

К марту 1975 года расследование перешло в стадию допроса свидетелей. Инспекторы SEC вызвали для допроса Бетти Питерс. «Где ваш адвокат?» — спросили они. «А он мне нужен?» — задала она встречный вопрос. «Обычно все приходят с адвокатами», — ответили они. «А вы разве не хотите просто узнать, что произошло?» — спросила Бетти, и они допросили ее без адвоката.

Затем вызвали Мангера. Он тоже пришел без адвоката — зачем Чарльзу Мангеру еще один юрист? Он попытался опровергнуть обвинение против Blue Chip в срыве сделки между Wesco и Santa Barbara и объяснить, почему Blue Chip заплатила за активы Wesco больше, чем они стоили на самом деле. Конечно, они думали о полном контроле, но это были «долгосрочные планы», возможные только в том случае, если сделка между Wesco и Santa Barbara не состоится. Однако когда речь зашла о том, что Баффет и он, Мангер, предлагали Винченти работать на них, и «обхаживали» Бетти Питерс ради голосов членов ее семьи, обсуждение пошло по кругу. Мангер постоянно прерывал штатного юриста SEC Ларри Сейдмана и начинал читать ему лекции. «Мы хотели выглядеть справедливыми по отношению к Лу Винченти и Бетти Питерс», — говорил он¹⁹. Но юристы SEC никогда не встречались с несговорчивым Винченти, поэтому им сложно было понять логику Мангера. «А что насчет акционеров Blue Chip?» — спросил Сейдман. Он не понимал, зачем они так расщедрились по отношению к акционерам Wesco, практически все акции которой к тому времени были в руках арбитражеров.

Эти люди купили активы Wesco, зная, что в случае удачной сделки они будут стоить столько, сколько предлагала Santa Barbara. Они частично перестраховались, купив акции Santa Barbara, аналогично тому, как Graham Newman когда-то купила акции Rockwood в обмен на платежные квитанции торгового склада, на котором хранились какао-бобы. Но когда сделка с Wesco провалилась, это было как если бы цены на какао-бобы резко упали³⁰¹. Так какой же смысл был в том, чтобы выступать на стороне арбитражников и поддерживать высокую цену?