А в свободное время он изучал отчетность сотен компаний, которые еще не успел купить. Отчасти он делал это из интереса, а отчасти — на всякий случай.
Если какое-то заслуживающее внимания лицо добиралось до Омахи, чтобы встретиться с ним, то он садился в свой синевато-стальной «Линкольн-Таункар» и проезжал через центр города пару километров до аэропорта, чтобы лично встретить гостя. Для многих визитеров этот жест был приятной неожиданностью. Однако достаточно быстро он начинал играть у них на нервах, не замечая ни сигналов светофора, ни знаков обязательной остановки, ни других автомобилей — Баффет просто мчался по дороге, не умолкая ни на минуту. Он пытался давать своему поведению на дороге некое рациональное оправдание, говоря, что едет настолько медленно, что даже в случае аварии повреждения будут незначительными44.
Он всегда показывал гостям свой офис, демонстрируя важные вещи, способные рассказать историю его карьеры. Затем садился на краешек кресла, скрещивал руки и приветственно поднимал брови — эту позу он сохранял все время, пока его гость или гостья задавали вопросы или излагали свои просьбы. Для каждого из собеседников Баффет находил моментальное и мудрое решение, причем выражавшееся в форме не только делового предложения, но и теплого, дружеского совета. Когда же гости (знаменитые политики или руководители какой-нибудь крупной компании) завершали беседу, он мог огорошить их предложением перекусить в «Макдоналдсе» перед тем, как отвезти их обратно в аэропорт.
В то время как Баффет читал, занимался исследованиями и встречался с другими людьми, его телефон звонил не переставая. Те, кто звонил Баффету в первый раз, часто терялись, слыша в трубке приветственное «алло!». Часто они не могли поверить, что беседуют именно с ним, или попросту теряли дар речи. Его секретарша, милая Дебби Босанек, постоянно вбегала и выбегала из его кабинета с сообщениями, связанными с телефонными разговорами. Время от времени звонил и еще один телефон, 17 18 стоявший в отдалении от письменного стола. Эти звонки Баффет принимал сразу же, так как по этому номеру мог звонить только его трейдер на бирже. «Алло... м-м-м... хм-м-м... ага... сколько... м-м-м... хм-м... действуй!» — говорил обычно Баффет и вешал трубку. Затем он возвращался к другим звонкам, чтению или просмотру программ CNBC, а ровно в половине шестого вечера вставал и собирался домой.
Женщина, ждавшая его дома, не была его женой. Он ни от кого не скрывал своих отношений с Астрид Менкс, с которой жил с 1978 года в рамках крайне странного тройственного союза. Сьюзи Баффет не возражала против такого положения вещей и даже сама помогла правильным образом выстроить эти сложные отношения. Нужно отметить, что и Баффет, и Сьюзи много сделали для того, чтобы даже в этих условиях говорить о себе как о семье. Их семейные взаимоотношения строились по определенным четким правилам, как практически и все в жизни Баффета. Единственное объяснение, которым он был готов делиться с публикой, звучало примерно так: «Если бы вы хорошо знали всех нас, то прекрасно бы все поняли»6. Наверняка это было справедливым утверждением. Однако никак не помогало снизить градус любопытства, так как мало кто хорошо знал и Сьюзи, и Астрид, и самого Баффета (по крайней мере с этой стороны). Эти взаимоотношения (как и многие другие в его жизни) никак не пересекались между собой. Кроме того, как ни странно, Астрид и Сьюзи можно было бы даже назвать своего рода подругами.
Чаще всего Баффет ужинал (гамбургером или свиной котлетой) дома с Астрид. После пары часов общения с ней он переключал внимание на онлайновую игру в бридж, которой посвящал около двенадцати часов в неделю. Когда он полностью включался в игру, прилипая к экрану, Астрид обычно оставляла его одного и заходила только тогда, когда он время от времени просил ее принести бутылочку кока-колы. По завершении партии он обычно беседовал по телефону с Шерон Осберг, тренером и партнером по бриджу. Астрид в это время занималась мелкими делами по дому. В десять часов вечера, когда Баффет приступал к своим ночным разговорам с Аджитом Джейном, управлявшим его деятельностью по перестрахованию, Астрид обычно отправлялась в супермаркет и покупала только что привезенные завтрашние газеты. Баффет знакомился с их содержанием, а она отправлялась спать. Так протекала обычная простая жизнь мультимиллиардера.
Глава 4. Уоррен, в чем проблема?
Омаха и Атланта • август-декабрь 1999 года
Почти все состояние Баффета (точнее, около 99 процентов его 30-миллиардных активов) было вложено в акции Berkshire Hathaway. На конференции в Солнечной долине он говорил о том, насколько важнее для рынка «весы» по сравнению с «машиной для голосования». Однако следует понимать, что именно мнение «машины для голосования» о цене его акций и определяло высоту, с которой Баффет вел свои проповеди. Люди обращали на него внимание потому, что он был богат. Предсказывая, что рынок будет разочаровывать инвесторов на протяжении семнадцати лет17, он вставал на край 19
обрыва и прекрасно понимал это. Если бы Уоррен ошибся, то не просто превратился бы в посмешище для тех, кто слышал его в Солнечной долине — он бы в значительной степени утратил свои позиции в рейтинге самых богатых людей мира. А место в этом рейтинге было для Баффета крайне важным.
В течение всей второй половины 1990-х годов цены на акции BRK (аббревиатура Berkshire Hathaway, принятая на фондовом рынке) росли значительно быстрее, чем рынок в целом, и в июне 1998 года достигли своего пика на уровне 80ч900 долларов за акцию. Для американской экономики была нестандартной ситуация, когда за цену одной акции можно было купить небольшую квартиру. Для Баффета цена акций на рынке была простым способом измерения своего успеха. Она стабильно росла с того момента, как он купил BRK — по цене 7,50 доллара за акцию. Несмотря на то что в конце 1990-х годов рынок шатался то в одну, то в другую сторону, инвестор, купивший и державший акции BRK, находился в неплохом положении4.
Ежегодный прирост цены акций, %
1993
1994
1995
1996
1997
1998
BRK
39
25
57
6
35
52
S&P
10
1
38
23
33
29
Но теперь Баффет обнаружил себя стоящим на тонущей платформе из акций, которые не нравились рынку. Ему оставалось только наблюдать за тем, как растет рынок акций Т&Т (технологических и телекоммуникационных компаний). К августу 1999 года цена акции BRK упала до 65 000 долларов. Сколько денег хотел бы заплатить кто-то за акции крупной и устойчивой компании, обеспечивавшей ежегодную прибыль в размере 400 миллионов долларов? А сколько рынок был готов платить за акции небольшой и новой компании, терявшей деньги в текущем периоде?
Компания Toys “R” Us зарабатывала прибыль на уровне 400 миллионов долларов в год при объеме продаж в 11 миллиардов.
Компания eToys ежегодно теряла по 123 миллиона долларов при продажах на уровне 100 миллионов.
Рыночная «машина для голосования» полагала, что eToys стоит 4,9 миллиарда долларов, a Toys “R” Us — на миллиард меньше. Рынок считал, что eToys сможет сокрушить Toys “R” Us благодаря продажам через Интернет1.
Единственная тень сомнения, окутывавшая рынок, была связана с календарем. Эксперты предсказывали, что вечером 31 декабря 1999 года разразится катастрофа, так как компьютеры во всем мире не были запрограммированы на правильную работу с датами, год в которых начинался с цифры 2. Федеральная резервная система США в панике начала быстро наращивать объем денежной массы, чтобы предотвратить дефицит наличности в случае, если бы все банкоматы страны в один момент отключились. По этой причине вскоре после конференции в Солнечной долине рынок устремился вверх, как фейерверк в День независимости. Если бы вы в январе вложили один доллар в индекс NASDAQ, сформированный в основном на основе стоимости акций 20 технологических компаний, то после взлета рынка доллар превратился бы в доллар с четвертью. Аналогичная сумма, вложенная в акции BRK, превратилась бы в 80 центов. К декабрю показатель индекса Dow Jones Industrial Average подскочил на 25 процентов. А показатель NASDAQ5' проскочил отметку в 4000 пунктов и вырос на невероятные 86 процентов. Цена акции BRK упала до 56 100 долларов. Всего за несколько месяцев BRK потеряла почти весь прирост, достигнутый за предыдущие пять лет.
